***
— Что между нами? Как это называть? Симпатия? Любовь? Ненависть? Неп'иязнь? Кто мы д'уг д'угу? На это голубоглазая на миг закрывает глаза, тяжело вздыхает и достаёт из кармана пачку сигарет. — Для тебя так важен ответ? Я, на услышанный вопрос усмехаюсь, киваю и закусываю щёки изнутри. — Се'ьёзно? Да ты словно издеваешься надо мной. Тебе похуй как-будто вообще. — Ань, я... я... И так и не получая ответа, тоже тянусь за сигаретами, лежащими в заднем кармане джинс. Очередной вздох и молчание. Минута тишины. Две сигареты, тлеющие в темноте. Холодный воздух на двоих. И текущее по нашим плечам напряжение. — Ну и иди нахе'р, — надрывно доносится из моих губ вместе с выброшенным под ближайшее дерево бычком.***
"Ебаные ультиматумы" — думаю, идя по мокрому асфальту.
"Или ты идёшь на этот проект, либо теряешь меня раз и навсегда" — вспоминаю слова той, кто была со мной рядом несколько лет. Любимая, дорогая, родная. Моя любовь. Моя Сабина. "А я тебя чё, чем-то не устраиваю?" — слышу свой недовольный и из-за опьянения грубый голос."И не только из-за опьянения" — хмыкаю про себя
~~~
Несколько месяцев назад, когда я под утро пришла к своей тёмноволосой девушке после славной тусы и заключила в объятия её стройную талию, то сразу почувствовала то, как тонкие, но сильные руки отталкивают меня от себя. И, не успев я уткнуться в её волосы носом, как делала обычно, чтобы наполнить свои лёгкие её запахом, оказываюсь от девушки на расстоянии метра. Не понимая в чём дело, делаю шаг к ней, тяну свои руки к её ладоням, чтобы сжать их в своих, но видя то, как она отводит их за спину, спрашиваю у неё в чём дело. — Ты опять пьяная, — начинает своим особенным тоном, которым говорит лишь тогда, когда очень недовольна мной. — Да, — киваю, улыбаясь, — сегодня у Его'а день рождение. Повод же есть, чё ты? Снова хочу обнять её но, получаю молчаливый отказ в виде поворота готовы от меня. — Не нужно, от тебя воняет, — брезгливо выдаёт. Я удивлённо посмотрела на неё, поражаясь тому, с какой интонацией она сказала эти слова. — Вау, ну спасибо. — А что, это не так разве? Всё, что ты делаешь, так это бухаешь или нюхаешь. И потом ко мне приходишь. Думаешь, мне приятно с тобой находиться, когда ты не в состоянии даже говорить нормально? Только лишь несёшь всякий бред, а на утро прощения просишь, дыша на меня перегаром. Я на её слова вскидываю брови, смотрю на неё, кусая изнутри щёки и не знаю что ответь на это. — Ну ты сама же пьёшь, — пожимаю плечами. — Да, пью, — кивает, — я только пью. И не так часто, как ты. Ну, раза два в месяц, не больше. — Дак я, — начинаю смеяться, — дак я тоже не часто пью."Между выпивкой я или курю или нюхаю" — про себя усмехаюсь.
