Ялта, август и мы с тобою...

Женщине на вид было лет сорок пять. Ну, плюс-минус — Ваня не очень умел возраст по внешке определять. Но вот про таких, наверное, и говорят «баба-ягодка», «в самом соку», и всякое такое, что Ваня будет говорить своим женщинам лет этак через двадцать. Пока он пользовался другими эпитетами. Дама была внушительной комплекции, с мощными бёдрами и бюстом, обтянутыми тёмно-синим шёлковым халатом. Чёрные блестящие волосы, убранные в небрежный пучок, кровавая помада и такие же ногти — одна рука на бедре, вторая упирается в дверной косяк над головой. С такими женщинами Ваня обычно дел не имел, перед такими он, честно говоря, тушевался. И сейчас оробел — Славка бы поржал над тем, как у него раздвоенный язык резко в жопу втянулся. — Эмм… Гадалка Галина?.. Женщина улыбнулась, глядя на Ваню как на олигофрена — одновременно снисходительно и с жалостью. Ваня сглотнул. — Сомневаешься, мальчик? — голос был под стать ей, глубокий, с лёгкой хрипотцой. — Пойдём. Ваня шагнул за ней в прихожую. Дверь захлопнулась. Если бы ещё пару месяцев назад кто-нибудь сказал Ване, что он будет заниматься подобной хернёй, он бы, пожалуй, вызвал придурка на баттл. Или хотя бы обосрал как мог. Но вот он, Ваня Фаллен, а вот гадалка Галина… Пардон, потомственная гадалка Галина. Но, наверное, стоит откатить события на два месяца назад, в то время, когда от Вани ушла Карина. И не просто ведь ушла, а забрала Гришеньку. Всё Ваня мог понять и простить, но это было слишком. — Ты, Ванечка, — сказала тогда Карина — безответственный и алкаш. Я не оставлю тебе кота. Я, в конце концов, его мать! Женская логика всегда была для Вани чем-то необъяснимым. Очевидно, уход с Гришенькой под мышкой по Карининой логике должен был поставить его на путь истинный, сделать ответственным и трезвенником. На деле что-то пошло не так, и следующие месяца полтора Ваня бухал. И с парнями, и в одно рыло. И однажды обнаружил себя сидящим на собственной кухне, над ним колодезным журавлём возвышался Славка, а на табуреточке у холодильника устроился Андрей, потягивающий минералку. — Мы твои друзья, Вань, — торжественно говорил Славка. — Кто кроме нас скажет тебе, какое ты говно? Ты должен нас ценить. — Я ценю. — Ты, Ваня, бухаешь как не в себя последнее время! Ты катишься по наклонной. Ване стало очень обидно. Пили все вместе, а катится он. И вообще, нашлись тут поборники морали, язвенники-трезвенники. — Короче, — Замай отставил минералку в сторону и встал. — Я тебе переведу всё, что тут Слава уже полчаса трындит: ты, Ваня, превращаешься в алкаша обоссанного. Нам это не нравится. Тебе тоже, но ты это потом поймёшь. Поэтому мы решили предпринять меры. Мерами оказалась путёвка в какой-то — «зашибенное место, Ваньк, буклетик хочешь?» — пансионат в Ялте. Там Ваня должен был правильно питаться, дышать морским воздухом, и восстанавливаться. Нет, в Турцию и Египет они не могли купить путёвку, там Ваня будет пить. А в Ялте не будет. Замай готов был верхнюю шестёрочку дать. Ваня сам не знал, как он на это согласился. Может, бухло в него уже не лезло, а может, сработали Славкины уговоры. Мол, давай, Ванька, поедешь, оттянешься, море-фрукты-тёлочки-фотки с обезьянкой, завидую, Вань, в следующий раз с тобой поеду. Всё мог Ваня понять и простить, даже, как выяснилось, уход Карины с Гришенькой под мышкой. Всё меркло на фоне предательства лучших друзей. Потому что пансионат, в который коварные Славка и Андрей его отправили, оказался не то чтобы рехабом, но чем-то смутно напоминающим подобные заведения. Алкоголя тут не было, одни свежевыжатые соки. Проносить свой алкоголь строго запрещалось, ровно как и приходить поддатым — Ваня попробовал было раз, и к нему вызвали добродушного дядечку в белом халате, радостно прогундосившего: — Заголяйте попку! После целебного укола Ваня больше не рисковал являться в пансионат даже с запахом. И бутылки проносить тоже. На ресепшене дежурил милейший Евдоким Дмитриевич, чуявший подобное за