На закате

Время в сущности своей бесконечно, но людям пришло в голову придумать для него миллион фальшивых окончаний, самым красивым и частых из которых, по мнению Нумспа, был закат. Шеф считал, что смерть, но тут можно было поспорить, считал ли он это красивым или же смешным, в своей умилительной эгоцентричности. А вот Нумспа любил закаты, красивые как кровь и яркие как пламя, не способное обжечь его крыльев. — Иллюзия, всё иллюзия, — сказал когда-то Второй. — И красота заката — одна из самых грандиозных. Нумспа тогда рассмеялся, напомнив, что ложь и обман, в какой бы форме они не проявлялись, — это его стихия. Второй тогда улыбнулся и кивнул, с какой-то… Сардо знал название, но и сейчас, спустя более десяти веков не мог убедить себя в том, что это была нежность. — Это красивая стихия. Тогда ему казалось, что Второй пытается оправдать его. Вывести из-под суда своей справедливости. Теперь, спустя сотни тысяч закатов — красивой, яркой иллюзии смертности времени — Нумспа верил в это почти так же, как глупые монахи верили в то, что Золотой Ребёнок пришёл для их спасения. У людей и демонов не так много общего между собой (хотя больше, чем хотелось бы богам), но в стремлении к самообману они были равны. Нумспа сидел на краю обрыва и смотрел на то, как по человеческой прихоти умирает время. Смешно было думать, что, пока демоны проливали человеческую кровь, люди покушались на основы мироздания. Когда-то он поделился этой мыслью с единственным из божественых детей, который говорил с ним. Тот кивнул, будто принял к сведению, и с интересом приподнял бровь: — Ты поэтому называешь меня чудовищем? Нет, не поэтому. Только чудовище могло не просто пытаться, а видеть что-то хорошее в демоне, который искал путь к его убийству. В этом не было ничего демонического (демонам было плевать на подобное), божественного (боги разили и карали, часто пренебрегая судом, не важно сколь праведным) или человеческого (люди просто боялись). Однако это было, реальное и дышащее, и как ещё можно было назвать это существо, как не чудовищем? — Да. Он бы никогда не рассказал ему о настоящей причине. Потому что правда превратила бы насмешку во что-то вроде… Нумспа знал название этого чувства, но и спустя годы не желал называть его — нежностью. Закат погас окончательно, но время предсказуемо пережило свою багряную смерть, не заметив этого. И память демона — тоже. Определённо, жаль.