moonlight

      Ночью окутанный туманом Ирлеон совсем не кажется безопасным местом, а наоборот внушает страх и, даже поговаривают, может свести с ума незваных гостей своим гнетущим мраком. Когда солнце гладит шпили дворцовых башен, когда разливает свет на городские усадьбы, а пышные клумбы пестрят набором всевозможных букетов, этим местом хочется наслаждаться, запоминая каждый уголок. Когда же великое светило заходит за горизонт, уступая место белой луне, улицы поглощает гнетущая тишина.       Эльфы – существа дневные, им чужды касания лунного света, поэтому местные ремесленники спешат собрать свои лавки до того, как последние лучи заходящего солнца тронут линию горизонта. Беломраморный дворец, гордо возвышаясь в самом центре Ирлеона, хранит в себе немало тайн этого города, ведь здесь ничто не укрывается от глаз Короля. Ничто, кроме… — Вот ты и попался, наглый мальчишка, — остриё костяного кинжала касается мягкой щеки мужчины в тёмных одеждах. — Ваше Высочество… — сглатывает он, не отводя тёмных глаз от выточенного словно самой Природой лица. — Вафе Выфофефтво, — передразнивает эльф, — śāpaya, опять всё испортил!       Когда от лица убирают кинжал, военный только тяжело вздыхает (будто ему это нужно, в самом деле), и внимательнее осматривает парадный плащ с вышитыми серебром узорами. Странно, ведь во дворце среди ночи не намечается никаких праздников, а уж речи о том, чтобы куда-то выйти, и быть не может (хотя вряд ли, конечно, принцу как-то навредит Белый Свет, но эту тайну Чонгук унесёт с собой в могилу). — Тэхён, — мягко говорит мужчина, нежно убирая прядь платиновых волос за ухо наследного принца. На бледном лбу напротив поблёскивает синим закованный в тонкий обруч топаз, и Чонгук едва касается большим пальцем граней драгоценного камня, спускаясь на щёку юноши. Взгляд серых глаз снова приковывает к пропахшей сыростью стене, а по спине (военная выдержка ни к чёрту) табуном бегут мурашки. — Ты снова меня избегаешь, — печально вздыхает эльф, опуская уголки губ, — скажи, — глаза наполняются неподдельной тоской, — ты ведь нашёл кого-то, да? Отец снова тебе угрожал?       Чонгук прикрывает глаза, и в следующую секунду они полыхают красным, ведь тело не так давно насладилось вкусом свежей человеческой крови. — Мой принц, — шепчет мужчина, сжимая ворот расшитого руками упорных швей плаща, — нет в мире никого, кого бы я смог полюбить хоть на десятую часть так же сильно, как люблю тебя.       Полы плаща елозят по сырому полу, намокая, но Тэхёну совершенно нет дела до одежды, когда перед ним стоит Чон Чонгук — генерал придворной армии, чистокровный вампир из Северных земель, много лет назад добровольно сдавшийся во власть Короля эльфийского народа.       Их знакомство совершенно точно можно было назвать ничем иным, как чистой случайностью. Случайность эта в том, что оба остались живы. Принц любил выходить с парой-тройкой дворцовых вояк (в целях безопасности, разумеется) в окрестные леса. Любил слушать деревья, отвечая мыслями на их просьбы. Любил дышать пахучей листвой, наполняя полные лёгкие терпким воздухом. А врезаться в окровавленных незнакомцев он не любил. Ещё совсем юноша, с огромными испуганными глазами, весь перепачканный сажей и чьей-то (явно не его, больно выглядел здоровым для раненого) липкой кровью, Чонгук на полном ходу влетел в недоумённого Тэхёна, который, среагировав на опасность, выбросил вперёд свой костяной кинжал. Парень непонимающе косился на оружие, хмуря густые брови, а потом, заалев глазами, резво бросился на принца, пытаясь достать клыками до скрытой камзолом шеи. Стража, к слову, тут же оттащила обезумевшего паренька, скрутив ему руки и хорошенько приложив лбом о крепкое дерево. Тэхён, впрочем, не стал заводить истерик, а только присел на корточки, убирая засаленную тёмную прядь волос незнакомца за ухо. «Милый, — пронеслось в голове, — не похож на наших.» — Северянин… — Чужак… — Кровь… — Проклятый… — Беглец…       Голова Тэхёна готова была взорваться от лесного шепота. Казалось, деревья кричали хором, оглушая светлое сознание. Камень в резном обруче начал сиять сильнее, освещая густо поросшую травой поляну. Дворцовые было решили помочь принцу, но тот только махнул рукой, вставая на ноги: — Во дворец. — Но, Ваше Высочество. — Я не буду повторять дважды, — бросил принц, гордо выпрямив спину и направляясь по протоптаной тропе прямиком к Ирлеону. — Даже обидно, что я поцарапал такое милое личико, — совсем тихо прошептал эльф, любовно возвращая кинжал на пояс.       