— И что в этом смешного? С чего ты смеёшься? С её злой интонации мне становится ещё веселее и я, уже не в силах сдерживаться, выпускаю из себя продолжительный смешок. — Да ты п'сто на се'ьёзе стоишь такая вся, уп'екаешь меня в мелочах каких-то. — Для меня это не мелочи, — и видя то, как я не прекращая смеюсь, начинает кричать, — Да хватит! Ты уже заебала ржать! Сколько можно?! — Успокойся, Сабин, — сквозь смех на выдохе, — угомонись, ладно? Она на меня смотрит, подходит ближе и, быстрым движением снимая с меня очки, вздыхает. — Опять? — сухое и холодное. Я усмехаюсь, отвожу взгляд, пытаясь успокоиться и пожимаю плечами. — Ну да, как видишь. Девушка кидает мои очки на тумбу стоящую рядом и я дёргаюсь от мысли, что она меня бесит. — Значит так, — складывает руки на груди, — ты идёшь на "пацанки". — Куда, блять? — хмурясь спрашиваю слишком громко, от чего в моих ушах раздается звон. — На телепроект, где исправляют таких, как ты. Мне надоело видеть то, как ты проёбываешь свою жизнь. — Больше ничё тебе не надо, не? — Либо ты идёшь на этот проект либо теряешь меня раз и навсегда. — А я тебя чё, больше не устраиваю что ли? — Нет. Больше нет. Я молча киваю, осматриваю прихожую, где сейчас стояла, перевожу взгляд на тёмновололосую и кивая ей, поднимаю очки с деревянной поверхности. — Ну и иди нахе'р тогда, что уж. И разворачиваясь от неё, выхожу в подъезд, даже не закрыв за собой дверь. И после того дня мы не общались. Ни одного сообщения, ни одного звонка, ни одной встречи. Даже во всех социальных сетях мы отписались друг от друга и удалили друг друга из друзей.~~~
Я послала её, а в итоге сейчас сижу на борту самолёта и лечу на этот чёртов проект после длинной череды кастингов. Сука. Меня везёт ахуенный жёлтый авто и я, уже под хорошим градусом, встаю на сидения и, крича что-то бессвязное, просто кайфую сейчас, отдаваясь порывом ветра и бутылке алкоголя в руке. Растворяюсь в лёгкой атмосфере, на высокой скорости подъезжая к большому особняку. Войдя в него и подождав около часа, я поняла, что никто не произвел на меня впечатления, что меня сразу разочаровало."Тут будет пиздец как скучно" — качаю головой, осматривая таких же пьяных девушек как и я.
И я думала так до того момента, пока не вошёл парень: зелёная ветровка, накинутая на жёлтую футболку с непонятной надписью, большие очки с темными стеклами и жёсткий ёжик волос на правильной форме черепа. Щеголоватый, надменный, по-красивому холодный и, по всему своему виду, настоящий нарцисс, в котором кроме цинизма и отвращения ко всем окружающим явно не существует. И когда я поняла, что парень, вошедший в огромный зал через деревянную дубовую дверь, вовсе не парень, у меня встал в горле ком. Внутреннее "Я" тут же начало уверять меня, что это из-за осознания того, что в команде будет два лидера, а не вовсе из-за того, что внутри что-то встряхнулось."Красивый" — мелькает в голове, пока я не вспоминаю, что это девушка.
— Я что-то думала, что ты опе'ато', — подхожу к ней приветливо улыбаясь, — я Аня. Наши ладони сминают друг друга в рукопожатии и по моему телу, в ту же секунду, разносится странное жжение. — Меня Милас зовут. — Погнали поку'им? — предлагаю ей, надеясь, что она курит."Да по-любому курит. Не в летнем лагере же, хах."
— Ну погнали покурим, — соглашается. Она улыбается мне, но всё же:"Бесит" — раздражённо думаю о своей новой знакомой.
***
Я нанюханная в хлам. Всё вокруг плывет, шатается и кажется совершенно иным, неправильным, ярким. И под действием порошка она мне кажется прекрасной. Не высокомерной, не заносчивой и даже ни раздражающей меня. Сейчас она простая, улыбчивая, живая."Или она тоже под кайфом и её маска нарцисса слетела напрочь?"
В любом случае, сейчас я просто смотрю на её ледяные глаза, что дают немного талой воды, заставляя их блестеть и просто любуюсь тем, как лучи солнца играют в её волосах. — Ань, — слышу её голос через толщу громких посторонних звуков, — ты чего? Понимая, что я всё это время залипала, смотря на неё, усмехаюсь и перевожу взгляд с её волос обратно на её глаза."Такие голубые, — удивляюсь тому, что только сейчас заметила это, — я таких раньше никогда не видела. Нормально вообще, что они настолько яркие?"
— Что? — спрашиваю у неё как ни в чём не бывало и начинаю хлопать по карманам, ища сигареты. — Ты бледная. Нормально себя чувствуешь? — Да не выспалась п'осто, — пожимаю плечами, — в самолёте много не поспишь же. Ксения на мои слова понимающе кивает и видя то, что я так и не нашла сигареты, протягивает пачку своих. — Бери мои. И когда наши руки случайно соприкасаются, я чувствую ток на кончиках своих пальцах."Сука, — выдыхаю, — с Сабиной нас тоже часто било током друг от друга."
