***
Сразу после пар Сергей Алексеевич забрал из автосервиса машину и отогнал ее к родительскому дому. Забежал к отцу и матери, справился об их самочувствии, принес продуктов. Долго думал, как рассказать впечатлительным старикам о ночной бойне, в итоге промолчал. Ограничился упоминанием того, что Олечка снова спасла больную собачку. — А вот спасет Олечка однажды вместо собачки молодого и красивого оборотня, и пойдешь ты лесом! — подколол Чернобурцев-старший. — Вон, хотя бы Кольку, сына берестянского председателя. Спортивный, интересный… — Лёш, ну что ты говоришь-то такое! — возмутилась Ксения Петровна. — Олечка не такая… — Да при чем тут она, я вон ему намекаю, — отец махнул рукой в сторону старшего сына. — Говорят ему, купи цветов девчонке, поухаживай, так нет… — Лёш, ну она курсантка, он преподаватель, как он должен ухаживать? На танцы ее сводить?! Сергей Алексеевич слушал беззлобные подначки пожилых родителей и думал. О том, что они с Ольгой теперь любовники, мужчина рассказывать не собирался никому. Потом, возможно, если это «потом» вообще наступит. А думал он, глядя на родителей о том, что даже если все и сложится на этот раз, то никогда ему самому вот так же не сидеть со своей девушкой в старости. Хотя бы потому, что его собственная старость наступит намного раньше. Всё-таки 23 года разницы — это серьезно. Вот тут уже и Кольки-спортсмены начнутся, и всякое другое. Да и потом, закончит Оля училище на следующий год, отлетает свои 150 часов практики и уедет домой в Москву. Начнет работать в авиакомпании, введется командиром года через три… Совсем другая жизнь начнется у девочки. А он тут со своими цветами и седой головой… — Серёнь, да не слушай ты отца! — Ксения Петровна не без труда поднялась из кресла и прошаркала к дивану, села рядом с сыном. Обняла как в детстве, когда юный лис-оборотень Серёжка впервые познакомился со своей лисьей ипостасью. — Он опять шутит. Олечка нам очень нравится, не думай. А что уж у вас там выйдет — дело ваше. Получится — и хорошо, нет — да и не надо. Возле дома Ярченкова Сергей Алексеевич тщательно огляделся. Нашел нужное окно, сел на лавочку перед подъездом, развернул газету и принял вид беззаботного читателя прессы. Китель с погонами остался в машине, сейчас под курткой был поддет обычный шерстяной свитер с высоким горлом. Вот в кухонном окне показалась мадам Ярченкова, супруга бывшего заместителя директора по УР, дама лет семидесяти, с блондинистым каре на голове и одетая в темный халат или домашнюю тунику. Судя по положению ее тела — готовила или мыла посуду. Периодически хозяйка оборачивалась, словно прислушиваясь к чему-то за стенкой. Через ещё минут пятнадцать из подъезда, держась за дверной косяк, вышла женщина лет пятидесяти, с распухшим от слез лицом и в черной шали на голове. Ко рту она прижимала огромный клетчатый носовой платок, из тех, что ещё с советских времён хранятся в комоде у любой домовитой кумушки на случай эпидемии неудержимого насморка у всей семьи. У женщины явно произошло страшное горе, и этот дурацкий платок, закрывший половину неузнаваемо заплаканного лица, только добавлял ощущения непоправимости. Первым порывом Сергея Алексеевича стало желание предложить несчастной свою помощь, но он заставил себя сидеть ровно. Дама в черной шали тяжело опустилась на лавочку рядом с Чернобурцевым и уставилась в одну точку. Внутренний лис немедленно заскулил от сочувствия собрату-оборотню. — Я могу чем-нибудь вам помочь? — Сергей Алексеевич наклонился поближе к соседке по скамейке. Та медленно повернулась на звук и несколько секунд просто изучала мужчину, словно бы принюхиваясь. Потом отвернулась. — У меня сын пропал… — ни к кому не обращаясь, бесцветно произнесла женщина. — два дня назад. — Ну, два дня — это ведь немного, — мягко заметил Чернобурцев, — мало ли что! Взрослый сын? — Да… Двадцать восемь лет. — Ну двадцать восемь — это совсем взрослый