Стоя в пропахшем плесенью подземелье и слушая треск настенных факелов, Тэхён смущённо улыбается своим воспоминаниям, прижимаясь щекой к скованному стальной бронёй плечу. На тёмных доспехах Чонгука красуется герб их государства – четырёхлистный клевер в огненном круге, и принц мягко проводит увитыми перстнями пальцами по стали, покрываясь мурашками от контраста холодного металла с тёплой кожей. Они вдвоём – сплошной контраст. У Чонгука волосы темнее самой ночи, глаза горят алыми рубинами, руки покрыты шрамами тысячи сражений, а тело заковано в мощные доспехи и чёрный дорожный плащ. У Тэхёна пряди длинных светлых волос, чтобы не скрывать черт кукольного лица, скреплены на макушке сапфировыми заколками и извитым обручем, серые глаза впиваются в предвестии наступающей бури, а серебряные одежды, сияя, свободно висят на стройном, но крепком теле. — Так почему же ты прячешься от меня, моё сокровище? — шепчет принц в открытую шею, задевая щекой мраморную кожу. — Сейчас опасно быть… вдвоём. Мятежники могут застать нас, и тогда бунта не избежать. — Чонгук ласково проводит исчерченными царапинами пальцами по чужим шелковым волосам, вдыхая запах мокрого после дождя леса. — Опаснее быть порознь, — ещё тише отвечает Тэхён, прижимаясь губами к углу челюсти и тут же легонько кусая. — Боюсь, я не выдержу и секунды без тебя, мой дорогой ārakṣakayeki.       Чонгук поворачивает голову, впечатываясь губами в чужие, и притягивает принца ближе к себе, подавляя желание зажать его между собой и стеной (возможно, Его Высочеству и плевать на сохранность дорогущей одежды, но вампир чтит труд бедных придворных эльфов, чьи руки потом будут тщательно стирать расшитую накидку). Эльф жадно кусает мягкие губы, мажет по ним языком, нарочно задевая острые клыки, и крепко зарывается пальцами во вьющиеся тёмные волосы. Генерал спускается ладонями к кожаному поясу, задевая рукоятку спрятанного кинжала, и тут же приходит в сознание, сжимая чужие бока и уворачиваясь от очередного страстного поцелуя. — Тэхён, — стонет вампир, ощущая язык эльфа на собственной шее, — Тэхён, мы в подземелье,— глаза снова закрываются, а руки так и тянутся под шелковую рубаху молодого принца,—...magē ātmaya.       Серые глаза загораются восторгом, когда эльф отрывается от чужой кожи: — Обожаю, когда ты говоришь на эльфийском.       Принц звонко чмокает Чонгука в нос, широко улыбаясь, и затем, отряхнув светлые штаны, выпрямляется и подходит вплотную к вампиру, обвивая руки вокруг его шеи и прижимаясь обвитым тонкими стеблями эльфийской стали топазом к холодному лбу. Генерал неотрывно смотрит на тёмные ресницы, что касаются красных щёк, и безумно хочет прижаться губами к тонкому веку, но сейчас только крепче окольцовывает талию любимого руками, чуть жмурясь от яркого света искрящегося энергией драгоценного камня. Голова немного кружится, когда боковым зрением Чонгук улавливает перемещение дворцовых стен, и, наверное, если бы он был человеком, его бы даже вырвало, пока они проходили сквозь тени, но на деле спустя секунду только слышится лёгкий щелчок, а ноги касаются красного деревянного пола покоев наследного принца.       Не приведи Всевышний (какой абсурд), чтобы кто-то увидел, на что способен королевский преемник. В лучшем случае, его сожгут заживо за тёмную магию (а путешествие по теням и возможность «касаться» лунного света не входит в список чудесных возможностей светлых эльфов), а в худшем — отправят в тюрьму Айена гнить на нижних этажах. Чонгук вздрагивает, представляя, что может произойти, будь они такими беспечными, но Тэхён, видя обеспокоенное лицо вампира, только сжимает бледные щёки, касаясь кончиком носа чужого. — Мы будем в порядке. Я обещаю, magē ādaraya.       