***
— Сэр, всё в порядке? — успокаивающий, но взволнованный голос заговорил с Леоном, пока он лежал и медленно приходил в себя. — И снова я жив? — спросил Леон, заставив человека поднять бровь. — Ты Леон Аббаккио? — спросил он, и Леон наконец заставил свои глаза, за которыми пульсировала головная боль, привыкнуть к свету. — Кто спрашивает? — проворчал Леон, и человек присел на корточки рядом с его телом. — У тебя есть дом, Аббаккио? Я хотел бы поговорить с тобой кое-о-чём, касающемся твоего увольнения. Или, может быть, просто поболтать за чашечкой кофе, — человек протянул руку, чтобы помочь Леону подняться с земли. — Конечно, — Леон взял его за руку и встал, отчего видеть стал только хуже, и голова закружилась ещё сильнее. Едва поднявшись на ноги, он начал падать. Но вместо удара о твёрдый тротуар он почувствовал, что человек позади поймал его, одной рукой обхватывая талию, а другой плечи. Леон смутился, к нему уже много лет никто не относился ни с уважением, ни с добротой. Ему отчаянно хотелось увидеть лицо этого человека, узнать, как он выглядит, но его зрение было слишком расфокусированным. — Я могу отвезти тебя домой? — предложил человек. — Почему нет, — пробурчал Леон, и человек повёл его к своей машине.***
— Так как тебя зовут? — спросил Леон, наливая себе стакан воды, пока кофе заваривался в кофейнике. — Буччеллати, Бруно Буччеллати, — ответил он, и Леон выдвинул стул из-под своего карточного стола. Его квартира-студия была маленькой и тесной. Он столкнул несколько пластиковых бутылок из-под рома и водки на пол, так как каждый дюйм стола был занят ими. — Прости, — тихо извинился Леон. — Я покупаю пластиковые бутылки, так как их нельзя разбить о стену. Леон замер. Почему он это сказал? Раньше он не замечал за собой излишней откровенности. — Я вижу, — сказал Бруно, отпивая воды из стакана, который Леон принёс для него. — Итак, как ты оказался на улице? — Упал в попытке дойти до винного магазина, будучи уже совсем в говно, — легко произнёс Леон и поморщился, когда Бруно одарил его грустным взглядом. — Я думал, мы обсуждаем моё увольнение. — Я — часть организации, — наконец сказал Бруно, — созданной, чтобы защищать людей, но тихим подпольным способом. — Значит, ты член банды, — грубо произнёс Леон. — В ней полно станд-юзеров, таких же, как ты, — сказал Бруно, и Леон замер с двумя кружками кофе в руках. — Пассионе. — Ты из Пассионе? — Леон поставил кофе на стол. — Некоторые из твоих особых знаний могли бы мне пригодиться, — Бруно аккуратно размешал сахар в своём кофе. — Я ищу своего рода партнёра. Я имею высокий статус и могу предоставить таковой и тебе, нам не интересно твоё прошлое. — Тебе нужен я? — Леон усмехнулся и отхлебнул свой чёрный кофе. Его зрение плавно пришло в норму, когда он расслабился. Бруно Буччеллати был красавцем с яркими голубыми глазами и иссиня-чёрными волосами, увенчанными золотыми заколками, которые удерживали на месте косичку. У него был мягкий и спокойный голос, все его намерения казались добрыми, и Леон чувствовал во всём этом какой-то подвох. — Я понимаю, почему ты насторожен, но я всего лишь ищу партнёра и товарища станд-юзера, — сказал Бруно, и его глаза на мгновение будто пронзили Леона насквозь. — В последнее время я чувствую себя немного одиноким, и просто хочу помочь кому-то нуждающемуся. — Ну, тут есть над чем подумать, — ответил Леон. — Я не заставлю тебя клясться в верности, но мне нужно, чтобы ты всегда был рядом, если присоединишься ко мне, — Бруно кивнул, заговорив строгим тоном. — Я дам тебе всё необходимое, пока ты будешь работать на миссии со мной. Леон отпил свой кофе, трезвея окончательно. Он ведь может вернуть свою жизнь в прежнее русло и уйти, если что. — Звучит как хорошая идея, — Леон прочистил горло и глотнул ещё больше горького кофе. — Я присоединюсь к тебе. — Первый шаг — продать это место и пойти со мной, — строго приказал Бруно. — И собери свои вещи. — Конечно, — Леон молча стоял и допивал свой кофе. Сполоснув свою и Бруно кружки в раковине, он убрал их в шкафчик, больше они ему не понадобятся. Зайдя в свою комнату, Леон упаковал одежду и косметику, в надежде, что снова сможет носить макияж, и забрал флягу, в которой оставалось ещё немного «аварийного виски». Вздохнув, он застегнул сумку, предварительно бросив в неё ещё кое-какие важные вещи, и вернулся к Бруно, который с кем-то разговаривал по телефону. — Да, думаю, я последую за ним дальше, — сказал Буччеллати. — Держите на связи, сэр. Повесив трубку, он улыбнулся Леону. — Готов? — Готов, — ответил Леон, готовый к переменам.***
