***
Кей предполагает, что всему виной нехватка персонала или — его обаятельность — завал у стойки, но на работу его не берут, а затаскивают, вручают розовый — только не это — фартук и чуть ли не благословляют. Выйдя из кладовки, которая одновременно служит и раздевалкой для работников, он поначалу теряется от того, что оказывается на виду у всех посетителей, и его первым порывом становится спрятаться за витриной с пирожными и тортами. Провести свои последние дни в их компании — неплохая себе перспектива, на самом деле. Менеджер по кадрам — нервный какой-то, кстати — у которого Цукишима проходил собеседование, упоминал ещё об одном бариста, в помощники к которому его, Кея, собственно, и наняли. Тот стоит возле кофейного автомата и оказывается красивым светловолосым парнем в таком же розовом фартуке — кто вообще решил, что розовый окажется хорошей идей— как у него самого. Первый рабочий день следует начать с дружелюбного знакомства, ведь им ещё работать вместе, и ему не хотелось бы создать о себе неправильное впечатление. Нужно улыбнуться — он с содроганием вспоминает прошлый опыт — и сказать что-нибудь простое и уместное, вроде: «Привет, меня зовут Цукишима Кей, приятно будет работать с вами». Ничего лишнего, не мало, не много, в самый раз. Он подходит к нему и говорит: — Эм. Светловолосый парень поворачивается, и Цукишима различает родинку у него под глазом. — О, ты новенький? Я Сугавара Коуши, — вот его улыбка дает отрепетированной улыбке Кея не сто очков вперед, а более тысячи. И да, кстати, пора бы ему перестать вспоминать то своё перекошенное лицо из зеркала. — Покажу тебе, что тут да как. Цукишима пожимает протянутую руку, представляется и с облегчением думает, что работать с таким человеком будет легко и приятно. Так и получается. За весь день он только три раза путал заказы, но все три раза на помощь приходил Сугавара, и дело разрешалось без потерь. Кей вообще заметил, что тот оказывает по-настоящему волшебное влияние на людей. Он словно светится и настолько органично выглядит во всей этой кофейной обстановке, что располагает к себе гостей с первого взгляда. Стоит ему улыбнуться и попросить подождать ещё чуть-чуть, если кто-нибудь ещё не получил свой капучино, никто, Цукишима уверен, даже не вздумает возмутиться, потому что все оказываются очарованными. Видно, что Коуши действительно любит свое дело и не притворяется, когда к каждому из посетителей относится как к самому важному. А ещё Сугавара хороший учитель, который не раздражается из-за промахов и косяков Цукишимы, а наоборот, помогает, подсказывает и разъясняет. Именно благодаря ему Кей уже выучил почти все названия из меню. Но хоть все идёт гладко, а посетители дружелюбные, к концу рабочего дня он оказывается вымотанным, но даже не жалеет, что последний выходной перед учебной неделей проводит так — ему нравится ощущение занятости.***
С понедельника по среду он выходит в утреннюю смену, четвергу и пятнице достается вечерняя, а в субботу, по расписанию, он должен работать весь день. Проходит уже двенадцать таких смен, во время которых он чаще всего за стойкой принимает заказы и оплату. В кафе всегда играет хорошая музыка, а с розовым фартуком Цукишима скрепя сердце свыкается. За эти две недели он узнаёт много нового о внутренней стороне жизни кофейни. Например, причину всегда взвинчено-нервного состояния менеджера Яку. Когда тот по утрам выходит в зал, садится на высокий стул и просит самый крепкий кофе без сахара — тьму в её первозданном виде — который потом пьёт с таким видом, будто это тридцатилетний виски, а он — человек, проигравший в карты всё свое состояние, становится ясно, что хоть часы показывают около восьми утра, Лев-ходячая-катастрофа-Хайба опять чуть не разнес кухню. С этим ночным кошмаром Яку Мориске Кей встречался лично. Он был потрясающе высоким и настолько же потрясающе инфантильным. Лучше всего у Льва получались три вещи — разрушать все, что