Просто скажи «да» нашей лавстори

На какой-то восхитительный отрезок времени после финала Юри кажется, что он не способен чувствовать себя несчастливым. Они с Виктором — словно две переплетённые водоросли, плывущие по течению. Вокруг них что-то происходит, но Юри едва помнит, что именно: поздравления от других фигуристов, тёплый душ, который он принимает перед банкетом, вкус еды, его слова спонсорам, после которых они отходят от него, улыбаясь. Всё, что Юри запомнил — это Виктор. Как Виктор помогает затянуть галстук, предлагает блюда, расстёгивает костюм, держит Юри за руку в лифте, смотрит только на него и ни на кого больше. Виктор бесстыдно врёт всем на банкете, говоря, что Юри просто устал и больше не может оставаться на праздновании, и Юри — так же бесстыдно — соглашается с ним. Все смотрят с усмешкой им вслед, но Юри всё равно. Виктор — только его. По какой-то причине Виктор остаётся с ним, будет рядом. Никто не может быть более счастлив, чем Юри сейчас. По пути к выходу он искренне поздравляет Юрио с победой и едва сдерживает смех из-за выражения ярости на его лице. В лифте они стоят слишком близко друг к другу. Юри смотрит, как номера этажей сменяются один за другим. Когда двери открываются, он едва не спотыкается, выходя из лифта. От Виктора у него перехватывает дыхание. Чем дольше они остаются наедине, тем реальнее ощущается сказочность вечера. Юри разгорячен. Это действительно произойдёт. Они одновременно поворачивают ручку гостиничного номера. Когда они оказываются в номере, раздаётся звонок телефона Виктора. Виктор берёт трубку и отвечает на русском, повернувшись к Юри спиной. Тогда Юри принимает решение. Они ещё не занимались сексом. На Кубке Китая было слишком рано для такого, потом Маккачин попала в ветклинику во время Кубка Ростелекома, а вчера вечером они поссорились. И Юри ни за что бы не согласился заняться чем-то подобным в своей бывшей детской спальне. Юри всегда боялся. Одно дело — соблазнить Виктора на льду, предложить ему воображаемого Юри, излучающего Эрос на протяжении всей программы. И совсем другое — соблазнить Виктора вне льда, с телом, в котором он никогда не чувствовал себя достаточно комфортно. Но прямо сейчас Юри ощущает в себе ту же энергию, что переполняет его во время выступления. Сегодняшним вечером он будет воображаемым Юри. Не слегка неуверенным в себе Юри, который все ещё щиплет себя за бедро перед тем, как принять душ. Он развязывает галстук и бросает его на пол, выскальзывает из пиджака. Рубашка беззвучно приземляется на ковёр, и он стаскивает с себя ботинки, даже не думая о том, чтобы не поцарапать их. Он расстёгивает ремень. Бесшумно снять с себя брюки чуточку сложнее, но ему это удаётся. Юри едва узнает себя в отражении зеркала. Он выглядит слишком хорошо для Кацуки Юри. — Как не вовремя, — говорит Виктор. Он со вздохом кладёт трубку. Поворачивается, все ещё держа телефон в руке. — Так на чём мы... Он не договаривает. Роняет трубку на пол. Юри подходит ближе. Ещё ближе. И ещё. Так близко, что он может разглядеть крохотный мазок туши в уголке левого глаза Виктора. — Прикоснись ко мне. Виктор слушается. Он проводит кончиками пальцев по его плечам вниз к груди, трогает ребра и кладёт ладони Юри на талию. У него холодные пальцы — они всегда такие. Юри представляет, как все последующие зимы будет содрогаться от ледяных прикосновений Виктора, представляет, как всю жизнь будет согревать эти пальцы в своих руках. — Мой прекрасный Юри, — произносит Виктор. — Виктор… — комплименты от Виктора всегда действуют на Юри опьяняюще. — Ты занял место на пьедестале, — он сильнее сжал Юри за талию. — Я очень горжусь тобой. Он притягивает Юри к себе. Юри чувствует покалывание в тех местах, где их кожа соприкасается — слишком много. Недостаточно. Виктор наклоняется и прижимается лбом ко лбу Юри. Юри неуверенно обнимает Виктора в ответ. Он чувствует контуры его спины, наклон его плеч. Прижимает ладонь к шее, чтобы почувствовать, как учащённо бьётся его сердце. Он так давно хотел прикоснуться к Виктору. Но теперь, когда у него появилась такая возможность, он не знает, что делать. Они смотрят друг на друга, приоткрыв губы. Юри теряется в голубых глазах Виктора и говорит, не думая над словами. — Я не выиграл золото. Но ты все ещё любишь меня. — Да. — Тихо произносит Виктор, потом берёт его за плечи и подталкивает назад, пока Юри не ударяется коленями о кровать. Он спотыкается и растягивается на матрасе, с трудом дыша. Виктор наклоняется над ним, и его чёлка касается лица Юри, когда они целуются. Он вжимает Юри в простыни, обхватывая его губы своими, переплетая их языки. Потом спускается цепочкой влажных поцелуев вниз к подбородку. Он целует шею Юри, и Юри цепляется за пиджак Виктора, когда тот прижимается горячими губами к ложбинке под кадыком. — Да? — Да, — Юри говорит со всей уверенностью в голосе, на которую способен. Виктор смеётся. Он проводит ногтями по соскам Юри и прижимается к его груди. Он целует Юри повсюду — грудь, живот, о котором Юри и забыл волноваться, небольшой синяк на бедре — пока не доходит до трусов. Юри чувствует, как его кожа горит от желания. Виктор прослеживает губами тонкую полоску темных волос под пупком. — Никто никогда не делал мне раньше минет. — Мой бедный обездоленный Юри, — говорит Виктор совершенно (наверное) серьёзным тоном и проскальзывает рукой под спину Юри, приподнимая его так, чтобы стянуть трусы. Мгновение