Наушники

      Парень быстро, одним движением смахнув капюшон с головы, запрыгнул в двери, которые тут же закрылись. Небольшой толчок, от которого повело чуть в сторону, и вот он уже шумно приземляется на сиденье, распахивая куртку, отметив, что на улице чрезвычайно жарко. Кинув взгляд в окно, за которым прощально мелькали огни станции, Куро подумал о том, когда он в последний раз использовал метро в качестве передвижения по городу. Даже не так. Давно ли он вылазил из дома без веской причины?       Поправив сумку, перекинутую через плечо, он сделал вывод, что всё-таки не зря и не без причины выполз из душных четырёх стен на не менее душную улицу, буквально кишащую людьми, как паразитами. Открыв карман сумки, Куро извлёк оттуда небольшую тетрадку и карандаш, вертя головой в разные стороны.       Вряд ли в подобном месте могло найтись что-то прекрасное, готовое исполнить роль музы художника. Но вдохновение штука подлая, оно появляется в самых неожиданных ситуациях и единственный выход — всегда иметь на готове карандаш и бумагу. Один раз Куро пришлось даже на туалетной бумаге делать наброски.       Прокашлявшись, он потёр тыльной стороной ладони глаз и повернул голову слегка влево. Рядом с ним сидел милый мальчишка в наушниках со светло-каштановыми волосами. Он был сосредоточен, и старательно уставился в экран телефона, будто от безысходности. Парня осенило, нет, ударило током или ошпарило кипятком. Он быстро, не задумываясь, выдернул у него из уха наушник и воткнул в своё, поспешно что-то чиркая в тетради.       Сказать, что тот офигел, ничего не сказать. Мальчишка просто был готов челюсть потерять от удивления. Глаза его были распахнуты, и он молча наблюдал за нахалом, который ещё и головой покачивал в такт музыке. Не смотря на него, Куро откликнулся:       — Что, сердце разбили? Такую херню слушае-ешь.       В какой-то мере парню стало немного лень рисовать, скорее всего, лучше просто откинуться на спинку сиденья, прикрыть глаза и наслаждаться приятной мелодией, пусть и с грустными смыслом. Но, не смотря на общий сюжет песни, она была довольно бодрая.       Отметив всё это у себя в голове, Куро довольно улыбнулся и продолжил рвано и резко наносить штрихи карандашом, совсем забыв, что задал вопрос до сих пор ошарашенному хозяину этих наушников. Сам же хозяин был немного не против, и даже уже смирился, выдохнув и снова уткнувшись в телефон. Конечно, Куро не волновали его проблемы, как в принципе и то, какого он слушает такие сопливенькие песенки про разбитые сердца. Но всё же что-то подстрекало его спросить, хотя бы начать разговор или выдать пару каких-нибудь пустых фраз. Только вот, язык будто проглотился, и парень продолжил крапеть над рисунком, иногда, боковым зрением поглядывая на, ни о чём не подозревающего позёра. Когда же Куро вновь перевёл взгляд на мальчишку, он сразу отметил, что по его щеке ползёт мокрая дорожка.       «До чего же доводит подобная музыка…» — пронеслось в голове, и он протянул руку, чтобы стереть слезу со щеки.       От прикосновения мальчишка слегка дрогнул и повернул к нему лицо полностью.       Это было незабываемо.       Миндальные глаза так и говорили «Ч-что ты делаешь?!». Они были заполнены слезами, тонкая полоска губ подрагивала, как и миленьки носик. Несомненно, Куро знал толк в прекрасном, а поэтому незамедлительно шепнул: «Замри! Не двигайся!» и начал быстро черкать на чистом тетрадном листе, пропуская тот факт, что песня в наушнике повторяется уже хрен знает который раз.       Из творческого процесса, в который художник был погружён с головой, его вытащило раздражённо-рассеянное «Вот чёрт! Я проехал свою остановку!» и рядом послышалось копошение, после которого наушник вылетел из уха. Только сообразив, что его муза может от него сбежать, Куро поднял голову, но увидел только спину того мальчишки. Он незамедлительно выскочил из дверей.       В прочем, для Куро это было уже не важно.       Портрет был закончен.

***

      Не известно, сколько ещё он раз после того случая в метро прослушивал ту самую песню. Не известно, сколько ещё надеялся на повторную встречу. Не известно, сколько раз вспоминал беспомощное и заплаканное лицо, смотря на рисунок в тетради.       Он был слишком туп, чтобы просто перекинуться парой фраз?! Сколько они вообще времени провели в подобном обоюдном молчании?! И сколько же своих остановок проехал он сам, не имея определённой цели, и выбравшись из дома только ради одного эскиза портрета? Нет, он абсолютно не знал и тысячу раз винил себя в этом. «Хотя, — ещё не отпускал его внезапно появившийся оптимистический настрой, — мешки под глазами меньше стали». Ещё повглядывавшись в зеркало, Куро решил, что теперь уж точно попробует набросать эскизы ландшафтных пейзажей, ибо люди всегда так глубоко западают в душу, что портрет даже трудно выкинуть.       Но, через несколько минут, только выбравшись снова в метро, он увидел его на станции. Теперь то уж, зачем-то пригладив торчащие во все стороны пакли, он снова взглянул в эти миндальные глаза и попытался улыбнуться.       — И как же тебя зовут, горе луковое?       — А? М-махиру...       Теперь Куро точно имел все права и разрешения снова дёрнуть у парня наушник, а потом, пусть даже его и не просили, представиться самому.       — Куро. Попозируешь для меня сегодня снова?       Предыдущая песня закончилась, сменившись на уже знакомое знакомое «I'm letting go».