Точно определяемый момент

Начинается всё по-дурацки — Хын Су просто пробалтывается. — Может быть, — рассеянно отвечает Нам Сун. В общем-то, ничего такого тут нет: шутки на эту тему — обычное дело в любой достаточно замкнутой мальчишеской компании. В банде они тоже когда-то постоянно шутили. Но Хын Су приподнимается на локте и недоверчиво, почти боязливо рассматривает лицо Нам Суна. Они одни. Валяются прямо на ковре в комнате Нам Суна, поедая пиццу: у его отца то ли запой, то ли ночная смена. — Ты меня не успокоил, — говорит Хын Су и пытается принять вид человека, который понимает хорошую шутку — ну или хотя бы готов свести к ней неловкую ситуацию. Правда, при этом он подозревает, что выглядит как человек, у которого глаза лезут на лоб и голос подскакивает на пару тонов. — Да ладно тебе, — Нам Сун ухмыляется. — Раз ты думал об этом... Ведь думал же, да? Иначе бы не ждал от меня, — он округляет глаза и хлопает ресницами, — такого. Извинения в этом эквиваленте Хын Су нужны не больше, чем Нам Суновы сломанные кости, но он не любит озвучивать очевидные вещи. — Придурок, — говорит он, и на этом разговор закончен. В следующий раз тема всплывает спустя неделю. У Нам Суна дисциплинарное взыскание, и он драит класс, а Хын Су составляет ему компанию (и осыпает насмешками; за вторую швабру он браться не спешит). — Дело не в извинениях, — говорит Нам Сун безо всякого предупреждения, словно продолжает начатый разговор. — Я просто думаю... мы могли бы. Потому что это не отличалось бы от, — он взмахивает рукой с зажатой в ней тряпкой, — всего остального. Хын Су смотрит на него во все глаза. Нам Сун одного с ним роста, даже чуть выше, но никто никогда не замечает этого, потому что Хын Су выглядит массивнее, а у Нам Суна тонкие кости. А ещё овальные гладкие щеки, пухлые губы, а ресницы почти задевают кожу, такие они длинные и изогнутые. У него были расширенные, как у наркомана, зрачки и безумный взгляд, когда он заявился выкупать Чжон О с казной класса в руках. Хын Су знает: взрослый бандит отступил тогда не из-за кучи монет и мятых бумажек, разлетевшихся по бильярдному столу из разбитой копилки, а потому, что увидел глаза Нам Суна. Должно быть, тот мужик был опытным и умным человеком. Самому Хын Су вот ума всегда не хватало. — Я имею в виду, — поясняет Нам Сун свою мысль, — это бы ничего не изменило, верно? У нас с тобой. Не больше, чем драки, или взлом банкоматов, или баскетбол, или комиксы. А раз так, то ничего страшного. Хын Су отодвигается от него. На лице Нам Суна и близко нет того страдания или стыда, с которым он умолял Хын Су о прощении за увечье. И это, чёрт подери, значит, что он всерьёз верит в то, что говорит. — Ну хочешь, я тебя?.. Это будет достаточно убедительно, чтобы ты наконец поверил, что дело не в попытках заслужить прощение. — Нам Сун на мгновение задумывается и договаривает неуверенно: — Наверное. Я слышал, это всё равно классно. То есть, иначе бы парни этим не занимались. К Хын Су возвращается дар речи. — Ты соображаешь, о чём говоришь? — Думаю, да. — Нам Сун рассеянно потирает шею. — О сексе. И тут-то Хын Су испепеляется на месте. Такое, во всяком случае, у него ощущение. Кажется, вся кровь в его теле, сколько её ни есть, хлынула к щекам. Почему-то употреблённое Нам Суном слово звучит куда ужаснее, чем «трах», «перепих» и все прочие названия для этого занятия, которые можно подцепить на улице. Как на каком-нибудь уроке по половому воспитанию — очень по-взрослому и стыдно. Кошмарно. Правда, вряд ли на уроке им бы стали рассказывать об однополом сексе. Хын Су обречённо стонет вслух и мотает головой, пытаясь вытрясти из неё эту мысль. — Я ухожу, — решительно заявляет он и соскакивает с парты, на которой сидел, забравшись с ногами. — Эй! — Нет уж, — решительно говорит Хын Су. — Если чему я и научился рядом с тобой, так это точно определять момент, когда от тебя нужно драпать. Делать ноги. Сбегать, чокнутый ты псих! И не вздумай подходить ко мне, пока тебя не перемкнёт обратно. Нет. Нет! Стой там, или я буду отбиваться шваброй. — Ну, наконец-то ты её взял, — хладнокровно замечает Нам Сун и возвращается к работе. — Можешь заняться левой половиной класса.