Дымом из твоей груди

Да нелегко, да нелегко. Я считаю спички под твоим окном. Хотел бы постучать, но ты так далеко. Сто тысяч километров между нами, ау… Резкая смена погоды уже перестала удивлять. Второй месяц весны похож на первый, дни идентично немного сероваты и тоскливы. Настроение под ноль или даже ниже… Данил стоял под окнами многоэтажного дома, который ничем не отличался от многих таких же домов. Парень от чего-то подвис, оперевшись плечом о бетонную холодную стену, теребил пальцами спичечный коробок. На самом деле он направлялся к Егору, другу и коллеге, но удержал себя возле подъезда. Данил хотел серьёзно поговорить с ним, но задумавшись, отрыл в кармане этот самый коробок и начал жечь спички, оттягивая момент встречи. Одну за одной… в этом не было смысла, он просто любовался тёплым пламенем, пока тот подбирался к его пальцам. А может быть, мы часто не замечаем смысла в простых вещах. Я кричу тебе, хотя ты рядом. Дай мне лекарство от тоски. Ты знаешь: я не наркоман. А че ты мне не веришь, а? Данил подумал о человеке, к которому шёл. Егор — энтузиаст, и даже когда он был спокоен, от него летели искры. Его можно сравнить с огоньком на конце горящей спички в руке Лазаренкова — движения его пламени неповторимы и не похожи на предыдущие колыхания. Глаза его пестрят интригами поющей души и не собираются гаснуть. Они привлекают внимание, а спустя какое-то время вызывают привыкание. Нет, Данил не подсел на дурь под именем «Егор», ему просто стали близки чужие эмоциональные песнопения, добродушие и мягкое ехидство, голос, меняющийся десять раз за один разговор по телефону, скромная улыбка, увидев которую, можно было простить и Судный день… Но этот кайф все же иногда бил в голову, поэтому приходилось исправлять совершенные ошибки. Соль по венам красит дым. Не хочу, что бы ты видел меня таким: Беззаботным, молодым, Сладким, бледным, как зефир, Всегда поющим о любви. А в квартире Егора воцарилась душная тишина, лишь мелодичное бренчание гитарных струн перебивало это удушающее чувство тревоги. Атмосфера была на вид очень мрачной: свет в комнатах не горел, хоть уже вечерело, и солнце оставалось живым только в виде узкой полосы алого цвета на стене. В углу одной из комнат, у самого окна, отвернувшись от всех отражающих поверхностей, сидел на полу Будз. Играя и напевая какие-то романтично-трагичные баллады об утерянной любви, Егор стыдился своей непоказной слащавости, поэтому не хотел смотреть на себя, бедного и несчастного. С каждой новой песней голос парня становился тише, рос уровень самоуничежения. Никто не должен был видеть вот такую сторону его личности. Глаза его, красные от сонливости и усталости, не выражали ничего. Он ждал человека, который, скорее всего, побоялся прийти… Не говорила мама сыну о любви, много не дыми. Мы с другом на дому одни-одни, с ним дымим. Просто убегай, куда — мне не говори. Я не хочу тебя искать или выжидать у двери. Лазаренков до сих пор ломался, стоя у подъезда. Он готов был биться головой о железную дверь от чувства обязанности и виноватости перед другом. С одной стороны он хотел с ним откровенно объясниться, а с другой — Данил не знал с чего начать… Хотите спросить, что же произошло? Вместо полдника — пару водников, Пару, пару водников. На подоконнике, с ним на пару водникам Мы дышим поникой. Две банки тоника, мне без тебя никак. То был обычный день из череды обычных дней. Весна решила порадовать москвичей солнцем и голубым небом. Утро расщедрилось на яркие солнечные лучи, которые таяли светом на окнах зданий. Друзья сидели на широком подоконнике, отдернув все шторы и раскрыв форточки настежь, чтобы пар от вейпа Егора выветривался, не успевая достичь чувствительных глаз Данила. Они сидели друг напротив друга, соприкасаясь ногами. Будз сиял от солнца, согревающего его, Лазаренков же, наоборот, находился в тени. Пока