И уйдя в воспоминания о своей девочке, я не замечаю, как выкуриваю целую сигарету и прошу у Милас ещё одну, чтобы хоть немного отвлечься о мыслях о темноволосой девушки. Она выводила меня из себя нарочно, специально и будто питалась тем раздражением, которое получала в реакции на себя. То ли она тоже бухая, то ли тоже объюзанная, то ли тоже переживает из-за прибытия сюда. Но когда Милас начала открыто преподносить себя выше, чем всех других в окружении, я перестала оправдывать её перед собой и начала уже не выдерживать. Мысли кровоточат и стучат бешеным набатом: налететь, ударить, сделать больно и, в конце концов, унизить. В голове бушует пламя гнева, но, не смотря на всю смешанность эмоций сейчас, где-то в груди, или под сердцем, царит абсолютный холод. Он работает предохранителем, не даёт возможности мне нажать на спусковой крючок и запрещает вытаскивать чеку из оголённых проводов мозга. — Ты так бесишься из-за того, что объюзанная или из-за того, что тебя уже ломает без наркоты? — Иди в пизду, Милас, — в конце концов говорю ей и отворачиваюсь, направляясь к выходу. Но после насмешливого и ехидного "приглашаешь" с вопросом в конце, внутренний холод перестает быть для меня барьером и я, в миг на пятках разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, бегу на неё. С меня слетает шапка, рвётся одна из любимых "парадных", подходящий под стиль "франси" футболка, щека начинает жечь и костяшки собратых в кулак пальцев неистово пускают кровь. Буквально через несколько секунд нас разнимает охрана, оттаскивая друг от друга. Но, мужские ладони высокого парня, что сковал мои руки, больше не в силах удержать меня, когда я вижу то, как Милас замахивается на меня костылём и я, делая резкое движение, снова оказываюсь вблизи коротко стриженной девушки. Но, не смотря на всё моё желание снова её ударить, она оказывается за спиной одного из охранников и, отворачиваясь, куда-то уходит. Через некоторое время Милас вообще скрывается из вида и я думаю лишь об одном:"Не надо было нас так быстро разнимать. Я хочу ещё, — и перед тем, как занюхаться снова, в голове всплывает внутренний голос, — ещё раз коснуться её кожи."
Убирая кровь под глазом, поднимая с пола шапку и бросая её на кровать, я иду на улицу, чтобы перекурить. Всё сейчас чрезмерно бесит и выводит из себя. Огибая будущих одноклассниц, которые, сука, словно приехали сюда на отдых, я иду по двору огромного особняка, желая найти укромное местечко, чтобы пару раз затянуться нужной мне сейчас дрянью. Но, увидев сгорбленную спину той, которую недавно знатно потрепала, резко торможу и разворачиваюсь, чтобы уйти. Но резко останавливаюсь, услышав странную, не вяжущуюся со всем её образом, интонацию голоса: — Кош, хва-а-атит, — тянет нежно, — тише, всё хорошо же. Я здесь врядли на долго задержусь. Угу-у-у. Конечно, родная, очень. По возможности я буду звонить тебе, — её голос смягчается до невозможности на следующих словах, — я ни на минуту не забываю тебя, любимая. Всё, мне пора, очень люблю тебя, Кош. Целую. "Кош", "любимая", "родная" — звучит в голове повтором и я не могу понять, почему реагирую так."Сука, бесит меня, не могу, блять." — нахожу тут же ответ.
Я уже почти скрылась за углом дома, как услышала негромкое позади себя: — Что ты тут делаешь? — явно адресованное мне. — Ку'ить шла, чё, — бросаю ей, не останавливаясь. — Ну так курила бы, — совсем уже без нежности в голосе."И уже без злости к тебе" — усмехается внутренне Я и я спешу убрать его нахуй.