находилось от него в радиусе пяти метров, включая душевное равновесие Яку, бесить Яку и готовить песочные пироги. Цукишиме нравится здешняя обстановка, с работниками он вежлив, они вежливы в ответ, и по пустякам его никто не трогает. Он неплохо общается с Сугаварой, а по средам и четвергам приходит Акааши — второкурсник с кафедры психологии, похожий на произведение искусства, который всегда заказывает медовый раф. Они однажды разговорились и продолжают перебрасываться парой слов, когда видятся. Ничего не предвещало беды и в тот вторник. Все шло как обычно, студенты, вялые после раннего подъёма, заказывали крепкий кофе — у Гранд-Кафе он был, кстати, лучшим в кампусе — и проклинали первые пары. Ничего не предвещало беды даже тогда, когда после вывалившейся на улицу толпы в полупустое помещение кофейни кто-то вошёл снова. — Средний латте с собой, будьте добры, — слышит Кей голос, тембр которого заставляет его поднять голову от конспектов не только потому, что следует принять заказ. Ох. Первое, что Тсукишима замечает — это черная кожаная куртка в лучших байкерских традициях. Чуть позже видит расстегнутую на две пуговицы у горла рубашку, плотно прилегающую к груди. Смотрит выше, и натыкается на… Пялиться на незнакомца — признак дурного тона. Носить такое на голове — очевидная провокация со стороны незнакомца. Ему хочется фыркнуть, и на самом деле он благодарен парню за эту причёску, потому что это хотя бы немного отвлекло Цукишиму от того, что, ну, ниже. Озвучив цену и забрав деньги, Кей идёт готовить кофе. Парень, привалившись к стойке боком и опираясь на неё рукой, смотрит на него, слегка прищурив тёмные глаза. Небрежная растрепанность, вдруг понимает Цукишима, вовсе не отвлекает. Она гармонирует с образом в общем и целом. Благодарность с шипением испаряется. Кей резко отворачивается, потому что тут как бы средний латте готов, и слышит смешок, спрятанный за кашлем. То, как он выглядит в этой кожаной куртке, Кей воспринимает как личное оскорбление. — Напиши на стаканчике свой номер, — произносит лохматый и улыбается так, что любой на месте Кея написал бы ему номер не только телефона, а так же счета в банке. И место встречи вдобавок. — Нет. Но на то он и Цукишима Кей, чтобы не вестись на подобные приёмы, даже если это первый раз, когда его так очевидно клеят. И вообще-то его коробит такая вопиющая фамильярность — когда это они успели перейти на «ты»? Он его бесит. Тем, что позволяет себе слишком много, и тем, что это нервирует. Тсукишима ставит перед ним картонный стакан довольно агрессивно. Недалекий горе-пикапер из анонимных чатов, вот, кто он. Придурок, и Кей тоже, потому что повелся на внешний вид. — Ладно, — кивает встрепанный брюнет, словно только этого и ждал, — до встречи, — салютует своим напитком и идет к выходу. Отвадить его вдруг оказалось слишком легко. Во-первых, это подозрительно, а во-вторых, его многозначительное «до встречи» ясно даёт понять, что сегодня было только начало. Начало чего — неизвестно, но очевидно, что ничего хорошего. И что он обязательно вернётся снова.***
Он действительно приходит опять, уверенно идёт к стойке и становится в очередь за девушкой, у которой Кей принимает заказ. И Цукишима на самом деле готов решиться переспрашивать «что-нибудь ещё?» миллион раз, лишь бы она не получила свой горячий шоколад с горкой маршмеллоу, тонной топпингов и дождём из разноцветных посыпок раньше, чем этот парень уйдёт. Пусть даже до самого второго пришествия господня. Сугавара приносит большую чашку и удивлённо смотрит на девушку, которая поспешно её хватает и чрезвычайно быстро ретируется подальше. Девушку можно понять, и Цукишима действительно понимает — он сам бы сбежал от человека, который за десять минут заставил бы его добавлять в свой напиток все больше и больше дополнительных ингредиентов и не менее шести раз вынудил произнести «нет, больше ничего». Но Кей всё равно считает, что заказ был выполнен