версту. Постояльцы передавали друг другу истории о том, как в своё время Евдоким Дмитриевич работал в НКВД, так что хитрожопыми алкашами его было не пронять. К слову о постояльцах. Тёлочки тут и правда были, Славка не соврал. Только вот все они годились Ване в матери, а геронтофилией он не страдал никогда. Что ещё хуже, в пансионате на момент Ваниного появления тусили лишь парочка мужчин-пенсионеров и бравый полковник в отставке. У полковника было пузико, а у Ванечки козлиная бородка, но даже она не помешала местным дамам поменять приоритеты и начать интенсивно проявлять к нему отнюдь не материнские чувства. Поэтому в пансионате Ваня старался появляться пореже, и желательно попадать в свой номер через балкон — благо этаж первый. Он слонялся по городу, съездил на парочку экскурсий, сфоткался с обезьянкой, сфоткал Аю-Даг, обожрался фруктами, плавал, купил любимым друзьям сувениры — Славка-гад точно должен был оценить свой магнитик по достоинству. В общем, первая неделя пребывания в Ялте прошла очень даже неплохо. Не считая, конечно, повышенного женского внимания со стороны «коллег» по пансионату, но когда это кому вредило. Даже на алкоголь не тянуло, не иначе как морской воздух действовал… или цепкий взгляд Евдокима Дмитриевича и его неизменное: «Добрый вечер, Иван, как погуляли?». Ваня думал, что с Евдокимом Дмитриевичем было бы неплохо однажды затусить… ну, то есть, сесть, поговорить по душам за рюмкой чая, может, и неплохой мужик бы оказался. Инстинкт самосохранения у Вани отсутствовал напрочь, но что-то внутри нашёптывало: найдут Ваню у берегов какой-нибудь Болгарии, если он с такими предложениями решит подкатить к Евдокиму Дмитриевичу. Ваня предпочитал помалкивать. И так всё хорошо шло, так всё шло здорово, а потом случилось Это. На восьмой день, а точнее ночь. Ваня стоял на балконе и залпом пил свежевыжатый апельсиновый сок и дышал. Глубоко дышал. Полной грудью. Потому что сон не желал никуда уходить, Ваня будто наяву видел Рудбоя, абсолютно (!) голого (!!) Рудбоя, который предлагал ему потрахаться (!!!). Уговаривал, гад, да так вкрадчиво, так убедительно, словно всю жизнь этим занимается — совращает ничего не подозревающих мужиков. А может так оно и есть, кто их знает, чем они в этих своих турах занимаются. Больше чем семья, ну-ну. А хрен у Рудбоя был ничего себе такой. И прямо в полной боевой готовности. Ване даже польстило… Что, блядь?! Ване срочно потребовался ещё сок. Много сока. И с водкой бы смешать. Чёртов Рудбой, чёртов больной ублюдок Рудбой, так ведь всё хорошо шло, никакого допинга не требовалось, и вот ведь! А Рудбой тем временем не желал из Ваниных снов исчезать. Каждую ночь снился, зараза. И каждый раз с хуем наперевес. И всё говорил, что им нужно переспать, вот прямо срочно, вот прямо сейчас. И руки распускал. Ваня во сне, конечно, не поддавался разврату, но однажды проснулся со стояком и разочарованием от того, что, собственно, сон кончился. Это оказалось последней каплей. Всё мог Ваня понять и простить, даже утаскивание у него Гришеньки, даже коварство Славки с Замаем, но не того, что какой-то сраный рэпер Охра пытается сделать его пидором. Положа руку на сердце, рэпер Охра ака Ваня Рудбой, был мужиком вполне себе… мм, в Ванином вкусе. Не то чтобы у Вани был там какой-то вкус на мужиков, но кое-какой опыт всё же был. Давний. Смутный. Плохо запомнившийся. А вот татухи Рудбоя Ваня помнил все. По крайней мере, те, что на виду. И как Рудбой на него посмотрел сквозь чёрные очки после баттла, Ваня тоже помнил. Как на говна кусок. Даже через очки видно было. Ваня не обидчивый вообще-то и не ранимый даже, Рудбоя в твиттере обосрал, трек про «в одну ладошку не кончали» написал, и фанфик на фикбук выложил. А ещё до дыр засмотрел тот видос, где на Рудбоя платье напялили. Но это уже другая история, не про неё сейчас речь. Со снами нужно было что-то делать. Спокойный оздоравливающий отдых накрылся, Ваня каждый вечер порывался надраться, лишь бы спать как убитый