Птицы на плечах

"Я, как и все, уродилась на этой земле, а он Пришёл издалека Я, как и все, от дождя укрывалась зонтом, а он Разгонял облака И жил он, как дьявол, а умер, как бог на кресте, а я Лишь теперь поняла Кем я была ему, я была ему Кем я была ему, кем была ему Кем я была". Екатерина Болдырева — "Кем я была"

Ки собирает волосы в пучок привычным, плавным, женственным движением, и Сардо, устроившийся в кресле, думает о том, что она красивая, эта девочка с шоколадно-тёмными волосами и ореховыми глазами. Такая нежная, что и не подумаешь о том, что перед тобой один из лучших бойцов мистического мира, если не знаешь об этом заранее. Скоро она станет лучшей из всех, и ещё более нежной. — Уходишь? Она плавно поводит плечами и смотрит на него в отражении почти осуждающе: — А ты предлагаешь остаться? — бархатному голосу, ластящемуся к его слуху, как никогда идёт мягкая ирония. Сардо встаёт, подходит к ней со спины и обнимает за плечи, в которых под шёлком кожи чувствуется сталь мышц, и это возбуждает больше платья, облегающего идеальную фигуру. Сила, неброская, но осознанная — всегда красива, какая бы эпоха ни проходила за окном. — Предлагаю. Оставайся. Ки опирается спиной о его грудь, льнёт к нему мягкой лентой и улыбается зеркалу с юношеским лукавством: — Нет, Сардо, — его имя она чеканит по своему голосу, выделяя каждый звук. — Не стоит. — Потому что я демон? — И поэтому — тоже. Они познакомились несколько месяцев назад, совершенно случайно, и почти сразу узнали друг в друге демона и посвящённую, однако драться на многолюдной площади без повода было слишком неуместно, даже с его точки зрения. А на следующий день он встретил её после пар и предложил проводить до общежития, Ки, о чём бы ни подумала в тот момент, не отказала. — Боишься, что твои наставники узнают? — А ты? Она оттолкнула его бедром, и Сардо отступил, позволяя ей пройти мимо него к двери. Зачем удерживать женщину, если она вернётся, будучи отпущенной на волю? — А я — нет, — честно ответил демон пустой комнате, возвращаясь в кресло, чтобы прочитать утреннюю газету. Шефу было абсолютно всё равно, с кем он проводит ночи: с шлюхами, студентками, монашками, посвящёнными или извращается с какими-нибудь козликами. Всё, что имело значение в его мире — выполненное задание, а развлекаться каждый мог как пожелает. Впрочем, козлики всегда казались Сардо малопривлекательным выбором, когда по земле ходит столько красивых людей. Спустя три года они сидели в креслах друг против друга, и Ки, закинув ногу на ногу, особенно красивая в молочно-белом платье и коралловых бусах, вертела в пальцах бокал с красным вином. Со времени их знакомства подростковая угловатость, которая сохранялась, исчезла окончательно, и теперь она напоминала северную кошку, плавную в каждой линии своего тела. — Завтра вручение дипломов, — она то ли сообщала ему давно известную новость (Сардо даже раз помог ей с поиском литературы для диплома), то ли размышляла. Он догадывался о чём. — Поздравляю? — Я собираюсь вернуться домой, — она подняла на него выразительный взгляд тёмных глаз, и Сардо заинтересованно улыбнулся в ответ. Нежелание Ки сказать прямо выглядело по его мнению очень мило. Именно так, как и должны выглядеть молоденькие девушки. — Это замечательно. Ки вздохнула и поставила бокал на стол: — Ты ведь понимаешь к чему я веду, да? — в её голосе обвинение в чём-то таком банальном, вроде жестокости. — Нет. Разумеется он понимал, и даже не скрывал этого. Однако понимающий, участливый демон — это что-то сродни анекдоту. — Боги… как я с тобой могла связаться? — С открытыми глазами, Ки, как же иначе? Это была чистая правда, и именно этим она его и привлекла на целых три года. Случайных связей у него за жизнь были сотни, но обычно его принимали за простого смертного. Очень состоятельного, но всего лишь человека, не осознавая опасности знакомства с ним. Совершенно другое дело смотреть в тёмные, как угасающий закат, глаза, в которых ты видишь искру настороженности и знания. — Да, — она на мгновенье опустила глаза, будто собираясь с силами, и тут же снова посмотрела на него. — Это последний вечер, Сардо. — Договорились, — он расслабленно откинулся на спинку своего кресла. — У тебя странное выражение на лице. Ты обиделась, что я не стал спорить? — Я не верю, что