слишком быстро. Коуши ловит его красноречиво-обреченный взгляд, и выражение непонимания на лице второго бариста становится совсем уж ярким. Цукишима даже не может представить, почему так нервничает. Правда, не то что бы «так», но из равновесия он его выбивает, это уж точно. Но, вообще-то, Цукишиме все равно. Чертов придурок. Дальше оттягивать время не получится, но он никогда не считал себя трусом, только благоразумным человеком, поэтому принимает решение достойно встретиться с врагом лицом к лицу. Примечание: он совершенно не хочет встречаться с врагом лицом к лицу. — Что желаете заказать? — спрашивает у жертвы эпатажного парикмахерского эксперимента Кей, и, судя по расползающейся ухмылке пострадавшего, тот вполне склонен ответить что-нибудь вроде «твою симпатичную мордашку напротив моей сегодня вечером». Боже. Цукишима понятия не имеет, откуда такая вопиющая пошлость взялась в его голове. — Мокко и шоколадный маффин, всё с собой, — сегодня на нем нет его ужасной и безвкусной кожаной куртки, и Кей действительно этому рад. Цукишима хочет отделаться от него поскорее, поэтому спешит с выполнением заказа. Благо, свежие маффины уже стояли на подносе, только что принесенном из кухни, а то ему бы не хотелось проклинать помимо кофемашины, ставшей вдруг безбожно медленной, ещё и их. — Расслабься, сегодня я не буду просить твой номер, — хмыкает парень, когда Кей протягивает ему стакан и бумажный пакет с логотипом кафе. Цукишима снова начинает раздражаться. Очевидно, он просто дразнит его, развлекается за его счёт. — Но зато попрошу написать название твоей любимой песни. Вопреки сложившемуся о нем мнению в университете, Кей тоже умеет развлекаться. Хочет получить название любимой песни? Он его получит. Идея приходит внезапно и настолько ему нравится, что он с очевидным удовольствием вырисовывает буквы на картоне. — Всегда любил Лили Аллен, — с любезной улыбкой говорит он и почти торжественно вручает ему стакан. Тот с ухмылкой его берет, читает надпись, потом медленно поднимает глаза, и у Тсукишимы попросту перехватывает дух от разительной перемены. Ленивый и насмешливый взгляд сменяется заинтересованным, и это выглядит так, словно парень вдруг стал самим собой, а все напускное слетело, хотя откуда Кею знать. — Куроо Тецуро, — говорит он. Цукишима в ответ не представляется. На стакане аккуратным почерком выведено «Fuck You».***
Всю следующую неделю Цукишиму швыряет по эмоциональному спектру прямо от негодования и рассуждений на тему субординации до нерациональной гордости за свою выходку и — черт, нет — какого-то противоречивого предвкушения. С этим самым предвкушением, кстати, никак не вяжется то, что он постыдно вздрагивает каждый раз при звуке открывающейся двери. Однажды он даже разбивает чашку. Сугавара наверняка считает его параноиком или кем-нибудь похуже, но вопросов не задаёт, хотя совершенно точно был свидетелем той произошедшей между ними сцены. Которая, Кей надеется, была последним его взаимодействием с парнем, чьё имя он — очень хорошо запомнил — не хочет называть. И да, Цукишима провел параллель с известной франшизой о мальчике-волшебнике. Да, он близок к тому, чтобы называть источник всех его бед Волан-де-Мортом. Что бы там ни предполагал Коуши, он не так уж далёк от истины. Вообще-то, Кей не то что бы надеется, что после того явного отказа кожаная куртка больше никогда не появится в Гранд-Кафе в его смену. Он в этом уверен. И это, пожалуй, его очень даже обнадёживает. Когда открывается дверь, и вошедшие движутся прямо к стойке, у Кея розовый фартук и очень сложное лицо. (Что-то ему подсказывает о полной несочетаемости этих двух вещей). Если попытаться систематизировать весь рой мечущихся в его голове мыслей, некоторые из них — большая часть — являются обрывками не совсем цензурных выражений, а окончательно оформляются только несколько. Во-первых, ему совершенно невдомёк, какого черта такой изящный отказ не