Шоколад с чабрецом

Шарль сидел за столом, подперев голову руками, и смотрел на стопку бумаг, лежавшую перед ним. Уже нельзя было ничего на них прочесть – оплывшая свеча практически догорела. Впрочем, он читать и не пытался. Сегодня ему так хотелось порадовать Мадлен. Он чудом сумел раздобыть шоколад, который она – он помнил – очень любила, постарался угостить её так, чтобы она не смутилась из-за подарка (даже это, кажется, ему не очень-то удалось)… И начисто забыл, что он просто не мог знать, как ей нравился шоколад с чабрецом – не мог бы, если бы не подглядывал за её завтраками. Мадлен мгновенно догадалась обо всём. Ужас и боль разочарования в её глазах напомнили ему о той ночи, когда она прибежала к нему просить за Андре. И она ещё хотела, по её словам, попробовать его простить! «Через два дня она одумается и скажет, чтобы я больше на глаза ей не попадался». Он глотнул из стоявшей рядом чашки. У давно остывшей воды был мерзкий бумажный привкус. В голову упорно лезли воспоминания о жизни в имении де Куаньи. Тогда Шарль даже не задумывался о том, что подсматривать за Мадлен из-за занавесок и из тёмных уголков, по меньшей мере, неприлично. В конце концов, как он был уверен, рано или поздно она вышла бы замуж и куда-нибудь уехала, а он бы остался открывать двери перед её матерью и собирать танцовщиков для званых вечеров до скончания века. Мадлен ничего бы даже не заподозрила. Ну а после революции... когда он вообще её разыскал, он был настолько вне себя от страсти, что практически не чувствовал угрызений совести, посылая инкройябля её выслеживать. «Нет, ни прежде, ни сейчас я не мог достойно выражать свои чувства. Если бы мы с Мадлен были равны... хотя, кто знает, с моим характером я бы и тогда всё испортил». В дверь тихо постучали. – Ты мне должен за шоколад, – напомнил, проскользнув в комнату, инкройябль. Шарль равнодушно достал кошелёк и отсчитал деньги. – Ну что, опять неудача, что ли? – спросил инкройябль, пробуя один из франков на зуб. – Неужели твою златокудрую красавицу не впечатлило угощение? – Замолчи, не хватало только новых твоих советов. К новостям, касающимся Мадлен, инкройябль относился с живейшим интересом – очевидно, просто потому, что происходящее его забавляло. Ещё бы, похоже, не считая Андре и самой Мадлен, он был единственным на весь Париж, кто знал, что пылкий революционер Шарль Жерар тайно мучается от любви к аристократке! – Ты выдернул её почти что с самой гильотины, – сказал инкройябль. – Я удивляюсь, что она до сих пор не у твоих ног. Шарль немедленно представил, как Мадлен сидела бы сейчас в лёгкой кружевной рубашке, прижавшись к его коленям, её распущенные локоны падали бы золотистой волной почти до пола, в её лице светились бы нежность и счастье, и она потянулась бы к нему, когда он склонился к ней, ответила бы на его поцелуй, обняв его за плечи, прерывисто вздохнула от удовольствия, когда его губы прижались бы к её нежной шее… «Я выбегу на улицу, выкрикну своё имя, и смерть станет моим спасением!..» – словно наяву, прорвался в сознание её дрожащий голос. Шарль опомнился, мотнул головой, прогоняя сладкие мечты, и свирепо посмотрел на инкройябля. Тот, к счастью, понял, что не стоит слишком испытывать судьбу, церемонно поклонился и, как кошка, юркнул за дверь. «Надо лечь, иначе я помешаюсь окончательно. Мадлен, моя радость, если бы я мог повернуть время вспять и всё исправить… да что там всё, хоть что-нибудь…» Сон, конечно, стал лишь физическим отдыхом. Всю ночь Шарля мучили кошмары. В одних он не успевал спасти Андре и Мадлен и в оцепенении смотрел, как падают на землю их отсечённые головы, в других он, не сумев обуздать свою страсть, овладевал Мадлен, и она безжизненно оседала в его объятиях, беззвучно плача, в третьих образы прошлого и настоящего сливались в полный