мужчина, вы что? Мало ли, что могло у него случиться, дела какие-то срочные… Не убивайтесь вы так! Подождите три дня, если не объявится, то в полицию… — Да какая полиция! Какие три дня?! — всхлипнула дама, давясь рыданиями. — Я же мать, я же чувствую, понимаете? С Колей что-то страшное случилось… Сергея Алексеевича словно обожгло. По спине пробежал колкий холодок. Будь он сейчас в своей животной форме, то оскалился бы и шерсть на загривке встопорщил. Ведь только совсем недавно отец его дразнил сыном председателя берестянского сельского поселения как возможным соперником в борьбе за руку и сердце Ольги… Сергей Алексеевич снова внимательно рассмотрел женщину. Черт, если бы не отёк, превративший лицо в бесформенную подушку, он мог бы ее узнать. В конце концов, Берестянки совсем рядом с Авиагродком, только железнодорожный переезд перейти. Местные жители с удовольствием ходят в магазины в городок, гуляют по территории училища с колясками. Придется спросить прямо. — Простите, вы случайно не супруга председателя? Женщина кивнула, не поднимая глаз. В груди педантичного и строгого Чернобурцева, привыкшего следовать букве закона, вдруг подняла алую голову пылающая ярость. Она родилась из боли огнестрельной раны на лисьем боку. Страха в глазах бывшего коллеги по работе, выброшенного на пенсию словно в канаву. Злых и едких слез любимой девушки, волокущей к машине отравленного пса. Предсмертных конвульсий собратьев Рыжика на заблеванном асфальте автобусной остановки. И горя матери, потерявшей сына. Понять, что случилось с несчастным Колькой-спортсменом, теперь было нетрудно… Теперь уж точно. — Вы к Ярченкову приходили, да? — заметив, как дернулась женщина, он поспешил ее успокоить: — не бойтесь, я тоже оборотень. И бывший коллега Александра Владимировича, мы вместе в училище работали с ним. И я на вашей стороне. — А… — дама слабо улыбнулась. — А я ещё подумала, чего меня к вам присесть потянуло. Я сейчас не чувствую ничего… А всё-таки смогла понять. Вы тоже пёс? — Лис, — не стал скрывать мужчина. — Чернобурцев моя фамилия. — А, вы значит, сын Ксении Петровны и Алексея Даниловича! — из выражения лица собеседницы потихоньку уходила затравленность. — Я вас лично не знаю, но про семью чернобурых лисиц слышала. Знаю, что ваш папа пилот-инструктор был в училище, а мама — учительница. А мы вот с мужем собаки, из простых, беспородных… Сергей Алексеевич кивал на излияния случайной собеседницы, опасаясь хоть чем-то прервать их. Пока несчастная мать говорила, она не плакала. И даже постепенно успокаивалась. Решив, что станет последним человеком на свете, от которого эта женщина сможет узнать об ужасной гибели сына, Сергей Алексеевич ни словом не обмолвился о ночной трагедии в Авиагородке, свидетельницей которой стала Ольга… И сам Александр Владимирович в своем пёсьем обличии. На рассказе о последних соревнованиях по плаванью, в которых блестяще выступил (ныне уже покойный) Коленька, Сергей Алексеевич плавно срулил с темы: — Я сейчас как раз иду к Ярченковым, — он постарался вложить в голос как можно больше уверенности. — И ещё раз с ним поговорю. А вы отправляйтесь домой пока, если что-то станет известно, я позвоню. Диктуйте номер. У дверей квартиры Ярченковых Чернобурцев замер. Не любил его внутренний лис представителей охотничьих пород собак, хоть ты тресни. Особенно тех, что были выведены специально для норной охоты. В природе их виды являлись злейшими врагами, и даже для оборотней, обладающих человеческим разумом, это обстоятельство порой становилось непреодолимым барьером в общении! Псовые не любили кошачьих, хищники не ладили с травоядными и грызунами, а охотничьи собаки вообще всем были поперек, кроме себе подобных. Но сейчас у всех у них одна проблема и один враг. И Сергей Алексеевич решительно вдавил кнопку электрозвонка. Оценил толщину металлической двери, прикинул, что в ответ на вопрос «Кто там?» придется