сработал. Во-вторых, это полный кошмар. В-третьих, он не готов, совсем не готов принимать бой прямо сейчас. — О, это что, тот самый? — на всё помещение раздается громогласный голос, привлекающий внимание посетителей. Цукишима совсем не хочет знать, о ком говорит этот — о боже, ещё один — потерпевший убытки от мастера стрижек, но знает, и это действует ему на нервы. Позади этой шумной громадины с высветленными прядями, зачесанными наверх, вышагивает Куроо — черт бы его побрал — и смотрит Кею прямо в глаза. В-четвертых, сейчас как раз настало время для стратегического отступления. — Я на перерыв, — бросает он Сугаваре и проскальзывает на кухню в тот самый момент, когда его окликают. Кей закрывает дверь и прислоняется к ней спиной, как будто кто-то сейчас попытается её открыть. — Сбегаешь? — участливо спрашивает Коноха, вынимая из духовки противень с булочками, и Цукишима, на самом деле, его проницательность в гробу видел. Потом понимает, что при виде бариста, ворвавшегося туда, где его не должно быть, сложить два и два не особо сложно. — Не лучшее место ты выбрал. Кей вспоминает, что выход из кухни только один. Через зал.***
Цукишима честно ждёт целых восемнадцать минут, и это непозволительно много для добросовестного сотрудника, который отлучился с рабочего места по сомнительной причине прямо посреди смены. Он ждёт восемнадцать минут и всей своей душой надеется, что их было достаточно для того, чтобы Куроо и его громила-приятель съели все пончики, которые только были в Гранд-Кафе, или за чем — за ним, вообще-то — они там пришли. В небольшом отдалении сидит Акааши, и друг Куроо смотрит на него с тупым выражением благоговейного восхищения. Сам Куроо пытается его отвлечь, потому что тот, кажется, совсем выпал из реальности. Словом, застывшего в дверном проёме Цукишиму никто не замечает. Ему бы только миновать стойку, и это возможно, если пригнуться и вспомнить пару перекатов с переворотами из боевиков. И все бы получилось, день был бы спасён, как и его честь, репутация и всё такое, если бы не… — Цукишима, примешь заказ? ...если бы не Акааши Кейджи. Предательство приходит оттуда, откуда его совсем не ждали, оттуда, где, вообще-то, надеялись найти поддержку, и это самый настоящий «и ты, Брут». Но Кей серьёзный, взрослый человек, который находится при исполнении своих обязанностей, поэтому он подходит к Акааши, а эти двое — видит Цукишима — сверлят его взглядами. Подумать только, друг Куроо даже оторвался от любования отблесками лучей, играющих в смоляных завитках волос Кейджи. Кей слышит со стороны какую-то возню, перешептывание и различает, кажется, что-то вроде «ну, давай» и «Бокуто, блин». Это громилу, очевидно, зовут Бокуто. Потом голосом Куроо — запинающимся, почему-то — кто-то говорит: — Цукишима, обменяемся номерами? — Извините, я сейчас занят клиентом, — он не поворачивается. — Я ещё не выбрал, — да как будто ты закажешь что-то кроме рафа, господи, хочет крикнуть Цукишима и это явно крайняя степень отчаяния. А он-то надеялся на дружескую солидарность. — Тогда, может, всё-таки, ну, напишешь его? — Я не могу, — выдаёт Кей первое, что приходит в голову. — Почему? — спрашивает Куроо. — Почему? — спрашивает Бокуто, Тсукишима теперь знает его имя. — Почему? — спрашивает Акааши и улыбается слишком уж лукаво. Соучастники преступления караются законом в равной степени с главными преступниками, и Кей надеется, что его взгляд, направленный на Кейджи, сполна передаёт эту информацию. — У меня нет телефона, — оправдывается он, старается выглядеть честно и крепче сжимает мобильник за спиной. Как гласит закон Мёрфи, всё, что может произойти — произойдёт. Вот оно и случается. Цукишима никогда не менял стандартные настройки рингтонов. Даже со своей настоящей привязанностью к музыке он не ставил на звонок ни любимую песню, ни просто что-нибудь, отличающееся от предусмотренных производителями видов оповещения о входящем вызове. Пока его телефон