Эльф легко касается губами прохладной щеки, трётся о неё носом, а затем медленно отступает, шагая в глубь собственной комнаты. В окно бьёт свет белой луны, отражаясь в платиновых волосах яркими бликами, и Чонгук каждый раз готов дышать полной грудью, хоть ему это и не нужно, лишь бы глубже чувствовать любимый лесной аромат. Сейчас Тэхён пахнет стойкой хвоей.       Принц разворачивается к широкой кровати с балдахином, устеленной свежим хлопковым бельём. Он останавливается у самого края мягкого ковра, скидывая с плеч изуродованный тёмными разводами из подземелья плащ, и даже не поворачивает головы, зная, что Чонгук наблюдает. Тэхён усмехается, бросая взгляд на полную луну, игриво смотрящую в закрытое окно, и медленно расстёгивает пуговицы на шёлковой рубахе, чтобы спустя минуту безразлично бросить её к валяющемуся у ног расшитому плащу. Тэхён знает, что сейчас видит его возлюбленный. Знает, как выглядит его кожа, впитывающая ночное сияние нового месяца, знает, как тонкий обруч — символ его силы и принадлежности к правящей семье — отбрасывает блики на плечи, и, Чонгуку пока не видно, тонкие ключицы.       Когда с ног спадает последняя одежда, а тело становится полностью открытым перед заправленной кроватью, Тэхён чувствует грубые ладони на тёплой коже живота. Чонгук прижимается губами к вспотевшему виску, вырисовывая пальцами узоры на родном теле. Он точно знает, что на внутренней стороне бедра у наследного принца в ряд три родинки, и генерал, несомненно, любит целовать каждую, прикусывая напоследок. Млея под любимыми прикосновениями, эльф заводит руки за спину, прижимаясь всем телом к холодной стали и неприятно вздрагивая. — Не так-то просто избавиться от доспехов, мой принц,— низко шепчет Чонгук, кусая хрящ увешанного серьгами уха.       Тэхён только фыркает на такую явную провокацию, и, развернувшись в руках вампира, упирается ладонями в кирасу, снова ослепляя на несколько секунд светом священного топаза. Чонгук жмурит глаза и скользит ладонями к тонкой шее напротив. Стоя в одном стёганном поддоспешнике, что едва доходит до середины бедра, генерал ждёт дальнейших действий эльфа, но тот только щурит взгляд, с вызовом смотря на возлюбленного. Вампир улыбается, целуя горячую щёку,и, заведя руки за спину принца, бережно обхватывает длинные волосы,скрепляя их сапфировыми заколками. — Тэхён-а, — басит генерал, поглаживая большими пальцами точёные скулы и всматриваясь в тёмную радужку напротив, — obaṭa ādareyi. — Я тебя тоже.       Плотная ткань поддоспешника трещит по швам, когда Тэхён резко стягивает её с тела вампира, нарочно касаясь ладонями бледной кожи. Чонгук зачаровано смотрит своими невозможно красными глазами, раздевает взглядом не тело, а душу, и так привычно проводит пальцами по выступающим рёбрам, желая зацеловать любимое тело целиком и полностью. Кажется, что сейчас всё оборвётся: раздастся звук горна со сторожевых башен, и тогда король спустит Сумеречную Стражу на них двоих, разделяя теперь действительно навсегда. Генерал мягко припадает к сладким губам, сплетая язык с чужим, и гортанно стонет, когда чувствует руку принца на своём члене. Возможно, это безумие? Ведь нельзя каждый раз сходить с ума от собственных чувств, разрывающих грудную клетку. Воздуха едва хватает на то, чтобы не задыхаться, и Чонгук, слабо укусив чужую губу, переходит на пахнущую травами шею. Влажные поцелуи клеймятся на тонкой коже розовыми пятнами, что потом нальются багровым, и Тэхён откидывает голову, крепче цепляясь пальцами уже за плечи вампира сквозь глухой стон.       