Бона Сфорца

Ее мужа зовут Сигизмунд. Это слишком сложно для нее, поэтому она улыбается и произносит: — Сиджизмондо. Тот смотрит на нее пристально, и этот взгляд тяжелее пощечины. Он некрасив, ее муж, у него глаза навыкате и капризный, безвольный рот, и страна, которой он правит, некрасива тоже. Он стар, ее муж, омерзительно стар, и страна, что лежит вокруг них, тоже старая и ветхая. Бона тоже немолода, с нее в родном Милане не писали мадонн и языческих богинь, но здесь, посреди темных стен и присыпанных пылью гобеленов, она чувствует себя непростительно юной и красивой. Это теперь твоя страна, говорит Бона, а горло все равно сжимает сухим спазмом. Это теперь твоя страна, тебе здесь жить. Бона держит голову высоко, как настоящая итальянка, и здесь, в Польше, в великом княжестве Литовском, это не нравится никому. Здесь женщины не держат головы прямо, они опускают глаза и ковыряют иглами вышивание, накалывая немеющие от холода пальцы. Здесь все не так. Здесь люди похожи на тени, а колокольный звон в воскресенье звучит чумным набатом. Здесь все – грех, и пустые, рыбьи глаза ксендза не сулят ей искупления. Здесь не смеются и кутаются в темный, тяжелый бархат, а из кувшинов в кубки льется не вино — скорбь. Бона смиряется. Меняет яркий шелк на темный бархат, тщательнее подбирает слова на исповедях и терпит неуверенные, старческие прикосновения мужа. Руки у Сигизмунда твердые и холодные, как у мертвеца. Они все здесь — мертвецы, а кто не мертв, тот облачен в траурные одежды, и небо здесь всегда серое, как утро казни. Бона поднимает голову к серому небу, с которого сыпет серый снег и запрещает себе вспоминать об Италии. Боне смешно. Бона все делает так, как делали женщины Италии — копит богатство, упрочивает влияние и в любовники выбирает глупых и не болтливых. Сигизмунд, которого она больше не пытается назвать Сиджизмондо, кривит свой капризный, безвольный рот, но молчит. Он молчит даже тогда, когда их сына, мальчика десяти лет, которого тоже никто не зовет Сиджизмондо, выбирают королем Польши. Бона думает, что когда-нибудь вернется в Италию, чтобы жить. Однажды ее муж, выдыхает своим капризным, безвольным ртом в последний раз. Бона смотрит на его обвисшую, слюнявую губу и пожимает плечами. Боне не хорошо, но и не плохо. Боне - здесь и сейчас – никак. На похоронах она опирается на локоть сына, ловит в его глазах тлеющую ненависть и понимает, что до свободы ей далеко. У ее сына – чужого, чужого, совсем чужого человека – знакомый капризный рот и знакомое пугливое выражение в глазах. Он не отпускает ее из королевства – боится за земли, за деньги, за себя. Вы глупы, сын мой, качает головой Бона, как же вы глупы. Она оставляет ему свои земли, свои замки – темные мертвые камни, укрытые пыльными гобеленами, оставляет скорбь, серое небо, чумной колокольный набат. Тогда сын позволяет ей уехать, и Бона возвращается в Италию – умирать.