— Ты гово'ила с... с кем-то. Мешать не хотела, — останавливаюсь и оборачиваюсь к ней. — Интересно с кем, да? — поднятая бровь. — Ну, немного, да, — хмыкаю нагло. — Ну во-первых, твоё ли это дело? — усмехается, — а во-вторых, знала ли ты, что подслушивать не хорошо, — и тихим шёпотом, чтобы никто не услышал, — Горошка? Чувствую, как у меня, застывает взгляд на её губах и я, подходя к ней, зачем-то считываю надпись с её футболки: — Priority. — "Приоритет" в переводе. Тебе же восемнадцать? Школу ведь недавно окончила, должна знать. — Два года назад, — исподлобья отвечаю ей, теряясь, — и я знаю английский. — Лишняя информация, рыжая. И мне не интересная. Качаю головой на её вернувшееся высокомерие и поджигаю сигарету, которую уже зажала в зубах.***
Четвертый день без наркотиков и, даже, алкоголя. Меня дико ломает, выворачивает наизнанку, ломает кости. Тихими хрипами проглатываю кислород, в попытках нормализовать дыхание и вскоре заснуть. Тёмный майский вечер. Луна заливает своим холодным светом выступающие части мебели, делая их словно ориентиром для меня. В больной голове у меня с шумом носятся мысли одна за другой, то и дело повторяя ставшее для меня ненавистным имя с мягким звукосочетанием "ша" на конце и колючим "кс" в начале. Собирая спутанные рыжие волосы в непонятный комок на затылке, я встаю с тёплой постели. Холод, что бежит по босым ногам от кончиков пальцев стоп до самого копчика, заставляет поёжиться и поскорее накинуть на себя чёрную куртку."Ну и холод", — думаю, сжимая в одном кармане мобильник и сигареты в другом.
Тихо, чтобы не разбудить своих одноклассниц, прислонив за собой балконную дверь, я достаю помятую пачку сигарет и, чиркая уже почти выдохнувшейся зажигалкой, пытаюсь подкурить свою никотиновую зависимость. Но, раз за разом из жёлтого пластика выходят лишь небольшие искры. — Да блять, — тихим шёпотом. После своих слов я слышу рядом с собой смешок, вздрагиваю и, быстро вынимая так и не подкуренную сигарету из губ, прячу её в кармане. Щурясь в кромешной темноте и пытаясь разглядеть источник звука, я стою замерев, словно сурикат. — Тебе с огоньком помочь, дитя улиц? — усмехаясь говорит знакомый голос. И услышав в нём привычный сарказм, я мигом расслабляюсь. И вспоминая то, что вышла покурить чтобы выгнать её из своей головы, тут же набираюсь злостью."Мне не сбежать. Она повсюду." — уставшей мыслью.
Совсем рядом, буквально в полуметре от меня загорается небольшое пламя. Оно освещает лицо Милас, заостряя и так колючие на первый взгляд скулы девушки. Меж моих губ снова появляется сигарета и я подношу её к горящей зажигалке, закрывая огниво с обеих сторон ладошками от небольшого ветра. — Спасибо, Милас, — киваю и, отворачиваясь, облокачиваюсь локтями на бортик балкона."Спасибо и свали нахер отсюда."