и снов не видеть. В один из вечеров он решился на самоубийство. То есть, предложил Евдокиму Дмитриевичу надраться с ним за компанию. Всё мог Ваня понять, и принять даже. Предательство лучших друзей, творчество Оксимирона, Рудбоя с хером наперевес, повышение цен на бензин, пидоров (Сам такой, — сказал Внутренний голос), но вот сидящего у него в номере с чекушкой водки Евдокима Дмитриевича его разум принимать отказывался. А Евдоким Дмитриевич не был следствием употребления веществ, за это Ваня поручиться мог. Ни капли в рот, ни грамма в ноздрю, как-никак. Зря что ли он тут оздоравливается? Евдоким Дмитриевич и впрямь оказался неплохим мужиком. Принёс водку и безалкогольное пиво. Выдал последнее Ване, посмотрев строго. Ваня спорить не стал. Сидели до четырёх утра, алкоголь Евдокима Дмитриевича не брал совершенно, отчего Ваня стал чувствовать к нему уважение даже. Хорошо посидели, Дмитрыч травил байки — про всё, кроме своей предыдущей работы, эту тему он деликатно обходил стороной, а Ваня не рвался спрашивать — ему всё ещё казалось, что Дмитрыч притопит его после попойки, как свидетеля. Ещё Дмитрыч рассказывал про «Галочку». Галочкой звали его любовницу. Была она, если судить по рассказам Дмитрыча, такой женщиной, коих Ване в жизни и встретить-то не светит. Красивая, яркая, роскошная, с невероятным чувством юмора, «а как поёт, Ванюш, как поёт! Как соловушка!». О том, что он как бы немножко рэпер, Ваня предпочёл стыдливо умолчать. Помимо внутренних и внешних выдающихся качеств Дмитрычева Галочка была гадалкой. Потомственной гадалкой, а это не в тапки ссать. Ваня к подобному относился крайне скептически, но раз уж Дмитрыч, повидавший в жизни немало дерьма, с жаром рассказывал о Галочкином магуйском таланте («Приворожила меня, Галочка, люба моя»), то незнакомая Ване Галина то ли обладала прокачанным скиллом гипнотизёра, то ли… Галочкин номерок Ваня у Дмитрыча взял. И позвонил. — Сегодня. В восемь. Приходи один, — и трубку положила. Никто не смог бы Ваню обвинить в тупости, никто. Не после килограмма выпитого снотворного, и уж точно не после попытки самоубийства путём непристойных предложений Дмитрычу. Должен был Ваня узнать, какого ж чёрта творится. Почему ему снится Рудбой, почему именно он, почему именно ему? Почему Рудбой норовит в каждом сне его, Ваню, трахнуть? Почему Ваня просыпается почти каждое утро со стояком и ненавистью к этому миру, Ялте, Рудбою, небу и Аллаху? Кто ещё мог Ване дать ответы на эти вопросы? Уж точно не Славка. И не психолог — спасибо, лучше уж так, лучше уж ялтинская гадалка — от дома далеко, никто никогда ничего не узнает. Ну, если только Дмитрыч не приревнует его к своей Галочке, и не притопит таки. Тогда уж точно Штирлиц провалится по самые помидоры: Славка и Ко понаедут, журналисты там всякие, мигом узнают, у кого Ваня в последний день жизни был, Карина поди ещё решит, что ради неё… — Ну что, молодой человек, — не вовремя он задумался. — Что я вам могу сказать… — А вы может хоть это… — Ваня нервно почесал ногу. — Карты там раскинете, я не знаю. Крысой дохлой передо мной помашете? Фотку вам, может, его надо? Я показать могу, у меня в телефоне… Галочка… пардон, гадалка Галина вздохнула, пошарила рукой под столом, нажала на какую-то кнопку, и мигом перестал валить из ниоткуда вонючий дым. Потом встала и включила верхний свет. Комната сразу стала простецкой, никаких таинственных теней по стенам и шебуршания в углах. — Чай будешь? Чего-то покрепче не налью, Дуся сказал, нельзя тебе. До Вани, честно говоря, не сразу даже дошло, кто такой Дуся. А когда дошло, пришлось чесать шею — ноги уже чуть ли не до крови были расчёсаны. — В общем, так, — сказала Галина, опустошив первую чашку и подливая себе из чайничка с голубым пастушком ещё. Пастушок казался Ване аллюзией на его нынешнее бытие. — Скажу честно: за всю мою практику таких случаев не было. В основном девки ходят. Погадать там, приворожить, порчу навести — на него, на разлучницу. Парни тоже ходят, но