хаос, Робеспьер почему-то появлялся на балу у де Куаньи, Андре читал свои стихи перед трибуналом, Мадлен резвилась в саду родного имения, но была одета в платье из грубого сукна, как теперь, и под её глазами темнели круги… На улице едва начало светать, когда Шарль проснулся в холодном поту. В первые мгновения он даже не мог понять, где он, что случилось во сне, а что – наяву. Глубоко дыша, он присел на кровати, силясь успокоиться. «Пора уже что-то делать. Если завтра Мадлен окончательно откажется иметь со мной дело, я куда-нибудь уеду. Куда угодно, лишь бы подальше от Парижа. Знать, что она рядом и снова недосягаема – это пытка. Рано или поздно я или тронусь умом, или пойду на какую-нибудь новую подлость…»

***

Вечером следующего дня Шарль вновь появился у скромного домика на окраине, где жила Мадлен. На его стук, впрочем, на этот раз открыла другая женщина – хорошо знакомая ему молодая мулатка. Она, казалось, почти не изменилась – даже наряды носила такие же яркие, как прежде в имении. Уперев руки в бока, она заслонила ему проход: – Даже не вздумай, Жерар! Хватит и того, что Мадлен уже пришлось вынести из-за тебя! – Берси, впусти его! – Мадлен появилась за её спиной. – Послушай, – выражение лица бывшей служанки тут же смягчилось, стоило ей обернуться к Мадлен, – я говорила тебе не раз: ты пережила достаточно несчастий, и я не хочу, чтобы что-то случилось с нами снова, когда мы едва начали налаживать жизнь. Жерар, убирайся! – рявкнула она, резко развернувшись обратно. – А если ты только посмеешь появиться рядом с нашим домом ещё раз… знаешь, какие у меня есть дружки? – Пожалуйста, Берси, перестань, – Мадлен сумела проскользнуть мимо неё навстречу Шарлю. – Я тоже тебе сколько раз объясняла: я хочу восстановить нашу прежнюю дружбу… – Дружбу? Не смешите меня! Да он спит и видит, как бы затащить тебя в постель! – Если бы дело было только в этом, ему не пришлось бы сильно утруждаться, – возразила Мадлен, успокаивающе взяв подругу за руку. – Достаточно было бы пригрозить арестом, а то и чем похуже, тебе или Андре, и я бы согласилась на что угодно. Шарль почувствовал, что лицо его запылало от стыда. Ведь именно так всё чуть было не произошло. – Но Шарль не такой. Правда. И сегодня он пришёл потому, что я его пригласила. – Глупышка, на то у него и расчёт, он просто тобой манипулирует! Он знает, какое у тебя доброе сердце, и поэтому сыграл на твоей жалости! – Ничего подобного! – Шарль решил, что пора уже вмешаться. – Когда я устроил арест Шенье – вот это был расчёт. Сейчас – нет. Я был бы… был бы счастлив вести себя, как положено, но я… Берси, ты не хуже меня знаешь, у меня и друзей никогда не было после того, как Мадлен уехала учиться в монастырь. Недовольно ворча себе под нос, Берси отодвинулась в сторону. Её угроз Шарль не боялся – с какими бы тёмными личностями она ни была связана, его никто из них просто так, по её просьбе, тронуть не посмеет. – После такого вступления сложно будет начать спокойную беседу, – вздохнул он, когда Мадлен пригласила его за стол и разлила по чашкам воду с щепоткой травяного чая. – Да не бери в голову, – смутилась она. – Берси просто очень за меня переживает. – Она меня ещё в имении не любила. – Откуда ты зна… ой, извини… просто она мне тоже это сказала. – Ну, меня и не за что было любить. К тому же Берси шустрая, она меня несколько раз едва не поймала у твоей комнаты. Некоторое время они молча пили чай. Наконец Мадлен, словно решившись, подняла глаза: – Шарль, давай разберёмся сразу. Ты знаешь, я… я до того вечера понятия не имела о твоих чувствах. Думала, что ты меня ненавидишь, а может, и просто не особо помнишь. Подожди, пожалуйста, дослушай до конца. Мне до сих пор отвратительна мысль о том, что ты за мной следил, и мне понадобится много времени, чтобы забыть