орать на весь лестничный пролет, и быстро набрал СМС-сообщение хозяину квартиры. Где-то в глубине защелкал замок, мягко провернулась на петлях дверь, больше подходящая для сейфа Алмазного фонда, нежели для жилища пенсионера. Сам Ярченков — усталый и как никогда похожий сейчас на старого барбоса, встретил гостя выжидательным молчанием. Светлые до прозрачности глаза из-под седых бровей смотрели куда-то насквозь, в тусклый свет лестничной площадки. — Я один, — поспешил успокоить его Сергей Алексеевич. — Я могу войти? — А, да-да! — отрывисто, словно собачий лай, прозвучала речь отмершего хозяина. — Проходи. Тань! Из кухни выглянула мадам Ярченкова. — Чего? Ой… Здрасьте… — Татьяна Ивановна переводила встревоженный взгляд с мужа на гостя. Знакомы они были и раньше, но пересекались до сегодняшнего вечера исключительно случайно. Ну и еще на корпоративах в училище. - Это свои, - успокоил супругу хозяин. — Александр Владимирович, понимаю, что не самое подходящее начало разговора, но мне нужно знать: что именно произошло полгода назад. Прямо перед вашим уходом на пенсию. Понимаете? Прямо. Перед. Бывший заместитель директора по учебной работе выдержал особистский взгляд собеседника пару секунд. Потом моргнул и отвел глаза. — Что-что… — буркнул пенсионер в седые усы. — Покушение, ёпт! — Это я тоже знаю, — мягко заметил Чернобурцев. — И даже знаю, в чем оно заключалось: мы с вами пользуемся услугами одного автосервиса, и у мастера память хорошая оказалась. И он предположил, что нам с вами кто-то порезал маслошланг… — Кто-то! — передразнил Ярченков гостя. — Не кто-то, а конкретный человек! Он же как тут прописался, сначала перед всеми стелился, в рот смотрел. Потом как-то раз про оборотней прошелся — мол, не должны такие товарищи работать и учиться в летном училище. Что он сам против ничего не имеет, но здесь их быть не должно. Много чего говорил, все с улыбочкой застенчивой своей, епт! Сергей Алексеевич обратился в слух. — А потом ко мне пришел и потребовал заняться чисткой рядов. Поотчислять курсантов, которые… Ну, из наших. В летный отряд ходил он со своими предложениями или нет — не знаю… Может, послали его там. А может, вообще не совался даже в чужую епархию. А преподавателей тоже, говорит, давай как-то убирай, пусть по собственному желанию заявление напишут. Ну, я отказался, епт! Какой-то пацан мне указывать будет тут еще! — «Пацан» это Димончик, что ли? — быстро уточнил Чернобурцев, хотя сделал это, скорее, исключительно из любви к конкретным формулировкам и само собой — для поддержания разговора. Уже с первых слов исповеди старого оборотня он понял, о ком речь. Нынешний замдиректора по УР, в прошлом — скромный преподаватель ПиЭРТО. Человек, достаточно интеллигентный, чтобы знать зарубежную прозу, при этом — умеющий работать руками и знающий слабые места техники. Ну, и еще достаточно коварный, чтобы убирать неугодных исподтишка, продолжая застенчиво улыбаться им в лицо на планерках по понедельникам… По-детски жестокий… Но ведь именно что человек!!! — Александр Владимирович, а откуда он знает, кто оборотень, а кто — нет? — Ну, вот этого я не знаю, Сереж, — и старый пёс, впервые с начала их разговора, посмотрел лису в глаза. — Да, а может и он сам не знает? А? Сергей Алексеевич задумчиво свел к переносице густые брови. — Ну, разом отравить серебром всех бродячих собак в городке — это, конечно, не показатель охоты на оборотней. Тут все просто и логично. Он выбрал яд, который наверняка убьет и оборотня, и обычное животное, дождался полнолуния и подсыпал. Кто там под раздачу попал, кто не попал, главное, что большинство погибло, а оборотни тут так, по остаточному принципу… Вот если бы он, к примеру, именно оборотней выслеживал и отстреливал серебряными пулями — можно было бы говорить о какой-то адресной агрессии против тех, кто проживает одну жизнь в двух телах. А так парень, кажется, просто ненавидит