Юри смотрит в потолок, пытаясь понять, что произошло, а когда приподнимает голову, то видит Виктора, стоящего на коленях между его ног. Он кладёт руку с кольцом ему на бедро, а другой рукой обхватывает его член. Юри впивается пальцами в простыни. Виктор проводит мягкой ладонью по члену один, два, три раза. Его касания ощущаются совершенно иначе, нежели в те моменты, когда Юри дрочит сам. Он наклоняет голову и прикасается кончиком языка к члену Юри. Юри кажется, будто вдоль позвоночника проходит электрический разряд. — Виктор, пожалуйста. Виктор заканчивает с прелюдией и обхватывает головку члена губами. У него теплый рот. Он надавливает языком на чувствительную нижнюю часть члена. Он медленно вбирает Юри всё глубже и глубже. Юри сдаётся под напором наслаждения и закрывает глаза, прислушиваясь к тихим влажным звукам, издаваемым Виктором. Он пытается лежать неподвижно, но у него не получается, и он подаётся бёдрами вверх. Каким-то образом он обхватывает руку Виктора, которой тот удерживает его за бёдра, и переплетает с ним пальцы. Он хочет открыть глаза и посмотреть — и не может. Виктор стоит на коленях, прижимая свободную руку к ложбинке между бедром и торсом и впиваясь ногтями в кожу. Юри ощущает пальцами тепло обручального кольца Виктора — и это горячее, чем любая фантазия, на которую Юри когда-либо осмеливался. Он кладёт руку на затылок Виктора и направляет его вниз. Виктор касается носом темных волос вокруг основания члена. Горячее влажное давление рта Виктора, то, как его горло обхватывает головку — всего этого слишком много. Виктор сильнее сжимает руку Юри. Юри сдаётся. Когда он с дрожью кончает, он видит звезды. Он смотрит вниз на свои разведённые бедра. Виктор сглатывает — белая струйка вытекает из уголка его рта — и поднимает взгляд на Юри. На члене остаётся немного спермы, и Виктор медленно слизывает ее. Юри приподнимается на локтях и следит за движениями розового языка, широко раскрыв глаза. — Тебе понравилось? — спрашивает Виктор. Он облизывает губы, выписывая круги большим пальцем на бедре Юри. — Так же хорошо, как ты себе представлял? — Лучше. Виктор усмехается. Юри садится и смотрит вниз. Виктор — очевидно — всё ещё возбуждён. И до сих пор полностью одет. Так не пойдет. — Поднимись и поцелуй меня. Неожиданно он оказывается отброшенным на матрас. Виктор лежит сверху, впившись поцелуем в губы Юри. Юри проталкивает язык в рот Виктора, обхватывает за талию и переворачивает, оказавшись между его разведённых бедер. Они страстно целуются, пока Юри развязывает до нелепого сложный узел на галстуке Виктора, стягивает с него пиджак, расстёгивает огромное число пуговиц на рубашке и жилете. Это занимает у него много времени, потому что руки не слушаются Юри, а ещё потому, что он не может целовать Виктора и раздевать его одновременно. Но и прервать поцелуй он тоже не в силах. Виктор обхватывает Юри ногами, когда он отстраняется от его губ и опускается к шее, ведя языком по обнаженной коже. Юри сдаётся и расстёгивает рубашку, дёрнув за края и оторвав последние оставшиеся пуговицы. Виктор продолжает держаться за него руками, зарываясь в волосы, гладя по спине, притягивая его обратно к себе, когда ему кажется, что Юри слишком далеко. Избавив Виктора от рубашки и обнаружив под ней еще и майку, Юри издает громкий стон. — Ты издеваешься надо мной. — Я издеваюсь? — Спрашивает Виктор, стягивая майку через голову и отбрасывая её на пол. Он слегка отодвигается от Юри, чтобы расстегнуть ремень. — Я месяцами смотрел, как ты катаешь Эрос... — Я катался для тебя, всегда только для тебя, — отвечает Юри, стаскивая с него штаны. — Это ты постоянно ходишь голым. Ты хоть представляешь, каково это — быть с тобой в онсене каждый вечер и не прикасаться к тебе… На Викторе нет трусов. В мозгу Юри происходит короткое замыкание при виде его покрасневшего твердого члена, размазанного по головке предсемени — неоспоримого доказательства его сексуальной привлекательности в глазах Виктора Никифорова. — Ты бы мог прикоснуться ко мне, — Виктор берёт его за руки и притягивает к себе так близко, что их лица разделяют какие-то сантиметры. — Я хотел тебя ещё с банкета. — Я не знал, — шёпотом отвечает Юри. Он касается лица Виктора, проводит большим пальцем по его идеальной скуле. — Сейчас можно? — Да, всё, что захочешь. На мгновение Юри потрясён великодушием предложения. Виктор во всём своём великолепии — со взъерошенными волосами, длинным белым шрамом на животе, который, как уверен Юри, Виктор маскирует с помощью грима во время выступления, мягкими и красными от поцелуев губами — принадлежит только ему. Он слишком очаровательный, чтобы быть настоящим, и слишком неидеальный для фантазии. Юри хочет многого, и он почти не в силах дышать. Он втягивает воздух сквозь зубы, чтобы не потерять голову, и сжимает бедро Виктора. — Полежи тут, — говорит он. — Я… Я, ну... — У меня в сумке есть смазка, — расслабленно произносит Виктор. — Если тебе нужны подсказки. Юри поднимается с кровати. В чемодане Виктора лежит целый бутылёк смазки. Розовый. Юри бросает его на кровать между ног Виктора, возвращаясь к нему. Обычно он бы уже мог возбудиться ещё раз, но… Это были длинные, длинные выходные. Неважно. Юри заталкивает подальше страхи о своей неполноценности и сосредотачивается на Викторе. Он открывает колпачок и выдавливает смазку на пальцы. Опускается между бёдер Виктора, разведённых неприлично широко. Виктор согнул ноги