Что ты хочешь за молчание?

Гэвин просыпается в холодном поту. Дрожащими руками тянется к тумбочке, нашаривает блистер и, выдавив две таблетки, запивает их водой, проливая половину на себя. Стонет мучительно и забивается головой под подушку, прижимает её сверху обеими руками — ждёт, ждёт, когда же колёса подействуют. Самый страшный его кошмар, что они когда-нибудь перестанут действовать. Тогда он пустит пулю себе в лоб. Потому что у него не будет другого выбора — терпеть эту адскую боль становится всё сложнее с каждым днём. Гэвин не представляет, сколько лежит так, жмуря слезящиеся глаза, прежде чем его наконец-то отпускает. Можно выбраться из-под подушки, вздохнуть полной грудью и упасть обратно, наслаждаясь блаженным отсутствием боли. Сон подкатывает мгновенно. Вот только Гэвин знает, что следующее его блядское утро начнётся точно так же. *** В отделе хоть и не лезут, но уже с неделю косятся странно. Гэвин не может жрать, не может нормально спать, а ноющая тупая боль преследует его весь день, не давая сосредоточиться. Он выглядит ещё дерьмовее, чем обычно, но держит себя в руках и закидывается таблетками только когда совсем невмоготу становится. И только так, чтобы никто не видел. Ну их всех нахуй. Он справится. *** Говорят, адреналин притупляет боль. Когда отряд спецназа прибывает по переданному Гэвином адресу, он без вопросов натягивает бронежилет и требует автомат. Он настолько злой, что готов был ворваться в этот ебучий притон и порвать там всех голыми руками. Хорошо ещё, что боль не успела выжечь последние мозги. И всё же после успешно завершённой операции капитан Аллен зло толкает его к стене и, нависая, спрашивает: — Какого хера это было? А Гэвин чувствует, как снова накрывает — ещё несколько минут назад начало. Боль прострелила висок, скатилась вниз по шее и дёрнула руку спазмом. Он чуть не поймал пулю. — Обошлось же всё, — скалится Гэвин, голос почти срывается. Съебись уже, оставь меня в покое, мысленно стонет он, потому что глаз тоже начинает дёргать, и блядь, он больше не вынесет. Оттолкнув Аллена, тянется в карман за вожделенным блистером, выдавливает три последние таблетки и даже не сопротивляется, когда пустую упаковку вырывают из рук. — Мать твою, Рид, — Аллен качает головой, но Гэвину похуй. — Это будет в рапорте. Гэвину всё ещё похуй. Никакая наркота не сравнится с кайфом от действующего обезбола. *** В итоге Гэвин получает пиздюлей от Фаулера, внеплановую медкомиссию, которая ничего, кроме нервного и физического истощения, не выявляет, и принудительный отпуск на неделю. Гэвин бродит по квартире, маясь от боли и безделья, ненавидит свою жизнь и всё чаще поглядывает в сторону тумбочки, где лежит пистолет. Не табельный, свой. Перспектива вышибить себе мозги кажется ему всё привлекательнее с каждым часом. Звонок в дверь разбивает пелену суицидальных мыслей, и теперь Гэвин подумывает пристрелить того, кто решил к нему припереться — будь то курьер, борцуны за права андроидов или кто-то из долбоёбов-соседей с очередными претензиями. А открыв дверь, жалеет, что и правда не прихватил ствол. — Доброе утро, детектив Рид, — предельно вежливо здоровается консерва. — Какого хуя надо? — хмуро отзывается Гэвин. Этой ночью ему опять не удалось поспать. Таблетки и правда перестают действовать. — Меня прислал капитан Фаулер. Срочное дело, людей не хватает. Правда, если вы всё ещё не в форме... — Сука, — шипит Гэвин. — Пять минут. И захлопывает дверь у Коннора перед носом. *** Он должен был догадаться раньше, что дело нечисто. Чёртова жестянка ведь процессором двинулась, типа волю свою заимела. Гэвин бы на месте Коннора тоже хотел отомстить — только в затуманенное болью сознание эта мысль приходит слишком поздно. Лишь когда они прибывают на место, и Гэвин оглядывается, то всё понимает. Тело прошибает потом, пульс подскакивает