живность. Может, собачка в детстве за попку цапнула или кошечка пальчик поцарапала… А, может, просто привык измываться над теми, кто не может дать сдачи. — Нет, ну, ты же говоришь, тебе этот щенок тоже аварию подстроил? — возразил Ярченков, подаваясь вперед — Не сходится тогда, епт. — Ну, а меня и вас он знает лично! — нашелся Сергей Алексеевич. — И мы ему в человеческом облике помешали… Вы-то — понятно, чем, а я… Ну, не знаю, подумать нужно. С каждым словом Чернобурцев чувствовал, как его предположение постепенно теряет стройность, и к концу понял, что сам не верит в действующего наобум врага. Ведь записка-то на мертвых курах явно намекала на то, что автор ее в курсе видовой принадлежности своего обидчика. Конечно! Почерк!!! — Сергей Алексеевич нехорошо улыбнулся, едва удержавшись от того, чтобы мстительно потереть ладошки. Кажется, Димончик оставил-таки одну улику! А образцов почерка заместителя директора по УР в канцелярии штаба хоть отбавляй, есть с чем сверить. И этим он непременно займется завтра, но все же вопрос продолжает оставаться открытым. Как все-таки этот самопровозглашенный «борец за чистоту рядов» различает оборотней и людей? До сего дня потомок чернобурых лисиц был уверен, что существует лишь один способ почуять «своих», и то он работает только среди самих оборотней. Есть, видимо, какой-то другой вариант… Ярченков другого варианта не знал тоже. И тоже согласился с тем, что у Димончика должен быть специально прикормленный для подобной слежки оборотень. — Я ведь это… на вас сначала думал, — нехотя признался он. — На меня? — округлил глаза Чернобурцев. — Александр Владимирович, вы серьезно считаете меня таким муд… мерзавцем? — в последний момент он смягчил формулировку, но гадкое ощущение никуда не делось. Вот все-таки пес и есть пес… — Ну, лисы — они лисы и есть, епт — словно бы прочитав мысли преподавателя воздушного права, неопределенно покрутил пальцами в воздухе его бывший начальник. — Себе на уме такие… Мало ли что… Ярость, перешедшая было в глухую оборону, снова сверкнула огненными глазками в душе Чернобурцева. — Себе на уме, значит? — прищурился вечерний гость, изучая хозяйское лицо и испытывая непреодолимое желание сказать тому какую-нибудь гадость. — Ну-ну. Зато мы хотя бы не удираем, поджав хвост после первой же плюхи! — острый нос лиса-оборотня презрительно сморщился. — Ты… ты думай, что говоришь-то! — начал медленно закипать почетный пенсионер училища. — Хвост он не поджал! Смотри какой герой, епт… — Не герой, — покачал головой Сергей Алексеевич. — Даже не рвусь в герои. И не знаю, что у меня выйдет, но я попробую остановить этого охотника, потому что мне пока есть что терять. И таким как я, есть что терять. Кто-то, как ваша недавняя гостья, уже потерял все. А вы же даже и не пытались это прекратить. Секунд пятнадцать мужчины прожигали друг друга взглядами. Молчали. Казалось, напряжение сейчас превратится в искровой разряд и убьет первого, кто попытается влезть в этот безмолвный поединок. — Ладно… — первым нарушил молчание Ярченков. — Прости. Что делать-то собираешься? — Найду автора записки, — как ни в чем не бывало откликнулся Сергей Алексеевич. — Выясню, зачем Димончику вообще это все. Тогда и будем думать, как его порывы нейтрализовать. — Добро, — глухо одобрил план старый пес. На том они и расстались. Союзники, которые никогда не смогут стать настоящими друзьями.***