не попал в руки Ямагучи. Вообще, если Тадаши берет его телефон, то пиши пропало, обязательно что-то потом обнаружится. В прошлый раз Кей оказался зарегистрированным в — прости, боже — Твиттере. Но не о социальных сетях речь, а о том, что на звонке у него, усилиями друга, теперь стоит какая-то унизительно популярная попса. Унизительно популярная попса, которая сейчас вдруг разрывает воздух. Цукишима хочет отправить высшим силам, которые ответственны за его судьбу, цветы, потому что, ну серьёзно, так искусно над ним ещё никто не издевался. — А, — глубокомысленно тянет Куроо и чешет свою чёрную шевелюру. — Понятно. — Не, не выйдет, — разводит руками Бокуто. — У него нет телефона. — Как же так, — лыбится Куроо слишком уж довольно. — Очень неприятно вышло. Да не то слово. Цукишима прикладывает руку ко лбу и слышит откуда-то слева, как Кейджи фыркает в чашку.***
— Я ненавижу кожаные куртки, — это первое, что слышит Ямагучи, когда после пар приходит в Гранд-Кафе. — И брюнетов, — это второе, и Тадаши, делая глоток имбирного чая, молча ждет следующего заявления. — А ещё все эти, — Цукишима неопределенно машет рукой над головой. — Умышленные издевательства над собственной внешностью. Они что, мазохисты? Кто «они», Ямагучи понятия не имеет, но чувствует, что за время его погребения под конспектами, распечатками и дедлайнами в жизни его лучшего друга произошло нечто вопиюще выбивающееся из тщательно выверенного им ритма собственной жизни. И это интригует, потому что Кей никогда бы добровольно не разрушил выстроенные им стены собственного спокойствия, и уж тем более не позволил бы сделать это другим. А ещё потому, что Цукки выглядит взволнованным и как будто не знает, что ему делать. — Рассказывай, — просит Тадаши и готовится слушать. И Цукишима рассказывает. С самого начала. Когда потом Ямагучи кивает на телефон, разрывающийся от звуков уведомлений, и спрашивает, ответит ли он, Кей фыркает: — Он присылает мне картинки. С животными и надписями. Мемы. Понимаешь? Он ради этого хотел взять мой номер? — А ты бы хотел, чтобы ради другого? — Ямагучи пролистывает сообщения и, не давая времени возмутиться, продолжает: — О, вот этот неплохой. Тадаши понимает, что Кей заинтересован в этом Куроо Тецуро куда больше, чем показывает и признается самому себе.***
(18:37) он заказал тройной эспрессо (18:38) вы понимаете (18:39) в чем проблема? приготовил бы ему его (18:40) Куроо (18:40) я прямо слышу этот твой осуждающий тон (18:41) НЕ БЫВАЕТ тройного эспрессо (18:41) НЕ существует В ПРИРОДЕ (18:41) а если он значится в меню какой-нибудь кофейни, БЕГИТЕ оттуда, вас обманывают (18:42) боже (18:42) бедный парень (18:42) наверное ему нехило так досталось от тебя (18:43) я ему говорю, что у нас нет такого напитка в меню (18:43) он говорит, как нет, если я его вижу (18:44) где, спрашиваю я (18:44) вот тут, отвечает он, и показывает на эспрессо (18:45) что, спрашиваю я (18:45) тройной эспрессо, отвечает он (18:48) Я УМИРАЮ (18:48) СЖАЛЬСЯ НАДО МНОЙ (18:49) меня бы кто пожалел (18:51) умираете от сочувствия, я надеюсь (18:52) СКОРЕЕ ОТ СМЕХА (18:52) ЭТО ВОСХИТИТЕЛЬНО (18:53) дальше ещё веселее (18:53) АААА (18:54) оказалось, что ему было нужно (18:55) интригующая пауза и барабанная дробь (18:56) ТРИ (18:56) ЧАШКИ (18:56) ЭСПРЕССО (18:57) ХАХАХААХВЗАЗПЗ (19:00) а потом, клянусь, он сказал (19:00) "спасибо вам большое за то, что потратили на меня своё время" (19:01) оставил слишком щедрые для студента чаевые (19:02) и написал в книгу отзывов (19:03) "лучший тройной эспрессо в городе" (19:04) слишком много слова "эспрессо" для твоих нервов (19:05) рад, что вы это понимаете (19:06) тсукки а ты уверен что тот парень не прикалывался (19:07) если бы на его месте был кто угодно другой, я бы мог это предположить (19:08) но это был ушиджима вакатоши (19:09) оу (19:09) почему-то я даже не удивлён (19:10) не уверен что он знает слово "прикалываться" (19:11) "прикол? связано ли это с садоводством?" (19:12) АААААОАЛПДАХ (19:12) ЪАЬЬАЬАХА (19:13) Я ГОВОРИЛ ЧТО ОБОЖАЮ ТЕБЯ?!? (19:13) Я ДОЛЖЕН БЫЛ***