в коленях. Юри видит старые шрамы на голени, на ступнях. Виктор кладёт руку на живот, согнув пальцы, словно не может решить, трогать себя или нет. Юри обхватывает рукой его член. Он медленно водит ладонью по стволу, поглаживая головку большим пальцем. Виктор накрывает его руку своей. Он следует за Виктором и проскальзывает свободной рукой под него. Юри никогда этого не делал. Ему страшно. С партнёрами из прошлого он всегда был снизу, потому что ему не нужно было ничего делать. Но он хочет позаботиться о Викторе, хочет доказать себе, что может довести его до беспамятства. Юри обводит вход кончиком пальца, и Виктор выдыхает. Поэтому Юри продолжает — нежно, потом сильнее — и, наконец, проталкивает палец внутрь, пока только на одну фалангу. — Ты такой теплый, — Юри полностью вводит палец. Он раскрывает Виктора с осторожностью, другой рукой сжимая член, наблюдая, как румянец на щеках Виктора переходит на шею и грудь. Виктор комкает в руке простынь и стонет. — Юри, — его имя звучит неприлично, когда Виктор произносит его так. Ободрённый, Юри добавляет ещё смазки и вводит уже два пальца — указательный и средний. Виктор внутри горячий, он чувствительно извивается, когда Юри сгибает пальцы, проверяя, что тому может понравиться. Он понимает, что всё делает правильно, потому что Виктор приподнимает бедра над кроватью и упирается ступнями в матрас, пытаясь подаваться навстречу Юри. Юри видит, как напрягаются его идеально выточенные мышцы — самообладание его покинуло. Юри приходится выпустить член из руки, чтобы придержать Виктора. Он вжимается лбом ему в живот — несильно, просто чтобы Виктор мог почувствовать это. Виктор обхватывает Юри за запястье, впиваясь ногтями в кожу. — Юри… Дорогой… Пожалуйста. — Повтори, — просит Юри, опьянённый мольбой в его голосе. Виктор смотрит на него. Его зрачки расширены, губы влажно блестят. — Пожалуйста. Юри наклоняет голову и проводит губами по стволу. Он чувствует солёный вкус предсемени на языке и слизывает его с головки. Наблюдая за исчезающим кольцом, он добавляет к указательному и среднему пальцам безымянный и сгибает все три глубоко внутри Виктора. Виктор сжимается вокруг него, колечко мышц пульсирует. Виктор сдерживает крик, Юри чувствует, как под его рукой напрягаются мышцы живота. Он полностью вводит третий палец и трахает Виктора так сильно, что тот начинает скользить на простынях. Юри широко разводит пальцы, представляя, что будет чувствовать, когда войдёт в него членом и будет брать Виктора, пока тот не закричит. Кончая ему в рот, Виктор впивается ногтями и оставляет обжигающие царапины на плечах Юри. Юри стирает с лица сперму тыльной стороной ладони, растрёпанный и вспотевший Виктор растекается на кровати. Он не возражает, когда Юри взбирается на него, тяжело падает и прячет лицо в изгибе его шеи. Виктор обхватывает рукой его затылок. — Стоило восьми месяцев ожидания? — спрашивает Юри и чувствует вкус влажной от пота кожи. — Да, — отвечает Виктор, звуча полностью удовлетворённым. Они лежат в кровати, кажется, целую вечность. Виктор вкусно пахнет. Юри едва осознает свои собственные мысли. Ему кажется, что он расплавился, словно он сросся с Виктором телами. Юри слышит, как ровно бьётся сердце в груди Виктора. Юри так сильно его любит. Наконец они разделяются, не выдержав холода и ощущения липкой кожи. Юри неловко пытается предложить Виктору полотенце, но тот толкает его обратно на кровать и уходит в ванную. Он возвращается с двумя полотенцами — сухим и влажным — бутылкой воды и пижамами. Юри вытирает себя и сбрасывает все на пол. Пусть завтрашний Юри думает об этом. Сегодняшний Юри помнит только то, что он выступил на международном соревновании, месяцами тренировался без перерывов, только что занялся сексом с Виктором Никифоровым, и сейчас ему нужен только сон. — А с кем ты разговаривал? — М-м? — сонно переспрашивает Виктор. Он забирается в кровать только после того, как подобирает всю одежду с пола, и Юри находит это невероятно смешным. — Когда ты говорил по телефону и не обращал на меня внимания, пока я раздевался. — А, — Виктор ложится позади него, и матрас прогибается под его весом. Юри придвигается, вжимаясь спиной в грудь Виктора. — Это был Яков. Он кричал на меня, обещая, что не даст мне спуску, если я вернусь. — Хорошо. Может, ты будешь меньше стоять надо мной с кнутом, когда он возьмётся за тебя. — А ты как думаешь, у кого я научился этому? Юри не может прекратить улыбаться, хоть у него уже болит лицо от улыбки, и он знает, что ему нужно лечь спать. Он беспокоился об отношениях между Яковом и Виктором, когда они были на Ростелекоме, но Виктор говорил о нём с нежностью, и Яков, должно быть, действительно переживал за него, если нашёл время позвонить. Правда вряд ли в мире найдётся хоть один тренер, который откажется работать с Виктором Никифоровым. — Мой прекрасный, — тихо зовет Виктор. Он крепко обнимает Юри сзади, Юри держит его за руки. — Поехали со мной в Россию. — Что? — Я хочу, чтобы ты переехал со мной в Санкт-Петербург. Юри кивает. Сглатывает. — Хо-хорошо. — Замечательно! — Отвечает Виктор. Он целует Юри в затылок и замирает. Дыхание Виктора замедляется и выравнивается. Юри лежит неподвижно. Он лучится абсолютным счастьем. Примерно пять минут. Потом он начинает думать обо всём плохом, что может случиться, и прекращает улыбаться. После того, как Виктор начинает тихо похрапывать ему в волосы, он ещё долго лежит без сна.