реже. И вот из-за других парней ни разу не приходили. — Да я не из-за него, — грустно сказал Ваня и взял печеньку. — На кой хуй… простите, зачем он мне сдался? Я же погадать. Карты раскинуть. В шар поглядеть. Может, это он на меня приворот сделал, а я и не знаю. Галина посмотрела на него очень внимательно. «Кому ты на хуй, прости, зачем сдался?», — читалось в её взгляде. Ване стало совсем грустно. — Я не знаю, что тебе про меня Дуся рассказывал, но, как ты понимаешь, не всё правда. Но кое-что и я могу, у меня бабка настоящей колдуньей была. Я в основном основываюсь на человеческой психологии. Ну и на том, что люди у нас не слишком умные. Приходит ко мне как-то красавчик. Так и так, говорит, девочка бросила, жизнь не мила, пойду сам брошусь. Со скалы. — И? — И! Сказала ему, мол, иди вечером в ночной клуб. Три раза сходишь, на четвёртый она там появится. Высшие силы в лице меня её туда толкнут. Иди, говорю, и стой у барной стойки. Только не забудь красную рубашку напялить — это обязательно. И всё, придёт она, увидит тебя, и влюбится заново. Ваня подлил себе ещё чая. — И что? Пришла и влюбилась? — Пришла. Влюбилась. Только не она, а соседка моя. Она ко мне тоже приходила, погадать. Думала, венец безбрачия на ней. А я ей и говорю: карты-то не обманешь, карты всё видят. Ждёт тебя король твой в ночном клубе. Стоит у барной стойки в красной рубашке. Иди и будь посмелее. Второго уже ждут, первой девочка была, Галиной назвали. — Круто! — искренне сказал Ваня. — Только мне вы ничем не поможете. — Не секоти, мальчик! Говорю же, дар у меня есть. Только я его на кого попало не распыляю. Тебе помогу, мне ты понравился. Ванина штука баксов Галине понравилась ещё больше. И слава Богу, что не он сам — Ване ещё вечером Дусе в глаза смотреть. Но Дмитрыча на вахте почему-то не оказалось. Зато в Ванином номере нашёлся Рудбой. На кровати. С хером наперевес. Ваня очень надеялся, что Рудбой никому никогда не расскажет, как он может визжать. Рудбой аж материться перестал, на полуслове замер, забился в угол и попытался прикрыться полотенчиком. — Ах ты ж рэпер Охра, — сказал Ваня, когда сердце перестало колотиться, словно за спиной стоял приревновавший Дмитрыч. — Ах ты ж грязный ты извращенец. Вы все там, в БЧС, такие, да? — Нахуй иди, — приветливо сказал Рудбой. — И из номера моего нахуй иди. Ну Мирон, ну Порчи, ну мрази! Как выяснилось, путёвку в пансионат Рудбою купили вышеперечисленные мрази. Наобещали райские кущи и отправили в путь дорогу. Райские кущи действительно должны были оказаться райскими. Только вот что-то пошло не так, и вместо домика на одну персону, Рудбой получил ключ от задрипанного номера. В котором ещё и вещи предыдущего владельца оказались. — Мне дал ключ седой старик на ресепшене. Я как раз хотел идти к нему, разбираться, только в душ вот сходил сначала… Хрен с ним, с номером, тут какая-то ошибка в целом. Не могли же они меня сюда отправить. — А ты позвонить им не пробовал? Написать там? Или айфон есть, мозгов не надо? — кажется, Ваня Фаллен возвращался в этот мир. — Нахуй иди. Пробовал. Недоступны оба. Ну!.. Рудбой вздохнул и посмотрел на Ваню. — Слушай, пошли, сходим выпьем что ли? — Мне нельзя. — Ну ты будешь сок пить. Пошли. Штаны только мои дай. Возможно, это неплохая идея. Возможно, после совместной попойки — пусть и с безалкогольным пивом — Ваня сможет понять, какого чёрта ему столько снился Рудбой с непристойными предложениями. Возможно, даже после этого вечера он перестанет ему сниться. — Ну, пойдём, рэпер Охра. Чёрт с тобой. Читатели никогда не узнают, чем всё-таки закончилась эта (или началась другая?) история, точно так же как Ваня Фаллен никогда не узнает, сколько в ней было совпадений, сколько магуйского таланта потомственной гадалки Галины (не без помощи её верного Дуси), а сколько его собственного дроча на Ваню Рудбоя. Но Ялта всё помнит. Все истории, которые когда-либо происходили в ней. Не то чтобы ей очень уж хотелось, на самом деле. Так повелось.