(2:16) Прикреплённое изображение (2:24) что это. (2:25) кот (2:26) на пицце. (2:27) да (2:28) в космосе. (2:29) да (2:29) в кого это ты такой наблюдательный***
(1:58) сумерки сильно переоценены (1:58) но мне импонирует Джейкоб (2:03) как с режимом сна? (2:07) а у вас?***
Куроо приходит в Гранд-Кафе постоянно. Цукишима видел его разным, но сегодня он кажется измученным и уставшим. Зная о том, что Тецуро вряд ли заботится о собственном здоровом восьмичасовом сне, это неудивительно, но до этого он никогда не выглядел так. Слов поддержки в лексиконе Кея нет, да и вряд ли они бы сейчас помогли, поэтому он просто рассказывает о посетителях, своем дне, палеонтологических передачах, словом, обо всем, что идёт в голову, лишь бы стереть с лица Куроо эту отрешенность от всего мира. Это помогает, и он начинает втягиваться в разговор, на глазах веселеет и у Цукишимы отлегает от сердца. Почему, кстати, он вообще заботится о нем? — Всё такая же ужасная прическа? — слышат они оба, и Кей видит местную диву университета — Ойкаву Тоору. Человека, которого не будет заботить конец света до того, пока он не сделает укладку или не узнает, что этот самый апокалипсис организован формами инопланетной жизни. О его противостоянии с Ушиджимой слагают легенды, но вот об их натянутых отношениях с Куроо он ничего не знает. В любом случае, Кей готов наблюдать за начинающимся представлением. — Самый большой латте, который только здесь есть, — просит Ойкава. — Я слышал, — говорит Куроо, всё еще обращаясь к Цукишиме, — что у парней, которые пьют латте, во. И он сводит большой и указательный пальцы, наглядно демонстрируя, насколько мало это самое «во». Кей ставит перед Ойкавой его «самый большой латте» и старается держать лицо. Тот забирает стакан и демонстративно отпивает. — Можем проверить мои размеры сегодня вечером, Куроо-чан, — подмигивает Тоору. — Разве на свидания берут микроскоп? Ойкава фыркает и идет к выходу, не оборачиваясь машет рукой. Кей не уверен, что это было адресовано ему. Скорее всего, это его склонность к драматичным жестам, эффект которых должен впечатлять очарованные сердца. (Это не работает). (Но Цукишима точно слышал вздох со стороны какого-то высокого парня). — Разве вы не заказали латте в свой первый визит сюда? Куроо хватается за сердце. — Ты должен был бороться со злом, а не примкнуть к нему! Кей фыркает, думает, что Куроо заслуживает звание короля драмы не меньше Ойкавы, и вдруг ловит себя на мысли что ему комфортно. Ему нравится вот так перебрасываться шуточками и подколами с парнем напротив, а еще это действительно весело, и так хорошо он не чувствовал себя очень давно. Может быть, это все из-за атмосферы кафе, к кофейному аромату которого он привык, с её методичным приглушенным гулом и негромкой приятной музыкой. Атмосферы, которая так сильно отличается от привычной пустоты и тишины его квартиры. Цукишима, возможно, никогда бы не признался, что искал работу не только потому, что содержание собственной независимости давалось нелегко, но именно так и есть. Мелодия из динамиков сменяется с тягучей на что-то энергичное, наваждение пропадает. Кей чуть встряхивает головой и замечает, что все это время смотрел на Куроо. А тот глядел в ответ. Звенит дверной колокольчик, и вместе с воздухом с улицы в кофейню врывается Бокуто. — Бро! — кричит он и хлопает Куроо по спине. — Бро, — смеётся тот и поворачивается к нему. Что-то, повисшее между ними тогда, лопается в воздухе, как перетянутая струна. Цукишима замечает Акааши и, кивнув ему, получает такой же кивок в ответ. С удивлением обнаруживает, что тот вошел следом за Бокуто, как будто они пришли сюда вместе. Кейджи, заметив вопросительный взгляд Кея, только едва заметно улыбается.***