твоё поведение после ареста Андре. Знаешь, я раньше удивлялась, как это так можно – простить, но не забыть… теперь понимаю. Она отпила глоток из чашки и продолжила: – Но зато я навсегда запомню то, как ты защищал Андре на суде… как провёл меня в тюрьму… как прибежал с приказом о помиловании. Я уже вижу, что ты порываешься сказать – нет, я сейчас говорю всё это не из благодарности. Дело совсем в другом. Эти твои поступки оставляют надежду, что что-то сохранилось ещё от прежнего Шарля, которого я знала в детстве. – Ты всегда видишь в людях только хорошее, – пробормотал Шарль. Несмотря на мягкий тон и улыбку Мадлен, он готов был сквозь землю провалиться. – Я не изменила своего решения. Я действительно хочу… если получится… поддерживать дружбу с тобой. Если только ты не против… – Да что ты! После того, что я наделал, мне удивительно, что ты и общаться-то со мной готова. – Я помню, что ты говорил, ты меня всё ещё… всё ещё любишь, – Мадлен порозовела. – Гм, Шарль, понимаешь… Мы с Андре – у нас… это было чувство перед лицом гибели. Потом оказалось, что мы не можем ни дня прожить под одной крышей, но тогда, когда он был приговорён к казни, мы, конечно же, и не думали о каком-то совместном будущем. Какое будущее? И настоящего-то не было. А теперь, когда жизнь стала чуть спокойнее, я… я не хочу влюбляться поспешно, хвататься, как утопающий за соломинку… У Шарля перехватило дыхание, а во рту пересохло. «Неужели она намекает, что когда-нибудь попозже… да нет, что за бред, она просто хочет выкрутиться так, чтобы я не обиделся…» Раздался стук в дверь. – Берси? – спросил Шарль. – Нет, Берси ушла вскоре после твоего прихода и сказала, что вернётся только завтра, да и ключ у неё есть. Мадлен побежала открывать, а Шарль нащупал на поясе пистолет. Мало ли что. Но пистолет, к счастью, не понадобился. – Здравствуй, Мадлен… ой, – вошедший Андре увидел Шарля. – Я не помешал? Шарль и Мадлен отозвались почти одновременно: – Нет-нет. – Нисколько. – Я тогда не буду вас стеснять, – привстал Шарль. – Вздор, – заявила Мадлен. – Берси иногда здесь по две дюжины приятелей собирает. Андре, чай будешь? Андре машинально кивнул и взял чашку, но мысли его были явно заняты чем-то гораздо более возвышенным. – Дай угадать: ты написал новое стихотворение, – улыбнулась Мадлен. – Поэму, – сияя как медный грош, поправил он её. – Всего за одну ночь! Уже отослал издателю. – Почитать не дашь? – спросил Шарль. Стихи Андре ему, если честно, казались нудноватыми, но он всё ещё остро чувствовал свою вину перед другом и поэтому аккуратно скупал и читал всё то, что тот печатал. – Когда выйдет, непременно, – сказал Андре. – Боюсь, там придётся ещё многое исправлять. К шести часам утра, да ещё без единого зёрнышка кофе, начинаешь думать, что «красный» рифмуется с «чёрный». Ой, кстати! – спохватился он. – Мне тут читатели из Испании подарили. Как раз вам двоим хватит, я-то это терпеть не могу. Он положил на стол большой пакет, от которого сразу разнёсся терпкий, щекочущий нос аромат. – Я же помню, Мадлен, ты у нас любительница шоколада с пряностями? Шарль поперхнулся чаем и закашлялся. – Андре, спасибо тебе большое, – выговорила Мадлен, хотя было видно, как она покраснела. – После чая я пока пить не хочу – а ты, Шарль? – дождавшись его кивка, она снова с дружеской улыбкой повернулась к Андре: – Так что расскажи пока лучше о своей поэме. Мне было бы очень любопытно послушать! – Ещё бы, – наконец откашлявшись, подтвердил Шарль. Андре немного удивился сдержанной реакции Мадлен на любимое лакомство, но – как он позже говорил – приписал её только тому, что девушка после всего случившегося чувствовала себя неловко в обществе и его, и Жерара одновременно. Что касается поэмы, он не заставил себя долго упрашивать и с радостью пустился в подробные объяснения.