В следующий раз Ольгу Сергей Алексеевич встретил, когда шел от родителей. Та вела через двор небольшого рыжего песика. Ушастая голова собачки была заключена в белый пластиковый конус, отчего беспородный двортерьер напоминал средневекового испанского гранда в накрахмаленном воротнике. Именно об этом преподаватель и сообщил поприветствовавшей его курсантке. Вокруг было полно любопытных глаз, так что решиться на что-то большее, чем ничего не значащие реплики, было бы безумием. Хотя ужасно хотелось обнять миниатюрную фигурку, прижать к себе, провести ладонью по мягкому ежику коротко стриженного затылка… — Новый питомец? — улыбнулся Сергей Алексеевич. — Да это Рыжик, — пояснила Ольга, наглаживая собаку вдоль хребта. — Он один выжил в ту ночь… — Герой какой! И… вы молодец! — в голубых глазах Чернобурцева читалось искреннее восхищение, которое, не будь вокруг столько народу, имело бы совершенно другие формы выражения, чем неуклюжие слова. Твердые тонкие губы преподавателя по воздушному праву так и замерли чуть приоткрытыми, заставляя девушку закусить свои собственные и отвести взгляд. Сергей Алексеевич заметил это и от греха подальше нагнулся погладить Рыжика. Тот восторженно завилял хвостиком, и вообще повел себя как обычный здоровый пес, несмотря на то, что из шеи его над воротником торчала трубочка стомы для искусственного питания. Отдав порцию ласки собаке, Сергей Алексеевич обернулся и увидел парочку стариков в окне соседнего дома, что, обнявшись, с умилением взирали на эту пасторальную сцену. Мама улыбалась, прижимая сухонькую ручку ко рту. Отец что-то явно комментировал, наверное, опять пытался давать советы.***
Экспертиза почерка ничего не дала. Чернобурцев специально на большой перемене закрылся в преподавательской и сверил образцы резолюций зама по УР со строками, набросанными на листе в косую линейку… Бесполезно. По идее, Димончик мог действовать не в одиночку. Даже скорее всего, не в одиночку — все-таки лично накормить ядом собак он трусоват. Значит, и записку на куриные тушки мог прикрепить какой-то сообщник. Да вообще Димончик мог попросить какого-нибудь школьника написать эти строки, вот и листочек такой поэтому, из тетрадки по чистописанию. И ходить далеко не нужно: начальная школа прямо сразу за КПП училища. За два шоколадных яйца «Киндерсюрприз» из соседней «Пятерочки» тебе любая девочка-отличница хоть «Муму» в пропись перепишет. Собак та же отличница травить, конечно, не пойдет, но заменить «Киндерсюрпризы» на «Столичную», и любой ханыга…. В общем, ясно, непосредственного исполнителя не найдешь. Поздно вечером уже знакомый силуэт в сером безразмерном анораке позвонил в домофон Ольгиного подъезда и просочился в открытую дверь. При этом флисовая ткань неестественно зашуршала, словно бы под ней был надет целлофановый дождевик. У знакомой двери, из-за которой доносился лай собак, Сергей Алексеевич запустил руку в горловину анорака и извлек из-за пазухи сверток из трех розочек в слюде. Чувствуя себя мальчишкой-подростком, спрятал его за спину, предварительно оглянувшись на противоположную дверь на площадке. Капюшон он так и не снял. — О, какие люди, — Оля быстро впустила дорогого товарища преподавателя в коридор под восторженные прыжки Рокки и Ренар, решивших, что цветы принесли им на съедение. Пока маленькая хозяйка большого дома бегала за вазой, гость провел с питомцами строгую беседу о правилах поведения, не забывая, впрочем, гладить их по загривкам. Цокая коготками, из кухни важно вышел Рыжик в своем воротнике, посмотрел на суету и ушел дальше путаться под ногами у своей спасительницы. Букет, во избежание участи быть обкусанным собаками и котами, обрел себе пристанище на балконе, а его даритель — на диване в спальне. Спустя полчаса, лежа на коленях любимого мужчины и любуясь снизу острым носом и тонкими губами, Ольга спросила: — Слушай… а в нашей группе оборотней нет, случайно? Не чувствуешь? Сергей Алексеевич удивленно скосил вниз глаза. — Почему ты об этом спросила? — Да так… Просто я же не могу отличить вашего брата от обычных людей. Так есть или нет? — Н-нуу… — преподаватель воздушного права напряг память, воспроизводя перед внутренним взором лица и фамилии одногруппников Ольги. — Насколько я помню, на первом курсе были двое… но потом их то ли отчислили, то ли они сами забрали документы. Сейчас, кажется, оборотней у вас нет. — А кто, кто это был? — девушка