— Обращайся, — выходит надменно. — Это уж в'ядли, — на выдохе говорю ей после недолгой паузы. — Чего это так? Ксения вновь чиркает зажигалкой и, делая тягу от подожёной только что сигареты, тоже кладет руки на железо бортика. Почти касаясь моего локтя своим. После поворачивает голову ко мне и неожиданно повторно вызывает пламя проворачиванием кремня внутри зажигалки. Миг и перед мною, почти у самого носа, появляется оранжевый свет. Я снова шарахаюсь. Сигарета в руках подпрыгивает, вынуждая словить себя за горячий край голыми пальцами. Я шиплю недовольной кошкой то ли от мелкой боли, то ли от неожиданности, а то ли вовсе из-за того, что показала сопернице свой испуг. — Это ещё, блять, зачем? — грубо спрашиваю. — При разговоре я привыкла видеть лицо собеседника, — поясняет ей, — а не его очертания. — Пиздец, — качаю я головой но возвращаюсь в прежнее положение. — Итак, я задала вопрос. И твой испуг его никак не отменяет, — усмехается. Мои глаза сами собой закатываются, кусая губы, я решаюсь на ответ: — Ты будешь последним человеком, у кото'ого я поп'ошу когда-нибудь помощи, Милас. — А не боишься, что когда-нибудь я могу стать для тебя первым человеком?"Первым во всём, — добавляю про себя, — наверное, уже стала"
— Уме'ь свои фантазии, Милас и иди спать. — Знаешь, ты права, мне уже следует лечь. А вот ты, Гора, ещё постой. Если ты не выспишься, то завтра у тебя будет больше шансов для выгона. Я резко дёргаюсь от услышанной наглости. — Типа я слабой буду или чё? Ксения улыбается, смотрит мне прямо в глаза, убирает зажигалку в карман и наклоняется к моему уху. — Именно так, детка, — опаляет кожу на шее своим дыханием. — Не дождешься, — пытаюсь из всех сил равнодушно хмыкнуть, но чувствую всё же, как глаза в темноте загораются злостью, — мне тебе точно не п'оиг'ать."Надеюсь" — звучит в моей беспокойной голове.
— Спокойной ночи, Горошка.***
Меня бросает из жара в холод, ударяя об острые скалы ломки и заставляя сворачиваться в комок от ноющей боли во всём теле. Сердце стучит как заведённое, отбивая самый башенный ритм, который только может чувствовать человек."Слабая-слабая-слабая" — стучит в голове укором и я чувствую, как на теле собирается в капли липкий пот, а под глазами, скатываясь к вискам, бегут горячие слёзы.
Ненависть к себе и горечь от того, что я не могу вернуться назад и сказать себе не употреблять, сбивают с толку. Свет, горящий в комнате двух социопатов раздражает, выжигая клеймо на сетчатке глаз. Шорох в их комнате и перешёптывания бьют по ушам, забивая их болезненной ватой. Я проклинаю сейчас всё на свете, но, всё-таки понимая, что виновата в том, что дошла до апогея своей зависимости сама, пытаюсь успокоиться. Сон никак не хотел ко мне идти и я, уже второй час ворочаясь в постели, никак не могла закрыть глаза. Они, то и дело открываясь, натыкались на горящий свет в соседней комнате."Сама не спит,— зло думаю, — и мне, блять, не даёт."
И только я начала её разносить в пух и прах в собственных мыслях, дверь в общую комнату открывается, пуская на меня яркий свет и я слышу знакомые шаги неподалеку."И что же тебе не спится-то, Милас?" — про себя спрашиваю, стараясь не выдать себя громким дыханием.
И только когда худощавое тело прошло мимо моей кровати и тихие шаги вскоре постепенно удалились и стали уже для меня не слышны, я более менее расслабилась. После, через четверть часа, шорох повторился и только тогда, когда я услышала, что дверь в комнату изгоя негромко закрылась, я, облегчённо выдыхая, смогла закрыть глаза."Поскорее бы уже, хотя бы, подремать, а. Покоя от неё нет."
— Я знаю, что ты не можешь заснуть, — тихий, но одновременно громкий шёпот возле уха и я вздрагиваю всем телом, открывая от неожиданности свои глаза. Не в силах что либо сказать, смотрю на неё, не моргая. — Милас, я же сказала тебе идти спать, что ты делаешь тут? — Из-за тебя я икаю не прекращая, — слышу усмешку в голосе, — и либо перестань думать обо мне, либо иди ко мне в комнату. От неожиданного предложения я дёргаюсь, чувствуя, как заливаюсь краской. — Чё ты несёшь? Иди отсюда, — отворачиваюсь от неё набок. Я отворачиваюсь, но, чувствуя её ладонь на своём плече, поворачиваюсь к ней обратно."Ну что ты над душой стоишь? Уйди уже скорее. Из комнаты, из головы, из жизни моей, наконец."
— Нет, я не уйду, — вижу, как она кивает, будто услышав мои мысли, — давай вставай, Гора. У меня еда есть, в конце концов. На последнем слове она прыскает и начинает стягивать с меня одеяло. Вздыхая я сама откидываю его, встаю с кровати, надеваю тапки и под её шёпот иду за ней в её комнату."Только зачем иду?"