***

Прежде, чем Юри успевает осознать, он уже оказывается в Хасецу. Виктор улетает в Санкт-Петербург, чтобы подготовить всё к переезду Юри. Он пытался уговорить Юри, чтобы полететь вместе с ним в Японию, но тот не поддался. Слишком много всего нужно сделать. У него остаётся всего две недели перед отъездом. Юри уже однажды упаковывал всю свою жизнь в чемоданы, чтобы переехать в другую страну. Подъезжая к Хасецу на машине с багажником, заполненным картонными коробками, он пытается убедить себя, что этот переезд не будет отличаться от предыдущего. Его комната в Детройте располагалась в сдаваемом в аренду здании, которое принадлежало клубу и находилось между университетом и катком. Это был старый дом, изрядно обшарпанный после всех фигуристов, живших в нем. Жители дома пользовались общими электроприборами, посудой, ложками и вилками, для резидентов клуба были установлены определённые правила, но Юри не чувствовал никакой стабильности. Это было временное жилье, дом на половине пути между Хасецу и реальной жизнью. Даже поселившись с Пхичитом, сидя с ним посреди ночи в постели, усыпанной попкорном и хомяками, Юри ловил себя на мысли, что говорит «комната», а не «моя комната». Его комната осталась в Японии. Его комната в основном заполнена барахлом. На полу лежит две кучи одежды: то, что Юри возьмёт с собой в Россию, и то, что он стесняется надевать. Вторая куча в два раза больше первой, потому что Юри не может прекратить представлять себя на катке Виктора в слишком облегающих спортивных штанах или трениках с золотой надписью «СОЧНО» на заднице. Виктор звонит. Юри не отвечает. В конце концов он удаляет все уведомления о сообщениях и читает только лаконичное электронное письмо от Виктора с прикрепленными к нему предоплаченными этикетками для отправки багажа. Он уже упаковал коньки, чехлы, костюмы и новые зимние вещи, которые с неохотой позволил родителям купить для него. Кроме этого ему больше ничего не нужно. В конце концов Виктор живёт в своей квартире уже десять лет, и у него должно быть всё необходимое. На самом деле, думает Юри, ему следует взять как можно меньше, чтобы он не заполнил квартиру Виктора своим хламом. — Надеюсь, вы с Викчаном всё же переселитесь куда-нибудь поближе России, — говорит его мама, помогающая ему упаковывать одежду. Мари хлопочет в банкетном зале, собирая оставшиеся вещи Виктора. Транспортная компания приедет завтра, чтобы отправить всё в Россию — Виктор настоял на оплате всех расходов — поэтому сборы нужно закончить как можно скорее. (Он не забирает ни одной вещи из своей коллекции имени Виктора Никифорова. И неважно, сколько раз Виктор предлагал подписать их. Нет. Он ничего не возьмёт.) (Хорошо, может быть, один плакат.) Ещё Юри начинает беспокоиться о том, как легко все приняли идею его помолвки с Виктором. Люди практически считают их супружеской парой, а они знают друг друга меньше года. Будет невыносимо, если Виктор когда-нибудь уйдёт от него, и не только потому, что это, как знает Юри, непоправимо разобьёт его хрупкое хрустальное сердце. — Ах да, как нам упаковать твои медали, дорогой? — спрашивает его мама. Юри давится воздухом. — Что? — Викчан звонил и просил, чтобы мы убедились, что они доедут до него в целости и сохранности. Он сказал, что освободит для них место на своей полке с наградами. — О, — отвечает Юри. «Я умру», — думает он. Его ничтожная коллекция медалей и трофеев будет лежать на той же полке, что и пять золотых медалей Гран-при Виктора Никифорова, и его пять золотых медалей чемпионата мира, и его золотые олимпийские медали, и он не собирается думать о том факте, что всё ещё не выиграл золотую медаль для Виктора. Нет, он выкинет это из головы. (Но он всё равно думает об этом.) (Был ли Виктор серьёзен, когда говорил, что они сыграют свадьбу, если Юри выиграет золото? Это был способ превратить «мы помолвлены» в шутку?) — Разве вы с папой не хотите оставить их у себя? Ну, для привлечения гостей. —Нет-нет, они ведь твои! Мы хотим, чтобы ты мог покрасоваться ими. — Понятно, — отвечает Юри. Он уверен на сто процентов, что, оказавшись рядом с Виктором, ему уже никогда не нужно будет красоваться. Он будет слишком смущён от того, какая пропасть лежит между ними, и где-то на задворках сознания он подозревает, что Виктор, скорее всего, будет стараться гордиться вдвойне — за себя и за Юри. «Он делает всё из лучших побуждений», — напоминает себе Юри. И всё же любая мысль о совместной жизни с Виктором вызывает у него тошноту. Медали и награды помещаются сначала в пузырчатую упаковку, потом — в самые изношенные свитер и футболку. Юри заклеивает коробку скотчем и подписывает её просто — «вещи». Коробка присоединяется к растущей горе багажа в прихожей. Юри ложится спать в комнате своего детства, из которой исчезли любые признаки его девятнадцатилетнего проживания в этом месте. Проснувшись, он видит снаружи припаркованный грузовик транспортной компании, заполняемый коробками. Он смотрит, как содержимое его жизни исчезает за углом, и с трудом сглатывает.

***

— О, Боже, — произносит Юри, не отвечая на очередной звонок от Виктора. Ему хочется, чтобы Виктор прекратил звонить — тогда Юри бы не чувствовал себя таким виноватым. В небе, соглашаясь с ним, надрываются чайки. Юри принимает суровое решение: он должен заниматься балетом, пока не прекратит паниковать или не дождётся, когда паника превратится в полноценный ужас. Смотря что случится раньше. Позже, в три часа дня, занимаясь балетом и стараясь не думать о том, что ему двадцать четыре и он никогда не жил вместе с романтическим партнёром, он получает уведомление от Инстаграма. Это Виктор. v-nikiforov [изображение] Не могу дождаться встречи с моим любимым @yuuri-katsuki <3<3<3<3<3<3<3 #уборка #ятаксчастлив Виктор любит его, разумеется. И Юри, разумеется, любит Виктора. У них всё будет хорошо. По крайней мере — все так говорят ему. Было хорошо, когда Виктор жил здесь, в Хасецу, в доме Юри. Это было место Юри, наполненное уголками, в которых он мог спрятаться, со всеми удобствами дома детства. Виктор — тот человек, который может жить везде, его примут где угодно, если он только применит своё бесконечное обаяние. Юри не такой. Ему сложно освоиться на новом месте. Он начинает переживать, когда происходят перемены. Он почти не хочет уезжать, потому что отчётливо видит всё, что может пойти не так. Он может обидеть своих новых товарищей по катку. Он может испортить возвращение Виктора. Он может оказаться ужасным соседом. Он может снова провалиться на национальных. Он может вынудить Виктора разлюбить его, это может случиться. Он вообще с трудом понимает, как ему удалось влюбить Виктора в себя. Он может приехать в Санкт-Петербург, возненавидеть город и застрять в нём, не имея возможности уехать. Он мог бы бросить всё и никуда не ехать, только вот теперь Хасецу окрашен воспоминаниями о Викторе, и Юри видит и слышит его везде, куда бы ни пошёл. Он хочет, чтобы Виктор обнимал его, целовал, катался вместе с ним, ныл, чтобы Юри ложился спать, ел вместе с ним, трахал его. Виктор разрушил Хасецу для Юри. Поэтому Юри покупает билет в Россию, как только Виктор подтверждает, что все документы готовы. Он проводит дни на катке, а ночами тренируется или танцует. Он отключает всплывающие уведомления на своём телефоне, потому что Виктор продолжает звонить ему, писать ему сообщения, отправлять ему электронные письма и упоминать его в заголовках своих постов в Инстаграме. В свою последнюю ночь в Японии он ест кацудон со своей семьёй, Минако и семьёй Нишигори, заставляет себя улыбаться и смеяться, словно всё в порядке. Это не так.