всё так просто. Наверное впервые за эти три года в её голосе послышался страх. Изумительно. — Чего ты боишься, Ки? — Сардо протянул руки и сжал пальцами тонкое запястье с быстро бьющейся жилкой. — Я не боюсь тебя. — Ки… Ки, ложь — оружие демонов, а не посвящённых. И это последний вечер, когда эта ошибка пройдёт для тебя без последствий, — Сардо потянул её ладонь к себе, прижался губами к выступающим руслам вен. — Так чего ты боишься? — Я не обязана тебе отвечать, — её голос звучал сдавленно, не от страха, уже нет, от сдерживаемого желания и… сожаления. Да, именно сейчас она понимает, что это действительно их последний вечер. — Безусловно, Ки, — Сардо улыбается ей, когда она встаёт, чтобы, сделав один короткий шаг, оказаться у него на коленях. — Безусловно. — Мы станем врагами в будущем, — прошептали мягкие губы ему на ухо, почти беззвучно, как будто в надежде остаться не услышанной. — Не обязательно, детка, — Сардо погладил её по выгнутой спине, как ласковую кошечку. — Скорее всего, мы никогда больше не встретимся. — Нет, — её голос впервые за вечер зазвенел сталью. — Я знаю: мы станем ими. Вот значит как. Предвиденье и предчувствие посвящённых, любимцев богов, отличалось от демонических предсказаний, но было не менее надёжным. — Я убью тебя, детка? — Да. Никогда ему не понять тех, кто вручил свою жизнь богам. Девочке следовало если не бежать от него, то убивать его, хотя бы попытаться, пока есть такая возможность. Вот к чему этим детям любые дары небесные, если они так ими распоряжаются? — А как этот… Нумпса? — Нумспа. Сардо Нумспа, — внутри что-то дёрнулось, забыто и больно, от звучания его имени. От того, что собственные губы снова, спустя столько лет, произносили его. Так же, как тогда, когда горячие — адское пламя в демонической крови — ладони лежали на её плечах, а вкрадчивый голос влажным дыханием оседал на шее. Как давно это было, будто в другой, не её, жизни. — Он вполне реален. Она могла бы рассказать этому мальчику (кажется, он старше её, или нет, с каких-то пор ей кажутся мальчиками все) о реальности, пронизанной рыжеватым светом камина, наполненной вибрирующим в груди голосом и запахом лаванды и мяты, многое из того, что не стоит знать Избранному. Ки запахивает кофту плотнее, чувствуя жар предвкушения от знакомого имени, не стёршегося из памяти не смотря ни на что, и холод смерти, застывшей на её пороге. Он вернулся в её жизнь, он украл Золотое Дитя, они стали врагами. Её предчувствия, неясные и зыбкие, как отражение луны в воде, не обманули её, хоть она и надеялась на обратное. Правда ли? Он убьёт её, убьёт, она знает, как знает и то, что к ней демон не придёт сам. "Это последний вечер", — она сама так сказала. — Ты тоже была там и говорила вещи вполне реальные. Боги, серьёзно? Почему избранному не посмотреть на кого-нибудь другого? На кого-нибудь из тех, кто не касался демона по доброй воле и не раскаивается в этом. — Ты обещал мне, — она произносит это в молчащую трубку, набрав номер, не глядя на циферблат. Случайный набор, вряд ли она могла угадать, боги, Ки даже не уверена, что у Сардо есть телефон, но магия действует не по тем же законам, по которым работает техника: в магии всё решает вера. — Ты обещал мне, Сардо. — А ты произносишь моё имя так же, как раньше, детка, — его голос остался таким же, до последнего обертона, не изменившись ни на ноту. У неё скручивает внутренности спазмом: память, сожаления, ностальгия. На какое-то мгновение ей кажется, что ему — именно ему, демону, когда-то обнимавшему её, демону, который убьёт её, — она могла бы рассказать, как устала. Устала от чувства, что никому кроме неё не нужны поиски несчастного ребёнка, виноватого в том, что он родился как чудо. Перед демонами, которые жаждут уничтожить его, до того как он станет опасен. Перед людьми, которые ждут от него спасения, не желая помочь ему в ответ ничем. — Сардо… — Если ты хотела попросить за ребёнка, то мой хозяин настаивает на его убийстве, не желая удовольствоваться одним лишь заточением, — в голосе этом, смертельно опасном, вместо полагающегося злорадства — лёгкое сожаление, разбавленное привычной уютной насмешкой над ней, вечной девочкой, как будто рыжий демон действительно предпочёл бы оставить Сострадание в живых, лишь изолировав от мира людей. "Почему, Сардо, почему