Привыкнув к свету, вижу Дину, сидящую на кровати у входа. — Не беспокойся, мне всё равно на то, что между вами, — говорит мне, не отрывая глаз от книги. — А между нами и нет ничего так-то. — Вот и я о том же, — кивает мне девушка безразлично. Когда Егорова покинула комнату, чтобы покурить, я поймала на себе заинтересованный взгляд голубых глаз. Поворачиваюсь к Милас, потирая болящие от недосыпа глаза. — Ну и зачем я здесь? — скорее у себя, нежели чем у неё, спрашиваю. — Мне скучно, — пожимает острыми плечами и улыбается. Эти два слова вызывают на моём лице сонную улыбку и я осматривая комнату, сажусь на её постель. Возле неё, на прикроватной тумбе стоит поднос с бутербродами, половиной пирога, что остался с обеда и графин с апельсиновым соком. — Я думала, ты за фигу'ой следишь, — киваю на еду и на её оголённым пресс. — Не в таких ситуациях, — качает головой. Кивнув её словам, я встаю с кровати, чуть пошатываясь от своего резкого движения. Ксюша, хмурясь тоже встаёт и смотрит на меня странно наклонив голову. — Не ухожу я, не ссы, — смеюсь, — я за соком. — А, — мнет губы, — хорошо. Разлив жёлто-оранжевую жидкость по стаканам, я возвращаюсь обратно. — Тебе же тоже сложно здесь, ве'но? — решаюсь на более-менее серьёзный диалог."Так хочется поговорить сейчас."
— Да. Но явно, не так, как тебе. — В плане? — В плане того, что я могу отличить обычную бессонницу от ломки. Я закатываю глаза и улыбаюсь одним кончиком губ."Слишком уж ты внимательна, Милас."
Не зная, что на это ответить, залпом, до последней капли, выпиваю напиток, принесённый одноклассницей. — Тоже п'инимала что-то до п'ибытия сюда? — Я не наркоманка, Гора, — и поднимая ладони вверх, заканчивает, — без обид, ладно? — Да ладно, чё уж там. Я на п'авду не обижаюсь. — Даже если она тебя задела? — наклоняет голову и щурится. — Типа того, да. — А сейчас как? — Что "как", Милас? Что за воп'осы идиотские? — вспыхиваю. — Тише-тише, — смеётся, — не паникуй так сильно, малыш. — Я не "малыш" тебе. Понятно? — А как тогда? Аня? Горохова? Гора? Горо-о-ошка? Последнее слово тянет, выделяя мягкостью буквы "о" овалом пухлых губ. — Ты меня бесишь, знаешь? — Знаю, — кивает мне, — но не думай, что меня это как-то тревожит. — И как это? Разве нарцисс любит, когда к нему негативно относятся? — Я люблю любое внимание, но причина не в этом, чертёнок. От её "чертёнок" мне хочется нанести удар ей ровно под светлую бровь, что изогнутой волной сейчас раздражала меня. И от её "чертёнок", как и от вызженного клейма на теле, никак не избавиться. Ни замечаниями, ни просьбами, ни укорами и даже угрозами, которые, она в пух и прах разносит своим громким смехом. — Ну давай, 'асскажи мне о своей истинной, — делаю акцент на последнем слове, — п'ичине. — Сейчас я тебя раздражаю, не спорю. Но дай себе немного времени, Анечка, и ты удивишься, как изменится твоё мнение обо мне. Вернее сказать, твоё отношение ко мне. Я смотрю на неё несколько секунд, закатываю глаза и отворачиваясь от неё, чтобы уйти, бросаю: — Бесишь пиздец как сильно. — Повторяешься, рыжая."Я говорю, что ты бесишь меня, чтобы не выдать своих смешанных чувств к тебе."
— Не сладких снов тебе, Ксюшка, — сквозь зубы ей. — А тебе сладких, — слышу улыбку в её голосе перед тем, как закрыть дверь в её комнату. Да иди ты нахуй, снежная Ксюша Милас.