***

Перелёт из Хасецу в Санкт-Петербург занимает весь день. Юри не удаётся поспать ни минуты. Он выпивает пять чашек бесплатного кофе и один бокал бесплатного шампанского, потому что Виктор поменял его билет эконом-класса на первый класс, не сказав ему об этом. Окружённый одетыми с иголочки бизнесменами, он сам сидит в самом удобном и неприметном спортивном костюме; Юри так ошарашен, что ему просто необходимо выпить для храбрости. К тому моменту, когда он выходит из самолета в российском аэропорту, он уже устал от нервного истощения. С каждой минутой он жалеет о своём решении всё сильнее. Яков отправляет ему короткое письмо с инструкциями о том, что Юри нужно сделать, чтобы получить пропуск на каток. В конце он добавляет, что Виктору запрещено пропускать тренировку, а снаружи у аэропорта его ждёт такси. Юри понятия не имеет, как ему отыскать машину. Возможно, Яков скажет водителю, что он должен забрать японца — рост метр семьдесят три сантиметра, выглядит перепуганным. У него тяжелый багаж, пальто лежит на одной из сумок, и он видит, что за окном валит снег. Юри колеблется, не зная, стоит ли ему выйти на улицу и неловко осматривать вереницу машин в надежде, что водитель узнает его, или же остаться в аэропорту до самой смерти. — Юри! Виктор налетает на него сзади, и Юри вскрикивает, оказавшись прижатым к его груди. Снег на пальто Виктора тает и впитывается в его толстовку. Виктор говорит, выдавая целый поток бессвязных предложений о том, как он скучал по Юри и счастлив видеть его. Он всё ещё выглядит собранным, но не как обычно, а так, словно одевался в спешке. Он всё ещё так прекрасен, что Юри едва может дышать. Бесконечное приветствие действует вымотанному от перелёта Юри на нервы. Неужели Виктор ни о чём не беспокоится? — Привет, — наконец говорит Юри и отстраняется. При виде болезненного выражения на лице Виктора он добавляет. — Я очень устал. — Конечно, — Виктор накидывает пальто на плечи Юри и берёт багаж. — Пойдём. Я отвезу тебя домой. Виктор ведёт Юри к машине — разумеется, чёрной и блестящей — и Юри садится на переднее место, пока Виктор загружает чемоданы в багажник. Он чувствует себя не в своей тарелке. Машине его родителей двадцать лет, и она тревожно грохочет при езде. Те редкие жители Хасецу, владеющие автомобилями, охотно делятся машинами с другими. Но Виктор так богат и экстравагантен, что может простить тренерский гонорар и оплатить перевоз вещей Юри на другой континент, не моргнув глазом. «Наверное, удобно», — думает Юри и тут же испытывает сильный прилив стыда за такие мысли. Виктор старается сделать что-то приятное для него. Юри осознаёт, что если он хочет не выбиться из своего обычного тренировочного режима, то ему нужно распаковать всё вечером, чтобы пойти на каток завтра. Эта мысль наводит на него ужас: он ненавидит разбирать чемоданы. Он представляет, как будет мучительно вытаскивать свои вещи, одну за другой, пока Виктор шутит над его дешёвыми костюмами. Он не произносит ни слова по пути к дому Виктора. — Юри, ты в порядке? — Яков сказал, что тебе нельзя пропускать тренировку. — Яков ничего не понимает в любви, — отвечает Виктор. — Я хотел увидеть тебя. Мы так давно не виделись. «Ты не отвечал на мои звонки и сообщения», — не говорит он, но Юри может прочитать это на его лице по сосредоточенно наморщенному лбу. Юри виновато ёрзает. —Меня не было всего лишь две недели. —А казалось, что прошла вечность. «Казалось, что прошло две минуты», — думает Юри, но ничего не говорит. Виктор уже пропускает тренировки из-за него. Замечательное же впечатление он произведёт на Якова завтра — одно его присутствие отвлекает Виктора от его карьеры. Виктору дорога каждая секунда на катке, если он всерьёз хочет соревноваться. Но он, конечно, абсолютно уверен в себе и никогда не беспокоится. Это Юри не может перестать думать о том, будет ли вина за провал Виктора лежать на нём (будет), будет ли он сам винить себя (он уже занимается этим), будет ли Виктор ненавидеть его (скорее всего). Он не может сидеть на месте спокойно. Заводя авто в гараж и паркуясь, Виктор бросает взгляд на ноги Юри, которыми тот нервно притопывает. — Юри... — Просто пойдём наверх, — Юри выбирается из машины. — Холодно. Квартира находится на последнем этаже. Лифт, кажется, поднимается со скоростью света — когда он останавливается и двери открываются, желудок Юри делает сальто. Виктор достаёт ярко-синий ремешок со свисающими с него ключами и церемонно и помпезно вешает его на шею Юри, словно золотую медаль. — Это твои, — говорит он с улыбкой. Юри пытается контролировать выражение своего лица, но не может не поморщиться. Ключи вокруг шеи ощущаются свинцовым грузом. Виктор снова вздрагивает. Он вытаскивает другой шнурок — ярко-розовый — и прикреплёнными к нему ключами открывает входную дверь. Юри заходит в гостиную, оглядываясь, а Виктор тащит его сумки в спальню. Маккачин врезается Юри в ноги, и он машинально опускается на колени, чтобы обнять её и успокоиться. Кругом чистота. Юри, выросший в гостинице, где его часто привлекали к домашним обязанностям, проживший пять лет в общежитии, в котором все убирались по очереди, и мечтать не мог о том, чтобы его жильё выглядело таким кристально чистым. На полу или мебели нет никаких лишних вещей: ни книг, ни собачьих игрушек, ни разбросанной одежды. Пол сияюще чистый. Одна из стен полностью увешана полками, заставленными книгами. Витрина для медалей ярко сверкает в солнечном свете, каждая полка усыпана золотом, на стекле не видно ни одного отпечатка пальца. Юри вспоминает безупречную спальню Виктора в Ю-топии и едва не плачет. — Чувствуй себя как дома. Я приготовил обед! — Виктор снова пытается обнять его. На этот раз замечая его движения, Юри уклоняется. — Я не голоден. Прямо сейчас мысль о том, что ему нужно будет сидеть с Виктором за обедом, кажется невыносимой. Юри нужна пара минут, чтобы всё обдумать. Осмотреться. Чтобы выяснить, где все его вещи, потому что он не видит ни одной из коробок, которые должны