подпрыгнула, мгновенно переходя из положения лежа в положение сидя и глядя на собеседника блестящими от любопытства карими глазами. — Мальчишки? — Да… — Сергей Алексеевич закрыл глаза для лучшей концентрации. — Один такой совсем взрослый, лет под сорок, наверное, седой даже. А второй помоложе, пострижен был налысо, но с широкими черными бровями. — Та-ак… — Ольга разулыбалась, узнав в описании Андрея Зощенкова и Олега Филинюка, парней-курсантов, которые, как тогда шутили над их внезапным уходом из училища, «разлюбили авиацию». Нет, конечно, по сравнению с первым курсом, ряды поредели куда сильнее, и к финалу его из 25 человек осталось 19. Кто-то из будущих пилотов не справился с сессией, кто-то был отчислен за пьянку или самоволку, у кого-то из платников просто тупо закончились деньги. А вот эти двое пропали внезапно и без объяснения причин. — А в кого они превращались, ты не знаешь? — Я? — удивился мужчина. — А как я могу это знать? — Ну, про Ярченкова-то тебе было известно. — Сравнила! С Александром Владимировичем мы полжизни вместе проработали в училище: сначала инструкторами, потом преподавателями, тут поневоле догадаешься. А своих одногруппников ты сама должна знать лучше, чем я… Оля задумчиво почесала нос. — Но вообще, обычно ведь по внешнему виду человека можно предположить, как выглядит его животная ипостась, да? — девушка улыбнулась. — Ты и правда на лиса похож. А Ярченков — на пса, его даже все так за глаза и называют. — Ну, тогда те двое отчисленных смахивали один — на барсука, другой — на филина какого-нибудь, — фыркнул Чернобурцев. — На самом деле, я ни разу не задумывался над тем, кто на кого похож… Наверное, творческого подхода мне не хватает. Если так рассуждать, у вас еще двое курсантов очень котов напоминают. Хитрых, вальяжных, ленивых и на-аглых! Ольга рассмеялась, узнав в описании двух самых взрослых одногруппников: Людку и ещё одного Олега. Что-то кошачье в их манерах определенно проскальзывало. — Между прочим, во всяких средневековых легендах оборотни представлены невероятно соблазнительными и сексуальными существами, — заметила Ольга. — Ха! Да у них там все, кто не ползал на брюхе перед церковниками и феодалами, опустив глазки долу — соблазнительные и сексуальные! — фыркнул Сергей Алексеевич. — И на кострах потом горели только так… А теперь эти люди учат нас толерантности и правам человека. — Ладно, я поняла, что Европу ты не любишь, — пожала плечами будущая летчица. — А азиатский фольклор? Японские лисы-оборотни кицунэ, например, прикидывались сказочными красавицами, соблазняли всяких студентов… Думаешь, просто так? — Посмотри на студентов с моё, и сразу станет ясно, что их особо и соблазнять не нужно! — преподаватель воздушного права был неумолим, оседлав любимого конька. — Ведь любой дурью готовы маяться, только бы не учить ни черта. Игры, пьянки, гулянки, киношки… А ты говоришь — красавицы! И зря смеёшься, между прочим! Я сам студентом был, что ж я, не знаю что ли это все… В этом месте Чернобурцев озорно прищурился и как-то совершенно по-лисьи подпрыгнув на месте, опрокинул хохочущую девушку на диван, сразу же нырнув головой ей под домашнюю футболку. — Ой, лис! Ха-ха-ха… — девушка извивалась всем телом от щекотных поцелуев, — Ты… Ты студентом не был же… Курсантом только… — А невелика разница… Такой же был разгильдяй… — донеслось из-под трикотажного полотна. Слегка прикусывая кожу на мягком животике любимой девушки, мужчина стянул с нее пижамные шортики и переместился ниже, покрывая нежными укусами бедра и низ живота. Ольга уже не хихикала, а тихо постанывала, путаясь пальчиками в кудрях на темени любовника. В момент, когда длинный горячий язык скользнул меж малых губ, раздвигая вход, девушку словно электрическим разрядом прошило: она дернулась всем телом, и сильно вжала кончики пальцев в затылок любовника, словно умоляя о продолжении. Довольный коварный смешок дался Сергею