Пульс принца заглушает все звуки, кроме слабых стонов. Чонгук проводит носом по бьющейся на шее жилке, когда Тэхён закидывает одну ногу ему на талию. Подхватив эльфа за бёдра, темноволосый валит его на кровать, пахнущую свежим мылом, и широким мазком лижет горячую шею. Руки скользят по разгорячённому телу, пока глаза начинают понемногу тускнеть, заплывая молочной пеленой из-за вновь просыпающегося голода. Губы касаются острых ключиц, оставляя метки, и замирают на вздымающейся груди. Хочется зацеловать каждый сантиметр, врасти телом в чужое и ни за что не отпускать.       Тишина разбавляется сиплыми стонами и звуком новых поцелуев, отпечатывающихся на коже новыми пятнами. Пальцы Тэхёна зарываются в волосы вампира, сжимая у корней и слабо оттягивая, доставляя скорее приятную боль, чем что-то невыносимое. Внутри самый настоящий пожар, передающийся на кончики пальцев острым покалыванием. Совсем не хочется останавливаться, но и быстрее закончить сладкую пытку тоже не хочется. Чонгуку мало. Всегда будет мало. Потому что душой они – одно целое, и каждую секунду их будет тянуть друг к другу так, как не притягиваются даже магниты.       Тэхён смотрит на возлюбленного преданными глазами, закусывает губу и всё так же крепко сжимает тёмные пряди. Его бы снова зацеловать: лоб, что неизменно украшен ободком со сверкающим топазом, отбрасывающим на лицо синие блики; щёки, наливающиеся мягким румянцем; губы, что немного припухли от страстных поцелуев.       Пользуясь тем, что Чонгук опять погрузился в свои мысли, Тэхён притягивает парня на себя, снова касаясь возбуждённого члена и неспешно водя рукой, так, что темноволосый упирается лбом в исцелованное плечо, рыча, но надолго его не хватает: вампир поднимает голову, завлекая принца в новый развязный поцелуй, перебиваемый стонами обоих.       Моменты, когда есть только двое, что сплетаются в одно целое, не забываются от слова совсем. Чонгук до сих пор помнит их первый раз с Тэхёном: неловкий, но полный искренней любви. Впрочем, любовь, кажется, со временем только крепче цепляется за обреченные сердца, соединяя их воедино. Вампир стонет глухо, чмокая звонко гладкий подбородок, и резко переворачивает эльфа на живот, тут же кусая бледную ягодицу. Принц вскрикивает в подушку, укладывая на неё руки и слегка прогибая спину. Генерал победно ухмыляется, сжимая ладонями мягкие ляжки, и ведёт губами по внутренней стороне бедра, кусая излюбленные родинки. Тэхён жмурится, что-то говорит в подушку (совсем не разобрать) и удобнее становится на колени, как можно сильнее прогибаясь в пояснице, а затем звонко стонет, когда Чонгук бесцеремонно проталкивает в него свой язык. Комната на секунду освещается вспышкой топаза.       Вампир толкается языком как можно глубже, сжимает пальцами мягкую кожу, разводя в стороны порозовевшие от поцелуев половинки, и мысленно делает пометку спросить у Тэхёна, какого чёрта сейчас так легко. Принц стонет сладко, царапает подушку ногтями, подаваясь назад, и делает глубокий вдох, когда пальцы Чонгука, смоченные слюной, заменяют юркий язык. — Ты готовился, — выдаёт на ухо генерал раскатистым басом, продолжая мягко вводить два пальца и вызывая толпу мурашек по телу. — Ох, — сглатывает эльф, — не медли, душа моя. Вампир утыкается носом в затылок возлюбленного, уже резче вводя пальцы и растягивая податливые стенки. Тэхён почти скулит, когда три пальца свободно входят в него, а Чонгук вытаскивает их, напоследок хлопнув по мягкой ягодице. Принц осторожно переворачивается, сталкиваясь нос к носу с Чонгуком, и подаётся вверх для такого нужного поцелуя. Ноги оплетают чужую талию, а сердце бешено колотится в груди, гоняя кровь по всему телу. — Ты голодный, — шепчет светловолосый, проводя пальцами от переносицы к вискам и хмуро глядя в молочные глаза. — Я в порядке, — мягко отвечает вампир, поворачивая голову и целуя раскрытую ладонь. — Ох, magē ātmaya...— эльф поджимает пальцы на ногах, крепче обхватывая натренированное боями тело, и толкается вверх, усаживаясь на бёдра Чонгука.       