были уже привезти. Ему нужно взять себя в руки. До этого он думал, что всё будет хорошо — ему нужно вернуть это ощущение. И у него это не получится, пока Виктор рядом. Он не может притворяться, что разделяет очевидную радость Виктора. Он до боли скучал по нему, но сейчас всё, что он чувствует — это отупляющий ужас. — Ты уверен? — Да. — Тогда, может быть, мы… — Всё в порядке. Виктор больше не лучится счастьем. При виде его лица Юри чувствует, как сердце пропускает удар, но… Если бы он просто ушёл и позволил Юри перезапустить себя — он бы объяснил всё потом. Потом, но не сейчас. Виктор ведь должен понять. Он знает о тревожности Юри. Он должен оставить его одного. — Кажется, ты не рад видеть меня, — с невесёлым смешком замечает Виктор. Юри закрывает глаза. — Тебе стоит вернуться на тренировку. Ты не можешь пропускать занятия, национальные уже близко. С закрытыми глазами он не видит лица Виктора. —… Верно. Юри смотрит, как Виктор с фальшивой улыбкой на лице показывает, где в холодильнике лежит еда, потом накидывает на себя пальто и шарф. Когда Виктор наконец уходит со спортивной сумкой в руке, Юри тяжело вздыхает и падает на диван. Кожа на нем гладкая, а подушки мягкие. Маккачин запрыгивает ему на колени и начинает вылизывать лицо. Наконец-то. Теперь, когда он один, Юри чувствует голод. Хоть он не может сказать, действительно ли он хочет есть или просто хочет заглушить тревогу. Он идёт на кухню и заглядывает в холодильник. Он заполнен хорошей едой, содержит в основном то, что одобрил бы диетолог Виктора. Также Юри находит коробку своего любимого чая и японскую кулинарную книгу, которую Юри пролистывает и обнаруживает между страницами рукописный рецепт кацудона. Юри узнает кривой почерк Мари. Юри заваривает чашку чая, а затем сдаётся и достает из морозильника целую пачку ванильного мороженого, открывает его и погружает в него ложку. Но затем он чувствует себя виноватым и вместо этого накладывает мороженое в тарелку. Всё равно слишком много. Это новый для него дом, говорит он себе. Он должен справиться с собой до возвращения Виктора, чтобы они хотя бы могли притвориться, что всё в порядке. Может, ему стоит осмотреться. За первой дверью в коридоре обнаруживается шкаф для постельного белья. В нём много места, хотя Юри не привёз ни простыней, ни пододеяльников. Следующая дверь — судя по всему — запасная комната. В ней находятся принадлежащие Маккачин вещи и спортивное оборудование. Третья дверь — спальня. Она выглядит точно так, как и ожидал Юри: гигантская кровать, окно на всю стену, шкаф и письменный стол, а также две двери, ведущие в шикарную ванную комнату и до нелепого огромную гардеробную. Юри никогда не жил в настолько роскошном доме. Интересно, что Виктор сделал с его медалями. Неторопливо он подходит к витрине с медалями. Витрина — высокая, полки с бархатной подкладкой, на каждой — небольшая этикетка, с написанным на ней годом. С бешено колотящимся сердцем Юри находит взглядом год, в который он выиграл свою первую медаль. Вот она. Бронза. Рядом с медалями, которые завоевал Виктор в тот же год. Он посмотрел на самую высокую полку, помеченную 2016-2017 годами и, разумеется, его серебро с Кубка Китая и Финала Гран-при сияет ярко. Издалека Юри не может различить, какие медали принадлежат ему, а какие — Виктору. Все вещи Юри оказались распакованы. Он обнаруживает свою одежду в шкафу, таблетки от тревожности в ванной, фото с Виктором — в рамке на тумбочке. На ней стоит его подпись. Юри осознаёт, что кроме фотографии Виктора, которую он привёз с собой, в квартире нет других снимков. Ни Виктора. Ни семьи или друзей. Даже Маккачин. Юри сглатывает и окидывает спальню свежим взглядом. Она чистая. Даже слишком чистая — в ней нет ничего личного. Юри открывает ящички прикроватной тумбочки и находит там зарядку для телефона, смазку и упаковку презервативов с чеком, отмеченным вчерашним днём. Он проверяет шкаф — стопки абсолютно одинаковых тренировочных костюмов, серых и чёрных. Он осматривает стол и находит в верхнем ящичке планировщик Виктора — книжку в кожаном переплёте. На обложке значатся прошедшие годы. Уговаривая себя, что это не считается за подглядывание, если он теперь живёт здесь, Юри открывает книжку и читает первую страницу. Читает по-русски Юри лучше, чем говорит — на устных экзаменах он волнуется, но в кириллице важна только практика. Всё время Виктора расписано по минутам. Дни соревнований отмечены красным. Другие дни распределены между тренировками на катке, общими тренировками, медицинскими осмотрами и встречами с его агентом. Юри пролистывает январь, февраль, март. Даже выходные дни помечены заданиями, которые ему нужно выполнить, напоминаниями заказать музыку или именами людей, с которыми Виктор должен связаться. Он пролистывает страницы вперёд, к декабрю. Виктор отметил свой день рождения как соревновательный, аккуратно написав время вылета и номера. Но он совсем не выделил время для празднования. Паникуя из-за переезда в Россию, Юри совсем забыл о дне рождения Виктора. Он не купил подарок. Если нынешний график Виктора хоть немного похож на предыдущий, он, должно быть, работает на износ. И так и должно быть, он возвращается на лёд, пропустив целый год. Но он нашёл время, чтобы звонить Юри, писать Юри и разобрать вещи Юри. Только для того, чтобы получить в награду жениха, ведущего себя по-мудацки. Юри сглатывает. Вспоминая нечитаемые выражения лица Виктора, он чувствует, как у него перехватывает дыхание от чувства вины. Ещё не прошло и дня его пребывания в России, а он уже напортачил. «Это была ошибка», — думает Юри. — «Может, я должен...» Он снова смотрит на планировщик. Он действительно собирается бросить Виктора? Действительно собирается сбежать? «Когда-то ты решил, что твоя карьера окончена», — говорит себе Юри. — «И ты ошибся. Может, сейчас ты тоже ошибаешься». — Черт, — громко произносит Юри вслух. Маккачин бодает его своей мохнатой головой, и Юри наклоняется, чтобы обнять её. — Малышка, не хочешь прогуляться?

