how soon is now?

      Джо листал галерею на своем телефоне десятый раз за день. Яркие улыбки, неоновые огни, литры алкоголя лились сплошным потоком, сливались в одно несуразное пятно и вызывали кривую улыбку. Пресс-конференция в янтарной Японии. Бар в той же стране восходящего солнца и картонных друзей. Бескрайняя изумрудная свобода шотландских гор и дубового виски. Отец, слабо улыбающийся из последних капель любви к своему сыну, чье сердце истекало рубиновой кровью. Чья-то собака, которую Джо обнимал на фотографии с фронтальной камеры. Смазанный смех круглолицего блондина, случайно попавшего на фотографию с остроумным и забавным сине-красным граффити, которое тогда было жизненно важно запечатлеть.       Большой палец летал по экрану слева направо, превращая фотографии в замшелую карусель. Дойдя до одной, той самой, палец замер в воздухе. Его более взрослая копия, на своих еще крепких ногах танцора, стоял в посреди пустыни и улыбался не в камеру, но тому, кто тогда держал телефон, подняв перед собой руку заслоняя добрые глаза от щадящего мирного солнца. Сияющее небо с надеждой голубело над его головой.       Картинка поплыла перед глазами. Джо резко заблокировал телефон, отложил его на другой конец дивана и нервно огляделся по сторонам, смаргивая нежелательную влагу в глазах. Мрачная комната виделась в сепии и освещалась лишь редкими фарами несущихся куда-то машин. Закрадывалась крохотная завистливая мысль о том, что водителям было куда ехать, что водителей где-то ждали, что водителям хотелось где-то быть прямо сейчас. Если бы можно было выбежать из дома в одной футболке, поймать любую машину, которая согласится остановиться, и попросить отвезти его в десять лет назад, Джо бы уже натягивал разваливающиеся старые кеды.       Но было только здесь и сейчас.       И он не мог находиться здесь и сейчас.       Здесь и сейчас он был один.       Зеленоватая карусель со скрипом и скрежетом продолжила свой никуда не ведущий путь. Отчего-то захотелось вернуться к той, которая побоялась утонуть в его океане и нашла себе водохранилище поспокойнее. С ней было понятно, куда ведет его жизнь, и это внушало примирение. Тогда все было проще и намного яснее.       Но «тогда» осталось в бесчисленных фотографиях, вырезалось на подкорке, слепило фальшивой идеальностью.       Здесь и сейчас он нервно выстукивал ногой ритм музыки, которую он не слышал. Пил алкоголь, который не различал. Со смехом отвечал на вопросы, которые не понимал. Целовал людей, которых не видел. Мысленно вопрошал — ну когда уже? Когда уже начнется она, та самая, яркая и полная любви жизнь?       И лишь тысячи цветных квадратиков на белом фоне горько напоминали, что она уже упорхнула, мазнув красочным крылом по его небритой щеке.       Попытки зацепиться за жизнь он оставил после похорон. Закопав вместе с единственным постоянным и любящим свое настоящее, Джо нацепил коронную улыбку на посеревшее лицо и перестал чувствовать. Когда любое живое и человеческое напоминало ему о том, что он не может жить моментом, Джо улыбался. Когда объятия друзей не оставались успокаивающим теплом на поникших плечах, Джо улыбался. Когда громкая музыка и заливистый смех слышались сквозь вату, Джо улыбался.       Отработанную улыбку останавливал лишь один пронзительный взгляд.       Мерцающие в темноте дымчатые глаза, всегда слишком обеспокоенные, всегда единственное, что на сладкие несколько минут возвращало на землю. Глаза, мелькавшие в галерее Джо чуть чаще, чем родное сердцу с юности задорное и неловкое зеленоватое море, чем мягко полюбившаяся за последний год мудрая лазурь.       Ему никогда не нужно было спрашивать, в порядке ли Джо. Знал, что правды он все равно не услышит. Он лишь молча сжимал чужую руку на колене, попивая свое вино и непринужденно болтая с друзьями, или клал ладонь на плечо в успокаивающем жесте, пока не почувствует, как мышцы под его рукой расслабляются. Всегда тихо, незаметно для всех, всегда вовремя.       Была ли это любовь, ходящая на цыпочках по краю обрыва, немая и хрупкая? Спросите об этом Джо и он с усмешкой скажет, что он даже не уверен, что они друзья. Спросите об этом Бена и он пожмет плечами, уставившись в пол. Спросите об этом кого угодно и они в унисон уверенно кивнут. — Напомни, почему мы просто не можем быть вместе? — Потому что я не чувствую тебя рядом.       Разговоры, приводящие в никуда. Заломленные руки. Отведенные уставшие взгляды.       Тысячи слов, и Джо все еще никак не мог сказать, почему. Как объяснить, что находясь в моменте, он не чувствует момента? Как передать то ощущение, когда объятия не ощущаются? Как рассказать о том, что как бы Бен не был близок, он все равно слишком далек?       Жизнь продолжала свой полет, оставляя Джо позади. И он лишь смотрел ей вслед, ощущая след от обжигающих перьев на щеке.