Вампир рвано вдыхает, когда принц, ни секунды не медля, обхватывает пальцами в своих чертовых кольцах порядком возбуждённый член. В голове одновременно и тысячи мыслей, и ни одной. «Мой, мой, мой». Тело немного подрагивает от накатывающего возбуждения, но Тэхён не спешит, мягко оглаживая пальцем головку и неспешно водя кулаком по всей длине. Чонгук хрипит надрывно, тянется губами к чужим, вновь сплетаясь языками, и протяжно стонет в поцелуй, когда эльф направляет член в себя, резко насаживаясь. Внутри не иначе как фейерверки, и запах лесных деревьев забивается в ноздри, оседая в лёгких смолой. Когда Тэхён разрывает поцелуй, полностью усаживаясь на Чонгука, вампир непонимающе хлопает мутными глазами, но принц только притягивает того за затылок к своей шее, крепко держа за волосы. У Чонгука мысли подёргивает туманом в предвкушении. Они проделывали такое несколько раз, и после настойчиво пытались спрятать все следы своего маленького преступления, оттого сейчас и во рту сухо совсем, а клыки давят на дёсна, словно живут своей жизнью, ожидая погружения в тёплую плоть. Вампир целует тонкую кожу, крепко хватается руками за чужие бёдра, слегка приподнимая податливое тело, и впивается в шею, пуская по горлу горячую кровь. Тэхён вскрикивает, крепче прижимая голову Чонгука к себе, и начинает неспеша двигаться, постепенно наращивая ритм.       В голове сплошная каша из наслаждения и токсиновой эйфории, что, кажется, обоих сейчас разорвёт на мелкие кусочки под светом этой непозволительно белой луны, всё ещё настырно заглядывающей в окно. Радужка темноволосого наливается алым, конкурируя за яркость с тэхёновыми ягодицами. Безумно хочется пить, любить, владеть, целовать. Просто хочется. Подушечки пальцев горят, горло горит, внутри полыхает самый настоящий пожар, и Чонгук осторожно отстраняется от сладкой шеи, зализывая укус. У Тэхёна на лице выражение полной покорности, и оттого в груди вампира нещадно колет. Пить кровь прямиком из «живого сосуда» очень...интимно. Для таких, как Чонгук, во дворце есть особая кухня со свеженабранными резервуарами, но, конечно же, чувство насыщения настоящим телом ни с чем не сравнится. И это ещё один грех в копилку их скрываемых безумств.       Тэхён двигается резко, жарко, тычет носом под ухом, надрывно стонет и не оставляет и шанса на то, чтобы не влюбиться заново. У Чонгука окончательно срывает крышу, он смещает ладони на талию, крепко сжимая её и помогая эльфу сильнее насаживаться на член, вырывая звонкие стоны, удерживаемые в пределах этих покоев надёжной звукоизоляцией. Вампир утыкается лбом во взмокший висок, делая грубые толчки, и, не сдерживаясь, впечатывается поцелуем в раскрасневшиеся губы. Чонгук ускоряет темп, опрокидывая принца на кровать и, опираясь на свои локти, продолжает вбиваться в находящееся уже на грани тело. Генерал делает несколько размашистых толчков, когда сперма разливается внутри наследного принца, заполняя. Тэхён надрывно хрипит, крепко обхватывая чужую шею, когда вампир, высунув член из напряжённой дырочки, склоняется к чужому паху, широко проводя языком по налившейся головке. Перед глазами вспыхивает топаз, мерцая в комнате голубым светом, а Чонгук продолжает насаживаться ртом на крепкий ствол, усердно вылизывая. Эльф подгибает одну ногу, закидывая её на плечо вампира, и сладко стонет, когда генерал кружит языком по уретре. Сапфировые заколки совсем не помогают, и волосы лежат веером по подушкам, прилипая единичными прядями ко лбу. Чонгук отстраняется, заменяя рот рукой, и целует мягкий живот, постепенно поднимаясь к любимому лицу. Глаза в глаза: красный и серый. Губы прижимаются в крепком поцелуе, когда рука ускоряет движения, вырывая раскатистый стон Тэхёна. На животе расползается следствие бурного оргазма, и Чонгук вытирает руку о хлопковую простынь, звонко чмокая родинку на носу эльфа и заваливаясь на того сверху. Светловолосый нежно перебирает вьющиеся пряди, прижимая любимого к груди, так, чтобы он слышал звук его сердца. — Не бегай от меня, Чонгук-и, — кидает в тишину Тэхён, нежно проводя пальцем по маленькому шраму на щеке генерала, оставленному при первой их встрече, — не убегай, пожалуйста. — Да, мой принц, — вампир вдыхает терпкий запах грозового леса, — да, magē ātmaya.