***

Спортивный комплекс «Юбилейный» наводит ужас. Держа в руке поводок Маккачин, Юри останавливается у входа и делает несколько глубоких вдохов. Умом он понимает, что это всего лишь каток, и Виктор рассказывал ему столько сумасшедших историй об этом месте, что он не должен пугаться. Но он ничего не может с собой поделать. Он надеялся, что ему не придётся появляться на катке, пока он не войдёт в тренировочный режим, чтобы иметь возможность произвести хорошее впечатление. Но вот он, одетый в идиотские штаны с надписью «СОЧНО», стоит здесь, осматривает всё диким взглядом и подрагивает от количества выпитого кофе и чувства вины. Значит, он предстанет в таком виде перед своими новыми товарищами по катку. Перед Яковом Фельцманом, единственным человеком, которого Юри может назвать свёкром. Перед работниками катка, которые несомненно задаются вопросом — кто этот странный, неадекватно выглядящий японец, бродящий по катку с собакой Виктора. Всё в порядке. Рано или поздно ты все равно облажаешься. Так сделай это сейчас и забудь. Он входит. Один из работников забирает у него поводок Маккачин без лишних слов. Должно быть, Виктор часто приводит её сюда. Юри идёт и смотрит в пол, избегая заглядывать в лица людей, мимо которых он проходит. Он не может позволить себе потерять самообладание, пока не увидит Виктора. Он доходит до катка, знакомый запах льда действует на него успокаивающе. Люди кричат, фигуристы катаются либо разминаются вне катка. Товарищи по катку, место, язык — всё это изменилось, но лёд остался тем же. Если Юри закроет глаза и будет пропускать мимо себя окружающие его звуки, он как будто вернётся в Детройт. Он поднимает взгляд. Виктор на льду. Он работает над чем-то, что должно быть его новой программой — программами, и Юри осознаёт, что ещё не расспрашивал Виктора о них — когда раздаётся крик Якова. Юри смотрит, как Виктор заходит на прыжок, и задерживает дыхание. (— Потрясающе, что ты выучил так много квадов, — однажды сказал ему Юри. — Мне бы тоже хотелось. Виктор рассмеялся. — Я их выучил, потому что люблю прыгать, — он ткнул Юри в кончик носа, смотря на него со всей тренерской строгостью. Но, даже выглядя предельно суровым, он не мог скрыть затаённую нежность во взгляде. — Тебе тоже стоит сосредоточиться на том, что любишь ты. Если ты наслаждаешься тем, что делаешь, зрители будут принимать тебя намного лучше.) Виктор прыгает. Крутится в воздухе. Приземляется. И тяжело падает на лёд. — Виктор! — Юри мгновенно бросается к бортикам. Он почти выбегает на каток, но возникший рядом Георгий ловит его за руку и останавливает. Юри с болью наблюдает за тем, как Виктор поднимается со льда. Он двигается немного неуклюже, но может без труда стоять на коньках. Он широко раскрывает глаза, когда замечает Юри, и Юри практически видит, как он надевает на лицо маску, чтобы скрыть свои мысли. У него покраснели уши, и он вспотел, на нем та же тренировочная одежда, которую он носил в Хасецу. Он останавливается у выхода на лёд, и они смотрят друг на друга. — Виктор, ты не поранился? — Я в порядке, — говорит Виктор Якову. Юри замечает чехлы для коньков и беззвучно протягивает их Виктору. — Мы можем поговорить здесь, — говорит Виктор, надевая чехлы на лезвия. — Здесь сегодня шумно, нас никто не услышит. После того, как Юри увидел падение Виктора, ему абсолютно всё равно, услышит ли весь каток, как он проклинает себя за свой же идиотизм. Но он послушно идёт за Виктором, ведущим его на пустые места на трибуне. Виктор жадно пьёт из бутылки и вытирает рот платком, вытащенным из кармана штанов. — Юри, я... — Виктор, я... Оба замолкают. Юри пытается было снова заговорить, но мотает головой. Он хочет услышать, что скажет Виктор. Если он зол — а он имеет на это полное право — Юри хочет поскорее узнать об этом. Он жестом предлагает Виктору продолжить. — Юри, прости, что расстроил тебя, — говорит Виктор. — Я не должен был давить на тебя, я должен был понять, что ты тревожишься из-за переезда. Я знаю, что ты злишься, но… — Постой, ты думаешь, я злюсь? — Разве нет? Юри моргает. — Виктор, ты думаешь, что я пришёл, чтобы поссориться с тобой? — Да? — Виктор прикусывает губу. — Ты ведь не стал бы избегать меня, если бы не злился? — Из-за чего бы я злился на тебя? — Юри качает головой. — Я пришёл извиниться. Он осторожно тянется к руке Виктора. Виктор позволяет взять себя за руку. Кольцо на его пальце блестит словно новое. Юри вспоминает увиденную на тумбочке Виктора полироль для драгоценностей и почти улыбается. — Я не должен был игнорировать тебя или срываться на тебе, — он смотрит вниз на свои колени. — Я переживал. Я всё ещё переживаю. Но я должен был сказать тебе об этом вместо того, чтобы вести себя, как последняя сволочь. — Я должен был понять. Мне не очень хорошо удаётся помогать тебе. — Мне и самому это редко удаётся. Когда Юри поднимает взгляд, Виктор улыбается. Юри сжимает его за руку, и Виктор сжимает руку в ответ. — Я не думал, что ты действительно приедешь. — Что? Виктор смотрит вниз на их переплетенные руки. — Ты