Здесь очень шумно, почти все люди ему незнакомы, а Цукишима такое не очень любит. Зато вечеринки обожает Бокуто — организатор, — который позвал Акааши, а тот, в свою очередь — Кея. Да, он такое не любит, но согласился, потому что это всё-таки конец учебного года, а ещё ему не мешало бы на несколько часов отвлечься от мыслей кое о ком. Ему нужно во многом разобраться, например, что это было с ним недавно. Да, разобраться, определенно, нужно, но не сегодня. Сегодня он не собирается вставать с этого дивана, который как островок посреди этого хаоса, не пользуется у присутствующих популярностью. Он будет сидеть в своем относительно тихом уголке и не думать. Кей берет со стола один пластиковый стакан с чем-то непонятным, и на вкус оно такое же странное. Цукишима слышал, как Бокуто упоминал об отъезде Куроо на следующие два дня, и это заставляет его расслабиться. Если бы он был здесь, — а Куроо бы несомненно пришел, они же с Котаро бро — то точно не оставил бы его в покое. Кей отпивает снова. А это неизвестно чем закончилось бы — Кей быстро пьянеет. А вообще, что это такое. Он пришел сюда думать о нём или не думать? Ему вдруг явственно представляется лицо Куроо, и он мотает головой. А лицо у него красивое. Высокие скулы, смугловатая кожа. Раскосые глаза. И голос — с хрипотцой, но мягкий — можно слушать часами напролёт. И прическа, на самом деле, добавляет ему какого-то хулиганского шарма, что ли. — Ты, — Цукишима указывает прямо на него новым — каким уже там по счёту — пластиковым стаканчиком с чем-то сомнительным. — Убирайся. Он пьян сильнее, чем думал, и прекрасно это осознает, но какая ему разница? Его здесь нет, зато есть куча чего-то алкогольного, и Кей посылает всё к черту.***
Сидя на невысоком стуле и обхватив голову руками, Цукишима проклинает весь мир. Его как будто парочку раз — парочку сотен раз — приложили лбом о бетонную стену. Еще и чёртово солнце светит прямо в глаза, еще и смена на весь субботний день, а подменить его некому. Но, к счастью, помимо головной боли и сушняка он не ощущает никаких мерзопакостных синдромов похмелья, а от тех, которые есть, к вечеру удастся избавиться. Ну, он надеется. Хотя бы новые посетители не приходят, и на этом спасибо. Что вообще вчера было? Он помнит диван, помнит алкоголь, помнит, что думал о Куроо — эти слова вообще никогда не должны оказываться в одном предложении — помнит телефон. Телефон. Нет. Нет-нет. Он судорожно лезет в карман, открывает последние диалоги и стонет. (23:35) ваша кожаная куртка просто кошмарна (23:46) чем она тебе не угодила? (23:49) тем, как вы в ней смотритесь (23:49) вы мне в целом не угодили (23:50) зачем вы вообще пришли тогда (23:50) кто вас просил (23:51) можно было и без кофе обойтись (23:52) вы мне жизнь сломали, вы в курсе, собственно? (23:53) еще и твоя тупая прическа (23:54) чем она мне вообще нравится (23:57) чем ты вообще мне нравишься (23:58) у тебя даже шутки несмешные (23:59) ладно, смешные (00:01) живешь весь такой классный, а мне страдать (00:12) как меня угораздило вообще В самом деле, как его угораздило отправить это. Главное, успокоиться. Да, это стыд и позор, стоило бы посыпать свою голову пеплом и уйти в отшельники, но зато Куроо, судя по тому, что ничего не ответил, понял, что здесь что-то не так. Куроо не будет еще день, и это можно использовать как передышку. Он успеет придумать план, оправдания и доводы. Кей еще и без ошибок писал, ничего себе. Самое ужасное в этой ситуации то, что эти сообщения правдивы до самого последнего слова.***
Головная боль действительно спадает, и он чувствует себя даже довольно сносно, если не считать редких приступов желания провалиться сквозь землю. В субботние вечера в Гранд-Кафе не бывает свободных столиков, студенты и просто горожане приходят, уходят, заказывают, в общем, у Цукишимы много работы, и подмечать каждого посетителя просто не хватает времени. Но когда дверь в кофейню открывает Куроо, Кей замечает. Когда-то такое уже было. Это уже даже не забавно.***