из всего мира, кроме меня не всё равно только тебе, враг мой?" — Я… не об этом. — А о чём же, Ки? — он посерьёзнел. Он обещал ей, да. Одно желание в качестве подарка в их последний вечер. И всё, на что ей оставалось сейчас уповать: что он не нарушит данного добровольно слова. — Говори. — Избранный не хочет… нет, он не понимает насколько серьёзна его миссия. — Ты уверена, что тебе стоит говорить мне об этом? — он улыбается там, затерянный среди людей и бетонных коробок, она чувствует это по его голосу. — Ты и сам это знаешь, Сардо, ты встречался с ним. Несколько секунд в трубке висела тишина, полная — Ки чувствовала это — сожаления о противнике, который так и не стал настоящим. Демоны любят войну, любят врагов и кровь, как дети любят качели. — Да, Ки, я видел его, он безнадёжен до тех пор, пока сам не захочет сражаться по-настоящему. — Помоги мне с этим, Сардо, — она привычно, как много лет назад, чеканит его имя. — Моё желание. — Детка… — растерянно тянет демон, и Ки почти видит, как он запускает пальцы в свои волосы. — И что же мне с ним нужно сделать по-твоему? Поговорить? — Убить меня, — она говорит ровно, как будто просит купить хлеба, как будто эта просьба естественна, как дыхание. "Я не хочу умирать, Сардо, я не хочу, но кому ещё есть дело до этого ребёнка?" — Так, чтобы это стало его личным делом. Он… — Любит тебя? Сочувствую. — Не стоит. — Ему, детка, ему, а не тебе, — с каким-то непонятным ей, тяжёлым вздохом уточнил Сардо. — Ты просто не умеешь выбирать мужчин. — Ты был моим первым. — О чём и речь. Я приду на рассвете. Уж постарайся не увернуться, ладно? Ки прикрывает глаза и чувствует, как по щеке пробегает тяжёлая, крупная слеза. Боги, боги… — Спасибо. — Не за что, малыш. За прошедшие годы с их последней встречи Ки стала красивее и сильнее, а ещё вокруг неё, как рыцарский панцирь, застыло начавшее трескаться одиночество, и было что-то бессмысленно символичное в том, чтобы убить её именно теперь. Сардо забрал у слуги арбалет до того, как тот успел вовремя выстрелить в Избранного и прицелился получше, ровно настолько, что бы Ки успела отважно и самоотверженно прикрыть его собой от арбалетного болта. "Знаешь, я полагал, что ты воспользуешься моим подарком для того, чтобы изменить своё предсказание, а не воплотить его. Но иногда, изредка, люди бывают действительно интересными. Хотя и немножко глупыми…". Он ушёл, оставив людей наедине друг с другом. Демоническая деликатность именно такая: убить любимую на твоих глазах и позволить обменяться прощальными словами без свидетелей. Сардо и так знал, что будет сказано. Ки устало прислонилась к стене своего маленького съёмного жилища, и вдохнула почти выветрившийся запах благовоний с одежд. Всё закончилось, и впереди её ждала обычная человеческая жизнь с Избранным, снова ставшим всего лишь одним из людей, таким же, как и все прочие. Мысль об этом приносила облегчение, пьянящее, и лёгкое разочарование, отрезвляющее, и, качаясь между этими двумя чувствами, Ки ощущала равновесие, к которому стремилась много лет. С того самого "их последнего" вечера. "Я убью тебя?" "Да". А я — тебя. Ки не лгала ему, нет. Она и сама не знала, как именно сбудутся её предчувствия. Не знала, что именно её желание — и его обещание — исполнят обе смерти. Просто для неё — не окончательную, потому что она человек, потому что Золотой Ребёнок послан в мир спасать людей. Но она не знала, она действительно не знала тогда, что переживёт свою смерть. На столе лежал конверт, подписанный знакомым летящим почерком, и сердце в груди дёрнулось. Больное, глупое сердце, которое она так и не вылечила, ни временем, ни Джеррелем, ни смертью. В конверте вместо письма лежала короткая записка: "В следующий раз, детка, формулируй желания чётче. Тебе следовало самой попросить о времени для мальчишки". А с обратной стороны: "А, и сделай что-то с моим влиянием на тебя, Избранные богов не совершают чудес ради мести, только ради спасения других. Это так, на будущее". Ки обессилено опустилась на пол. Когда-то старуха, живущая напротив её семьи, сказала ей, что демоны стремятся завладеть сердцами и душами людей, и никогда не отдают добычу назад, скармливая её злым птицам, что сидят у них на плечах. Но ни в каком кошмаре Ки не думала, что на плечах Сардо будут сидеть Вина и Раскаяние.