так, что голова кружится, дышать становится тяжело. — Ублюдок, — только и может выдохнуть Гэвин сквозь приступ паники, хватаясь за пистолет, но в этот момент в шею колет остро и тонко. Руки и ноги слабеют вмиг, и последнее, что видит Гэвин, прежде чем потерять сознание, это сладкая улыбка Коннора. *** В себя приходить странно-легко и... Никакой боли. Хочется смеяться. И пожрать. И чтобы вот так по шее ещё погладили — охуеть как приятно. — Вы в порядке, детектив? — спрашивают ласково откуда-то издалека. Нежные пальцы касаются лица, приподнимают веко, скользят по губам, мазнув по языку. Гэвин прикусывает их и глупо ржёт, и от собственного смеха хочется ржать ещё сильнее. — Чем ты меня накачал, уёба пластиковая? — с трудом остановившись, спрашивает Гэвин заплетающимся языком. Глубоко вздыхает и снова падает на подушку. На чужую руку, которая тут же вновь гладит шею. Гэвину хочется мурлыкать, а не думать о том, что задумала жестянка. — Вы в порядке, — теперь это утверждение. — Всё уже закончилось, детектив. Отдыхайте. Гэвин так и не понимает, когда разноцветная круговерть перед глазами сменяется темнотой. *** В следующий раз Гэвин просыпается, едва не захлебнувшись слюной — в комнате обалденно пахнет какой-то китайской жрачкой. Приподнявшись на кровати, он обнаруживает коробку и одноразовые палочки на прикроватной тумбочке. И холодеет: таблеток нигде не видно. До него даже не сразу доходит, что и привычной боли нет и в помине. Восстановив по обрывкам последние события, он поднимается и нетвёрдой походкой проходит в ванную к зеркалу. Оттягивает щёку пальцем, присматривается, щурясь. Встряхивает головой и повторяет процедуру — не показалось. В двух нижних крайних зубах виднеются аккуратные белые пломбы. Гэвин трогает их языком — твёрдые, надавливает кончиком на дёсны — не больно. Совсем-совсем. Вообще. — Ах ты пластиковый сукин сын, — хрипло выдыхает Гэвин и смеётся в голос. *** — Отлично выглядите, детектив Рид, — кидает Коннор, проходя мимо, едва только Гэвин поднимается на их этаж. — Эй-эй-эй, стопэ! — Гэвин хватает его за рукав пиджака и тянет за собой вглубь безлюдного коридора. Пытается упереться рукой в стену над его плечом, но Коннор выше и не сутулится, и поза пиздец какая странная получается. Они слишком близко. Но Гэвин не собирается отступать. — Хотите отблагодарить меня? — Коннор улыбается, слегка наклоняет голову, и теперь они ещё ближе. Да блядь. Гэвин едва не рявкает "ещё чего!", но вовремя останавливает себя. Он, конечно, мудак, но Коннор ему, без преувеличений, жизнь спас. Ведь иначе Гэвин бы точно с ней покончил. — Ну да, и это тоже. Типа спасибо, — градус неловкости растёт в геометрической прогрессии, Гэвин отводит глаза и нервно потирает шрам на переносице, а Коннор ведь наверняка всё сканирует и подмечает, говнюк такой. — Ты только, это... Не болтай никому. — О том, что суровый детектив Рид до паники боится стоматологов? — невинно уточняет Коннор, но Гэвин-то видит, как в его карих, обманчиво добрых, глазах разверзаются пучины ада. Кажется, он попал. — Окей, я понял. Что ты хочешь за молчание? — без боя сдаётся Гэвин. Диод, до этого светившийся ровным голубым, сбивается на жёлтый, и чем дольше Коннор молчит, тем больше нервничает Гэвин. У него же в башке супер-компьютер, он за секунды отчёты клепает! Щас-то чего завис?! — Я слишком многого хочу от вас, детектив, — наконец выговаривает Коннор. И прежде чем Гэвин успевает хоть что-то спросить — кладёт руку ему на шею сзади и гладит так охуительно, что Гэвина мурашки продирают до самого копчика. Совсем как тогда, когда он от анестезии отходил. Сука, не приснилось, значит. — Я дам свой ответ вечером, — заканчивает Коннор и уходит. Просто уходит, блядь, оставляя Гэвина в глубоком ахуе, со сбившимся дыханием и кучей вопросов. Господи. Во что же он вляпался?..