Рыцари в отставке годны только рассказывать сказки

Райли смеялся, когда утыкался Мако в лицо, не слыша собственного дыхания за шумом пролетающих самолётов. Он улыбался, когда их отвезли в шаттердом и сразу же отправили к врачу, проводя по коридорам с ликующими людьми, так и норовившими обнять, поцеловать на радостях, крикнуть прямо в ухо что-то восторженное. Он был всё ещё счастлив по инерции, когда их с Мако, усталых, отвели в столовую, где на них вновь обрушилась всеобщая благодарность и эйфория. Подавали непонятно откуда взявшийся яблочный пирог, и Райли мимолётом подумал, что старания поваров оказались бы напрасны, не победи они в этой битве. Мако долго сжимала его руку, слегка нервничая перед толпой, но потом воздушная лёгкость заполнила и её, и она вскочила, смеясь, и исполнила какой-то танец, слишком медленный для общего настроения и неловкий из-за того, что зрители не попадали в такт своими хлопками. Но они смотрели, немного притихнув, и думали, что это самый лучший танец на свете. Райли смотрел в свою тарелку и больше не улыбался. Что будет теперь? Когда все драконы побеждены, и принцесса спасена из замка, что делать рыцарю? Он всю жизнь шёл к этому моменту, тренировался, жил этой мечтой, шёл, искал дракона в горах, ориентируясь по вырывающимся в небо языкам пламени, а потом сражался, долго и яростно, забыв о себе на многие дни этого сражения. Но что ему делать теперь, когда дракон упал и испустил последний вдох, а его кровь на мече вызывает не ликование, а скорее ужас от осознания, что только что вместе с жизнью дракона оборвалась и его жизнь? И не нужна ему принцесса; он отталкивает её, когда та обнимает его, не замечает её недоумённый осуждающий взгляд. Он только что сделал то, ради чего был рождён, и он смотрит на мёртвого дракона, как на надгробие его собственной могилы. Принцесса, не дождавшись, уйдёт прочь от застывшего с испугом на лице рыцаря. Так же и Райли не знает, что теперь делать с этой победой. Он привык к запаху железа и масла, уже въевшемуся ему в кожу, к костюму, к "Бродяге", к дрифту, его личному наркотику и наркотику всех, кто хоть раз его испытал. И он не может от этого отказаться в один день, просто не может. Это разрушительно для него, потому что он не знает другой жизни. Когда Йенси умер, без него и без "Бродяги" он не жил, нет. Он доживал. И теперь он стоит на распутье, и не знает, куда идти, что делать, ради чего жить. Он сам отобрал у себя свой смысл жизни. От этих мыслей он холодеет до кончиков пальцев. Мако подбегает, хватая его за плечо, счастливая, и Райли запоздало натягивает на своё лицо улыбку. Но она, кажется, не замечает, и лишь тараторит что-то, из чего Райли вычленяет лишь "танцевать" и "Герк". Он пожимает плечами наугад, и Мако пожимает тоже. Угрюмый Герк сидит неподалёку. "Конечно, у него же погиб сын," - с горечью думает Райли. Он отдал бы все за то, чтобы вернуть Герку сына, и пусть Чак грубит и дерётся с Райли сколько угодно. Мако скачет к Герку и говорит что-то прямо в его безразличное лицо, и тот вдруг начинает улыбаться. Он встаёт и галантно протягивает ей руку, а Мако притворно стеснительно принимает этот жест и смеётся чисто, как колокольчики на ветру, глупо думает Райли. Мако уводит Герка в быстрый танец, и они кружатся, прыгают, улыбаясь, пошатываясь и наступая друг другу на ноги, будто пьяные. Мако танцует от счастья, Герк - от отчаяния, чтобы забыться в по-детски радостных движениях и улыбке Мако. Толпа рукоплещет. Беккет уходит в свою комнату, не притронувшись к пирогу.