Море и небеса

Волосы у него были цвета зимнего лисьего меха, несмотря на бродяжью жизнь - густые и тяжёлые, как дорогой шёлк; они бы послужили украшением даже достойной придворной даме былых времён, не то что знатному мужу. Это, да отливающие медью ресницы. Больше ничего хоть отдалённо женственного в облике Химуры не было. Жилистый и поджарый, с крепкими костистыми плечами и сильными руками опытного мечника, он всё ещё сохранял в себе безошибочно угадываемую любым сведующим человеком стать воина. Неизгладимый след прожитой жизни. Даже если части его силы предстояло исчезнуть - она чувствовалась. Для Аоши это было не только в его движениях и хватке даже прямо теперь - о нет, этот дух по-прежнему завораживал. Этот человек воистину видел небо и был в чём-то подобен ему сам - опираясь спиной и локтями на скамью, Аоши старался не закрывать глаза, гибко поддаваясь мягкой необоримой силе чужих движений и всё ещё любуясь этой странной, притягательной глубиной. Как высокий простор, как свободный ветер. Этому не жалко было принадлежать - на время, ибо иначе никогда не могло быть в привычной Аоши жизни, и Химура не был тем, кому он отдал бы себя навечно - в конце концов, его мир всё ещё делился на своих и остальных, но всё же. Что-то будто приходило к окончательному равновесию сейчас, во влажном жаре купальни и согласных тихих движениях. Не привязанность. Тем паче не любовь. Общее признание. Чужая осторожность одновременно ошеломляла и почти забавляла. Аоши не помнил, когда в последний раз искал телесной близости с кем-то, но это, по большому счёту, не должно было иметь значения. В его жизни было достаточно и куда худшей боли. Аоши настойчиво подался навстречу чужому движению, невольно запрокидывая голову. И вслед за короткой жалобой поотвыкших мышц, смешавшейся с тянущим плотским жаром, и саднящим ощущением твёрдого дерева под затылком, почувствовал, как одна из удержиающих и нежащих его рук безошибочно метнулась вверх. Ворох тёплой малиновой ткани оказался у него под головой. - Виноват. - Ты... всё ещё слишком много с себя... спрашиваешь. У Химуры оставались вещи, чтобы их решать, но Аоши не собирался вмешиваться слишком. Ответы на вопросы каждый ищет в себе, столько, сколько потребуется. И всё же замечание вырвалось на выдохе. - Твой покорный слуга примет это... как слова знатока, - в мягком его тоне, как искра в золе, вспыхнула усмешка. На сей раз даже не обидная в своей правдивости. - Но даже так, - добавил Химура, плавно меняя угол движения и заставив Аоши зарыться затылком в сложенный ги, сжать зубы и едва не зажмуриться окончательно, поддавшись горячей волне, - даже так... твой покорный слуга видит большие перемены, чем мог ожидать. "Он думал, что когда тени, замутившие воды, исчезнут, он увидит озеро, но вместо этого увидел море... Прости, это очень странно звучит". Поэтом Химура тоже был никудышним - его и не учили, надо думать. Он, как всегда, просто говорил от сердца и почти не задумываясь. Но это дарило внутреннюю ясность, которую так ценил в их теперешнем знакомстве Аоши. Эта ясность как-то очень правильно перемешивалась с блаженной светлой пустотой освобождения. "Ты слишком много думаешь". "Ты тоже". Пожалуй, это и была одна из причин нынешней близости - откровенной и природно-простой, привязывающей к земле и телу, но вместе с тем - освобождающей от всего лишнего. Почти как бой, но без какого-либо ненужного теперь противостояния. Бой, впрочем, тоже был бы хорош, но у Аоши почти не было настоящей привычки развлекать себя подобным образом. Уж точно не с кем-то, вроде Химуры. Слишком это было для своих. Но даже так - думалось легко и спокойно - даже если они никогда не смогли бы понять друг друга до конца, доверие - до открытого горла, до чужой хватки на бёдрах, не будившей отточенный навык насторожённого убийцы, до возможности всё же закрыть глаза - доверие было.