Цукишима думает, что Куроо всё-таки не такой придурок, каким ему представлялся. Он ведет себя так же, как и всегда, словно ничего не произошло. Болтает, как обычно, ничем не намекает на ночные монологи. Оказывается, он может быть тактичным и понимающим. Кей пытается не анализировать, почему чувствует такое огромное облегчение. Он добавляет в кофе сахар и сливки с особенным старанием. Тецуро кладет банкноту на стойку, но все ещё придерживает её рукой. — Слушай, Цукки, а сделаешь мне скидку? — Куроо слегка ухмыляется и смотрит так, что что-то внутри бариста начинает кричать о грядущей катастрофе. — С какой это радости? — спрашивает Цукишима. — Ну, я же тебе так сильно нравлюсь. Цукишима роняет чашку. Тактичный и понимающий, как же. Не придурок, ага. Он просто выжидал время, забудьте все хорошие слова, которые были о нём сказаны. Это уже вторая чашка, разбитая по вине Куроо, и Кей точно предъявит ему чек. Сразу после того, как вылезет из-под стойки, куда нырнул вслед за осколками. Цукишима сомневается, что это когда-нибудь произойдёт. Если бы его спросили, чего бы он пожелал, если бы это точно исполнилось, он бы ответил, что больше жизни хочет оказаться вне досягаемости взгляда Куроо и его чертового смеха, от которого тот прямо сейчас задыхается где-то наверху. Все неловкие ситуации, случающиеся с Кеем за последние пять месяцев, происходят по вине Куроо Тецуро, это факт номер один. Куроо Тецуро, на широкие плечи которого ложится ответственность за позорные случаи в биографии Цукишимы, будет припоминать ему их до конца жизни, это факт номер два. — Ты вылазить собираешься? — бессовестно ржёт виноватый. — Нет, — отрезает Кей. Куроо перегибается через стойку, ловит его за запястье и вытаскивает — как рыбу, отрешенно думает Цукишима — обратно на белый свет. — Да ладно тебе, — Тетсуро все ещё держит его за запястье, смотрит из-под чёлки, и его взъерошенность вдруг прошибает Цукишиму желанием запустить в это гнездо пальцы. — Я не с этого хотел начать разговор. — А с чего тогда? — Кей на пробу двигает рукой, но хватка усиливается. Ему точно не сбежать, не-а, думает он. — Есть хорошая новость и плохая, с какой начнём? — какого чёрта так бодро. — С хорошей, — кисло говорит Цукишима. Стоит сохранять оптимистичный настрой в любой жизненной ситуации. — Ты тоже мне нравишься. О-о, это что, румянец? — умиленно добавляет Куроо, и это вовсе не обязательно. Ну, серьезно. Хватило и первого заявления. Кей старательно всматривается в столешницу и пытается согнать с лица ощущение пожара. Он что, школьница, что ли. Ему уже приходилось слышать такое. Да, но не от Куроо Тецуро, услужливо подсказывает ему единственная нормально функционирующая сейчас часть мозга. — А если про плохую, — Цукишима слышит озорные нотки в его голосе. — Тебе придётся терпеть меня на свиданиях. Он широко улыбается, и чтобы это узнать, даже не нужно поднимать голову. Кей бурчит: — Вообще-то я ещё ни на что не согласился. Внутри него все орёт и скачет, какое, к чёрту, «ещё не согласился»? — А ты не хочешь? Голос Куроо меняется, из него пропадают все отголоски смеха, и Цукишима вдруг осознает важность момента. Он поднимает голову. Хоть Тецуро говорит в шутливом тоне, Кей знает, что ему оставлен путь для отступления. Стоит ему отказаться — Куроо отпустит и позволит уйти. Куроо поймёт и примет его выбор. Цукишима смотрит ему прямо в глаза — вовсе не тёмные, как ему показалось при самой первой встрече — и сталкивается с напряжённым ожиданием. Прислушивается к себе: внутри уже не орёт, но все ещё скачет — это сердцебиение отдается эхом по рёбрам. Переводит взгляд на его губы — Тецуро замечает, — затем обратно. Кей искренне не понимает, почему вообще анализирует что-то, и, наконец, с расстановкой произносит: — Я хочу.***
То, что ту самую кожаную куртку Тецуро подарил Бокуто, он узнает случайно. Кей действительно рад — теперь во всех его несчастьях можно обвинять не только одного Куроо.