в этой ситуации ценой немыслимого усилия: вкус и запах любовных соков самочки действовал на лиса-оборотня примерно так же, как чистый кокаин — на старого наркомана. Хотелось просто бесконечно тонуть в этом аромате, зарыться лицом, целовать, слизывать прозрачные тягучие капельки, перелистывать нежные влажные складочки языком, ловить ритм пульсации крови и сокращения нервных окончаний в набухшем бутончике клитора. И, конечно же, слушать стоны и всхлипы блаженства, то успокаивающе скользя раскрытой ладонью наощупь по напрягшемуся животику, то погружая сложенные пальцы внутрь, в море острой устричной слизи и медленно массируя ребристые стеночки, источающие этот восхитительный запах. Шортики вместе с бельем уже давно валялись на полу, надёжно охраняемые угнездившимся на них котом, а разведённые в стороны девичьи коленки вздрагивали точно крылья потревоженной бабочки. Сомкнуться окончательно им не давали лишь сильные мужские руки, возлежащие на внутренней поверхности бедер. Самозабвенно лаская языком и губами чувствительную плоть, мужчина раз за разом доводил любимую до всплесков острого, богатого оттенками наслаждения, слившихся для нее в один непрекращающийся множественный оргазм. Собственное имя, прерываемое стонами и всхлипами из ее уст, сейчас казалось оборотню чем-то бесконечно чужим, но все же приятным, ибо означало, что эта прекрасная самочка хочет именно его. Знать об этом было восхитительно. — Серёнь… — изнемогающая от ласк девушка всё-таки сумела достучаться до остатков человеческого разума своего любимого мужчины. — Я хочу, чтобы и ты тоже… Повинуясь усилиям маленьких сильных рук, Сергей переместился к лицу Ольги, и сразу же принялся целовать пересохшие раскрасневшиеся губы, давая девушке возможность попробовать ее собственный вкус. Увернувшись от ладошек, что попытались стереть эти прекрасные соки с его подбородка и щек, мужчина прикусил мочку и выдохнул в маленькое ушко: — Перевернись на животик. Не без труда сомкнув колени, Ольга одним гибким слитным движением перекатилась на покрывале, открывая взору круглые ягодицы и соблазнительный прогиб узкой спинки. Избавившись, наконец, от надоевшей одежды, Сергей толкнулся изнывающим от долгого возбуждения членом в заласканную и все ещё пульсирующую любовную норку своей самочки, туго и жадно обхватившую его плоть. Острота контакта в этой позе была настолько сильной, что мужчина быстро отказался от намерения успеть ещё разок довести девушку до оргазма: долгое возбуждение искало немедленной разрядки. Словно бы в подтверждение этой мысли горячая ладошка зарылась в волосы на его затылке, исступлённо лаская шею и верхние позвонки, а охрипший от стонов голос сбивчиво прошептал в подушку: — Серёнь, пожалуйста, не сдерживайся… Я на сегодня точно овощ… Просто… Возьми меня, как тебе хочется. Я хочу, чтобы ты теперь… — Щас… — Сергей накрыл обе ее кисти, безвольно лежащие на покрывале по сторонам коротко стриженной головы, плотно переплел пальцы со своими и на несколько мгновений замер, прислушиваясь к ощущениям. Внутренний лис извивался на поводке человеческой силы воли, скулил и возбуждённо потявкивал, требуя сейчас же отпустить его на свободу. И мужчина, ухмыльнувшись хитрым выкрутасам, с довольным вздохом ослабил поводок. Толчки быстро набирали темп и амплитуду, нежность уступала место бешеной животной страсти, жар в паху скручивался в тугой клубок, заставляя взгляд расфокусированных глаз плыть, не различая деталей. В заключительной точке своего безумия оборотень со стоном сжал зубами короткий ёжик волос на загривке самочки, всем весом прижимая ее к кровати. — Ам…мм-мм… — отупевшая и абсолютно счастливая Ольга нежно провела пальчиком по спинке острого носа любимого мужчины, по ямочке над верхней губой. И, прижавшись вплотную к его уху, шепнула. — Всё-таки в средневековых легендах про оборотней обошлось без вымысла. Если судить по моему экземпляру…