первый любовался погодой, смакуя жижу со вкусом сладкой выпечки и медленно потягивая пиво из жестянки, второй копался в телефоне, часто отмахиваясь от надоедливого пара. Рядом с ними стояли полупустые банки с пивом и с какой-то газировкой. Что за радость была: иногда сквозь пелену белого пара увидеть улыбку человека напротив и влюбиться в эту жизнь ещё раз. Вновь блеск добрых глаз и сверкнувшая ухмылка вызовут у Данила чувство беспомощности и удовольствия. И без этого уже никак. Вдруг он услышал: «Ай, блин!» — которое неожиданно выкрикнул Егор. — Что у тебя опять случилось? — замученно спросил Лазаренков. — Что-то в глаз залетело, — смеясь, мозолил левый глаз парень, — посмотри, пожалуйста, никак не вытащу. Данил отложил телефон, наклонившись к другу, убрал его руку от глаз, что-то бурча себе под нос. Он приложил свою ладонь к лицу Егора, придерживая нижнее и верхнее веко, присматривался. — Это твоя ресница… — важно сообщил он, — сейчас уберу, секунду. Руку свою не суй, сказал! Убедившись в том, что ресничка убрана из глаза друга, Лазаренков перевёл взгляд на лицо парня и остановился… За окном летали и орали стаи грачей, а перед Данилом был хитрый и одновременно суровый взгляд Егора, разбавленный нотами лёгкого опьянения и непонимания. Детская глупость — «сначала делать, а потом думать» — нашла своё место, и Будз потянулся вперёд… Снова не веду: перегар, снова не ведаю берега. Не заходи на движ, ведь ты один горишь. Испуг поймали оба, но первым содрогнулся Данил, спрыгнув с подоконника. Егор не слышал его мыслей, но по глазам видел только презрение. Читая в чужом лице страх и стыд, Данил не посчитал нужным что-то сказать или успокоить парня, поэтому, быстро собрав свои вещи, он сбежал с квартиры, оставив друга в подвешенном состоянии. Гонимый дурными мыслями, Лазаренков шел и не оглядывался, но всё-таки незаметно закусив нижнюю губу. Будз вдруг потух, а после — поник… Ау… Данил негодовал у входа, мечась меж двух путей: зайти и создать трудный диалог, или уйти, сделав вид, что всё прекрасно? Он злился на самого себя из-за непонимания мотивов друга, своих мотивов на тот поступок. Лазаренков знал Егора как свои пять пальцев! Вы не найдёте человека честнее, умнее и щедрее его, Будз сможет простить парня, сможет не допустить обиды. И этот человек не мог посчитать этот случай серьёзным! А если мог, а если за такое обращение он не простит Данила? Лазаренков закрыл себя с двух сторон и уступил. Отпустив ручку подъездной двери, он повернулся и медленно пошагал назад. В любом случае, парень надеется, что сможет сохранить сияющие теплые глаза Егора в своей жизни… Ау… Но резко передумав, Данил ворвался внутрь и помчался по лестнице наверх. Теперь ему все равно. Они поговорят, и станет легче. Никто не может знать, чем закончится их разговор и к чему он приведет. Но что бы не случилось, Лазаренков не посмеет оставить близкого человека в беде. Будз услышал стук в дверь, такой быстрый и краткий. Бросив гитару и не выпуская из руки вейп, он печально поплелся в прихожую. Даже не включая свет в помещении, Егор обессилено прокрутил ключ. Дверь открылась, и он встретил Данила на своём пороге… Каждый из двоих потерял нить приготовленной мысли, каждый лишь ловил глубинный взгляд без слов и злости. Перед ними — зеркало, глянцевое зеркало души, обещающее говорить исключительно правду. Лазаренков уже решил, что и как он хочет сказать парню. Разлюби меня на ляпки И скури, ведь я уже решил, Что если выходить, то выходить как дым Из твоей груди. Милый мой, не надо, не надо, не дыши… Егор сделал крепкую затяжку вишнёвого вейпа, но выдохнул белую дымку уже Данил, отстраняясь от чужих дрожащих уст. Легкое облако растаяло над их головами, и дыхание остановилось под заход солнца. Будз аккуратно показал милую улыбку, а Лазаренков подтвердил его догадки блеском глаз. Все всё поняли…