не отвечал мне. Я думал, что ты мог передумать, и пытался… Я не должен был встречать тебя, но я не мог больше ждать. Если бы ты не приехал, я хотел узнать об этом сам. — Виктор... — Раньше люди всегда уставали от меня. Я думал, что ты тоже устал. Уставали от него. Словно Виктор какая-то заевшая на радиостанции попса. Юри знал Виктора меньше года, и ему казалось, что он коснулся лишь вершины айсберга. У Виктора столько же граней, сколько у бриллианта — глубина океана, километры запертых внутри воспоминаний, о которых Юри ещё предстоит узнать. И даже если Виктор лишь понемногу открывается Юри, он всё же неуклонно меняется. В нём всегда можно найти что-то новое. Устать от него? Никогда. И теперь не особо удивительно, что Виктор так обнимал Юри, когда он приехал в Россию. Он боялся, что Юри не приедет; точно так же, как Юри боялся, что Виктор больше не захочет его. — Мне всё ещё страшно, — признаётся он. — Юри, — Виктор щёлкает его по носу. — Скажи, как много на свете фигуристов, которые достаточно хороши, чтобы выступать на международном уровне? — Что? — Почти все женятся, но мало кто соревнуется в фигурном катании. Ты действительно говоришь мне, что быть моим женихом сложнее, чем выиграть золото Финала Гран-при? От слов Виктора Юри действительно становится легче. — Да! Виктор, очевидно, не ожидал такого ответа, потому что мгновение он неверяще смотрит на Юри, а потом обиженно надувается. — Отлично, тогда давай сбежим и поженимся втайне ото всех! Тогда ты сможешь сосредоточиться на катании. Что же, теперь по крайней мере понятно, был ли Виктор серьёзен, говоря о помолвке. Они помолвлены. Они совершенно точно помолвлены. Этого Юри и хотел — это им подразумевалось — но не думал, что когда-нибудь получит желаемое. И всё же как странно — просить невозможного и получать это. — Мы никуда не сбежим, — Юри неловко произносить последнее слово. — Мы сыграем нормальную свадьбу. Когда я выиграю у тебя золото. — Вот как? Значит, мне нужно продолжить тренировку, — Виктор показывает вниз на Якова, который выглядит так, как будто с ним сейчас случится сердечный приступ, вызванный стрессом. — Надеюсь, я не опозорюсь, снова упав перед тобой. Его слова звучат, как шутка. Виктор говорит так, словно он шутит. Но что-то в его взгляде вызывает внезапное озарение у Юри — если Виктор выглядит так, будто он не переживает из-за фигурного катания, это не значит, что он не волнуется на самом деле. Если бы Юри был на его месте, он хотел бы, чтобы его подбодрили, сказали ему, что он справится. Но Виктору такое не подходит. Он адекватно оценивает собственные способности, а Юри — нет. (По крайней мере, ему так говорили.) — Виктор, даже если ты будешь падать с каждого прыжка до конца жизни, я всё равно буду любить тебя. Виктор беззвучно открывает рот. Юри задаётся вопросом, позволял ли кто-нибудь ему прежде плохо кататься. Виктор приподнимается с сидения и замирает. Затем он внезапно подаётся вперёд и обхватывает Юри руками, прежде чем тот успевает среагировать. Юри прячет красное лицо на тёплом плече Виктора и ничего не говорит. Виктор обнимает его. Он обнимает Виктора. — Мой Юри, — говорит он. — Никогда не отводи от меня взгляда. — Я всегда смотрю на тебя, — отвечает Юри, потому что это правда. — Я здесь. Виктор выпускает его из объятий. Он хмурится и набрасывает свою спортивную куртку на плечи замерзшего Юри. Юри остаётся на трибуне в одиночестве, а Виктор спускается по лестнице и слушается Якова, выгоняющего его на лёд. До конца дня Юри смотрит на катание Виктора. К нему подходят несколько русских фигуристов, и им удаётся поговорить с помощью мешанины из их английского и зачаточных знаний русского у Юри. Когда, наконец, вечереет, Виктор возвращается к нему. — Готов отправиться домой? — Почти, — сдержанно отвечает Юри. — Расскажешь мне о своих программах по пути домой? Улыбка Виктора может затмить звезды. Всю дорогу Юри держит его за руку. После того, как они поужинали, приняли душ и Юри лёг в кровать вместе с Виктором, который обнял его сзади, горячо дыша ему в затылок, он начинает размышлять. Он всё ещё не знает, выйдет ли что-нибудь из этого. Справится ли он. Но Виктор такой тёплый, и золото заманчиво блестит в его мечтах. Если Юри удалось за один сезон подняться с шестого места на второе, возможно, следующей зимой он будет лежать в кровати и думать обо всех причинах, доказывающих, что он принял верное решение. —Виктор? — Юри? — Почему ты разобрал все мои вещи? Виктор зевает громко, до хруста в челюсти. — Ты ненавидишь разбирать чемоданы. Ты рассказывал в Китае. Сказал, что это было самым худшим в переезде в Детройт, и ты волновался в десять раз сильнее, потому что не хотел, чтобы тебя осуждали новые соседи, — Виктор целует Юри в волосы. — К тому же я смог выбросить твой ужасный галстук. — Виктор! — Я куплю новый. Пять новых галстуков. — Я люблю тебя. — Я тоже люблю тебя, Юри, — Виктор прижимает его к себе ещё сильнее. — Напомни мне завтра купить молоко. Оно закончилось. Они оба засыпают прежде, чем Юри успевает ответить.