Соперники

      Когда Нормана не стало, и надежда пошатнулась, я дал себе слово, что уберегу Эмму от зла и сделаю все, чтобы она была счастлива. Норман хотел бы этого, и я считал, что поступаю правильно в память о лучшем друге. Но после всего того, что нам удалось пережить вместе бок о бок, сомнения относительно этого обещания стали проявляться острее. Я не был уверен, ради кого делаю это: ради Нормана или же ради себя. Эмма стала для меня кем-то более значимым, чем все ребята из нашей семьи. Возможно, я еще не знаком с подобными чувствами, но одно могу сказать точно — теперь я делаю это, не потому что пообещал, а потому что сам этого хочу.

***

      И вот это случилось! Мы сделали невозможное! Мы всех спасли и достигли убежища, к которому так стремились. До сих пор не могу поверить в реальность происходящего. Эмма была вне себя от счастья, но когда мы с ней пересекли порог кабинета, где ждал тот, кто невидимой рукой направлял нас и помогал преодолеть все трудности на пути к убежищу, мы оцепенели. На нас смотрел Норман, наш Норман. На секунду я подумал, что брежу, но всхлип Эммы привел меня в чувства. Норман жив и это было подобно сну. Все это время мы жили с мыслью, что его больше никогда не увидим, но чудо случается даже в этом проклятом мире.       После того, как нам удалось распределить всех ребят в убежище и позаботиться о раненых, мы смогли, наконец, остаться втроём. Норман поведал нам историю, как его перевели в другую ферму, какие опыты ставили над ним, и как удалось ему и еще нескольким ребятам бежать. Слушать это было тяжело и в тоже время отрадно. Ему пришлось несладко, как и нам. Но теперь все будет по-другому. Впервые за все время, после побега из Благодатного дома, я поверил, что все наши сумасшедшие мечты могут стать реальностью. Где-то вдалеке засияла надежда на свободное будущее без страха за свою жизнь и жизнь своей семьи.       Норман рассказал про заговор клана Ратри и то, что настоящий Минерва уже мертв. Эта новость далась нелегко. Еще сложнее было принять то, что Норман решил занять его место, выставляя себя перед ребятами в роли Минервы. Его мотивы мне не были до конца понятны, но я и не стремился вникнуть в них сразу же. Усталость от постоянного нервного напряжения и отсутствия сна долгое время дали о себе знать. Мы с Эммой буквально с ног валились, и потому Норман распорядился выделить нам с ней по отдельной комнате. На наши упреки, что нам вполне хватит и простой кровати в общей спальне, он лишь махнул рукой. Нам не оставили выбора.       Как самых близких друзей Нормана, которого все до единого зовут боссом и чуть ли не боготворят, нам предоставили самые лучшие комнаты. Мне было неудобно от такого внимания и, глядя на Эмму, понял, что она тоже не в восторге. Делать было нечего, и я смирился с происходящим, устало заваливаясь на кровать. Странно было находиться в комнате одному, когда всю жизнь проводишь в общей спальне в компании шумных сорванцов. Оставалось только постараться принять это, как данность.       Отбой уже давно прозвучал, но, несмотря на всю свою усталость, глаз я не сомкнул. Непонятное чувство тревоги забилось где-то под ребрами, болезненно сжимая сердце. Теперь, когда я один в комнате, мог извлечь только один плюс — никто не отвлекал от размышлений. А подумать было над чем. Когда эйфория от встречи с Норманом сошла на нет и разум прояснился, я начал замечать за ним странные вещи. Он стал слишком холоден и расчетлив. Играя на публике милого и доброго человека, на деле он не допускал к себе никого ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Держался всегда осторожно и собранно, словно вот-вот должно что-то произойти и эти перемены в нем мне не понравились.       Перевернувшись на другой бок, стал гипнотизировать огарок свечи, что горел на прикроватной тумбочке, как вдруг в дверь постучали. Я тут же подскочил на кровати, не ожидая никого так поздно, но войти позволил. Дверь чуть приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулась рыжая макушка. Я выдохнул, это была Эмма.       — Эмма, ты меня напугала. Чего не спишь? — вопрос прозвучал довольно грубо, но она не обратила на это внимания. Вместо этого она открыла дверь полностью и прошла внутрь, закрывая ее за собой. Она вся была завернута в одеяло, подобно рулету, и выглядела забавно. Но лицо ее было растерянным.       — Не могу уснуть одна в комнате.       — Почему тогда не пошла в общую спальню к ребятам?       — Я подумала, что ты так же мучаешься, но зная тебя, ты бы никогда не пошел к ребятам самостоятельно. Вредина ты одним словом, Рей, — и Эмма улыбнулась. От ее улыбки мне стало спокойнее, словно мучивший всю ночь кошмар, наконец, отступил.       — Ну тогда иди сюда, — я немного пододвинулся, чтобы Эмме хватило места на кровати. Она не заставила себя ждать и сразу же улеглась на отведенное ей пространство. Теперь мы вдвоем лежали и смотрели в потолок, наблюдая за причудливыми тенями, что отбрасывало пламя догорающей свечи.       — Знаешь, Рей, а Норман стал другим, — вдруг начала Эмма после некоторого времени молчания. — Он стал каким-то не таким, или это я себе накручиваю. Как думаешь? Эмма повернулась на бок лицом ко мне, я сделал то же самое. Мы смотрели друг другу в глаза, и только в тот момент я понял, в каком щекотливом положении мы находимся. Стало неловко, но Эмма этого не заметила, продолжая хмуро сверлить меня взглядом.       — Я тоже так считаю. Норман изменился, и я не уверен, что эти изменения мне нравятся.       Она согласно кивнула и то, что сделала после, заставило меня удивиться. Эмма подползла ко мне вплотную и уткнулась лицом в грудь. Руки скользнули за спину, сжимая на ней рубашку. Я почувствовал, как она дрожит. Но эта дрожь была не от холода. На груди появилось ощущение чего-то влажного. Я сразу все понял и обнял Эмму в ответ, приглаживая ее непослушные волосы.       — Рей, — сказала она чуть слышно, всхлипывая, — не меняйся, пожалуйста. Норман стал другим и это пугает меня. Все препятствия, что мы преодолели, я жила с мыслью, что Нормана больше нет. Но тут мы встретили его, и я растерялась. Он оказался совсем чужим и далеким от того Нормана, что я знаю. Рей, останься таким, какой ты есть сейчас, пожалуйста…       Эмма прижалась ко мне всем телом, но дрожь не прекращалась. Я старался ее успокоить, гладя по волосам и спине, но после ее слов и сам был на грани. Мы слишком много вытерпели, чтобы оставаться сильными до конца. В такие моменты, когда никто не видит, можно позволить себе драгоценные минуты слабости, как сейчас. В конце концов, мы просто люди, просто дети.       — Клянусь, я не изменюсь и всегда буду с тобой, — никогда бы не подумал, что способен на столь помпезные слова, но обстановка благоволит. Я почувствовал, как хватка на спине стала крепче, а дрожь тише.       — Правда?       — Правда.       Эмма тяжело вздохнула, устраиваясь поудобнее под моим боком. Я не посчитал нужным говорить что-то еще, да и ни к чему лишний треп. Все и так ясно. Продолжая гладить ее по голове, услышал мерное сопение. Уснула. Отчасти я был рад, что Эмма пришла ко мне. Только рядом с ней я смог успокоить свои буйствующие мысли. Пролежав так еще какое-то время, я тоже провалился в дремоту.       Проснулся рано утром от того, что было тяжело дышать. Открыв глаза увидел развалившуюся на кровати Эмму, которая бесцеремонно забросила свою руку мне на горло, чем и разбудила. Во сне она выглядела комично: с творческим беспорядком на голове и невнятным бормотанием себе под нос.       Высвободившись из-под ее руки, я еще какое-то время наблюдал за ней, а после решил, что будет не лишним осмотреться. Все-таки вчера мы прибыли поздно и такой возможности не представилось. Осторожно пройдя к двери и тихо открыв ее, на пороге увидел испуганного Нормана. И только он хотел что-то сказать, как я вытолкал его с прохода, поспешно закрывая за собой дверь.       — Чего такой бледный, Норман? — он не на шутку напугал меня своим видом.       — Эмма! Она пропала!       Я выдохнул. Наверное, он сначала зашел к ней в комнату, и когда не обнаружил ее на месте, сразу направился ко мне. Этот факт меня немного разозлил, но виду я не подал. Пожалуй, настало время для не самого приятного разговора. Другого момента может и не представиться.       — Все в порядке, она у меня, — я аккуратно приоткрыл дверь, показывая ему спящую Эмму. Его глаза стали больше.       — Рэй, а почему она спит в твоей комнате?       — Пришла ночью.       — Но…       — Значит так, Норман, — грубо оборвал его, — я хочу тебе кое-что сказать и это тебе наверняка не понравится, — он поменялся в лице и стал очень серьезным. По его выражению я мог судить, что он догадывается о том, что будет дальше.       — Еще будучи в Благодатном доме ты сказал мне, что любишь Эмму, и тогда я не придал этому значения. Но все изменилось. Все это время мы думали, что ты погиб и на нашу долю перепало немало. Каждый день мы ставили на кон свою жизнь, чтобы встретить утро следующего дня. Живя в постоянном страхе — приоритеты меняются, впрочем, как и ценности. И этой ценностью для меня стала Эмма. Я говорю тебе все это, потому что не намерен так просто тебе ее уступать. Это все, что я хотел сказать.       По выражению лица Нормана я не смог понять, какие эмоции он испытывал в тот момент. Растерянность или потрясение? А может все вместе. Но я этого не узнаю, ведь прежде, чем он что-то мне сказал, дверь со скрипом отворилась и на пороге появилась сонная Эмма. Она сладко зевнула, потирая глаз рукой, и когда увидела нас, немного взбодрилась.       — О, Рэй, Норман. Доброе утро. А чего вы так рано?       — Доброе утро, Эмма. Мы просто разговаривали, ничего особенного. Да, Рэй? — Норман посмотрел на меня так, будто готов прожечь насквозь взглядом. Стало ясно, что мое заявление ему не понравилось. Да и плевать. Я не сдамся так просто.       — Да. А теперь пошли завтракать, засоня. Впереди много дел, — и мы втроем направились в сторону столовой, изредка обмениваясь с Норманом многозначительными взглядами, ведь теперь мы не друзья, а соперники.