Бруно не знал, что и думать, наблюдая за тем, как Аббаккио распаковывает вещи и как делает маленький глоток из фляги, прежде чем убрать её в ящик вместе с одеждой. — Здесь мы остановимся, пока мне не прикажут вернуться в штаб, — сказал Бруно, и Аббаккио кивнул. Развалившись в кресле, Аббаккио расслабился и закрыл глаза. — У тебя стресс? — Бруно говорил шёпотом, чтобы мужчина оставался спокойным. — Конечно, — Аббаккио подстроил свой голос под его тон. — Но я уверен, что станет легче, когда я привыкну. — Конечно, — тихо сказал Бруно. Он наблюдал, как мужчина отдыхает с закрытыми глазами, слегка приоткрытым ртом и опущенными плечами, будто на них давит груз. Полицейские снимки Аббаккио не шли ни в какое сравнение с оригиналом. У него было подтянутое лицо и бледная кожа. У него были длинные, красивые серебристые волосы, выглядящие мягкими, когда были распущены. У него была стройная фигура и довольно большая мышечная масса. Должно быть, поэтому он был таким тяжёлым, когда падал. И с этим человеком много чего было не так, больше, чем Бруно успел узнать. Мешки под его глазами были большими и тёмными, его лицо выглядело так, будто он не испытывал никаких эмоций годами, и весь он выглядел так, будто его сердце было разбито вдребезги. — Леон, ты не против, если мы поговорим ещё немного? — медленно позвал Бруно, из чистого любопытства. — Конечно, — сказал Леон, открыв глаза. — Где твоя семья, Леон? — спросил Бруно и увидел, как боль вспыхнула во взгляде жёлтых глаз, таком сломленном, но всё же остававшимся бесстрастным. Бруно почувствовал такую сильную боль за человека перед ним, что открыл было рот, чтобы заговорить, но вместо этого вышел лишь выдох. — Я их опозорил и стал им отвратителен, — мягко объяснил он, не решаясь встретиться взглядом с Бруно и прожигая глазами дыры в полу. — Из-за твоего увольнения? — спросил Бруно, и Леон уставился в его глаза. Бруно задел его слабое место, готовое открыться в ответе на его вопрос, и ему было интересно, ответит ли Леон честно. — И из-за этого тоже, — объяснил Леон, не сводя глаз с Бруно, находясь в состоянии эмоциональной уязвимости перед практически незнакомым человеком, которого встретил всего несколько часов назад. — Я признался своей семье, что я гей, а мама рассказала куче друзей, — произнёс он так тихо, будто люди могли его услышать сквозь стены отеля. — Слухи распространились быстро, я стал противен людям, а семья давала мне только средства на выживание, и ничего более. Меня избегали и бросали в меня камни по дороге в школу несколько дней в неделю, у меня никогда не было никого, к кому я бы мог пойти, я был подавлен. У меня была личность, позволявшая мне сделать карьеру в качестве офицера полиции, так как я был способен вытерпеть любую жестокость, но потом я обнаружил, что могу стать лишь ещё более подавленным, чем уже был. Я пил много алкоголя, и до сих пор пью, по бутылке за ночь, в надежде, что не проснусь на следующий день — кто станет меня искать? — Ты хотел бы бросить пить? — спросил Бруно, его сердце разрывалось от услышанного. — Нет, пока не найду причину быть живым, — Леон пустил слова на самотёк. Ворота были открыты, плотина прорвалась, и всё, что он мог сделать, это позволить всему вылиться наружу. — Я могу помочь тебе, — быстро произнёс Бруно, когда его собственные эмоции взяли верх. — Я мог бы найти для тебя причину, с помощью организации. — Может быть, — Леон посмотрел в окно, позволяя теням очертить его челюсть. Бруно склонил голову набок, наблюдая, как эти нежные тени ласкают его лицо, и почувствовал внезапное желание провести пальцами по подбородку мужчины. Может оттого, что тот был так сильно изранен, и он хотел исцелить этого сломленного человека, отчаянно желая приблизиться к нему, чтобы узнать о нём всё? Что его привлекало в сломавшемся алкоголике?***
«После всех этих лет, я нашёл цель, которую искал всё это время, так почему я всё ещё пью? Может мне до сих пор не хватает любви? Той семейной любви, которая удержит меня, безнадёжного романтика, рядом с кем-то?» Леон не был уверен в своих чувствах к людям, а его сексуальная ориентация давала ему ограниченные возможности. И он задавался вопросом, почему же он так обожает одного парня с яркими голубыми глазами. Когда к их банде присоединилось больше членов, Леон думал, что интерес Бруно к нему исчезнет, но тот по-прежнему уделял Леону особое внимание. И это заставляло Леона по-прежнему думать о нём в подобном ключе, он видел свою цель в глазах Бруно. И он бы достиг этой цели, если бы понял, почему ему нравится, когда Бруно уделяет ему внимание. «Сколько ты сегодня выпил, Аббаккио?», — сжимая руку Леона, напоминая ему, что он жив, и это было важно для них обоих. Леон мог говорить всё, что думает, когда Бруно сидел рядом с ним, до тех пор, пока другой член банды не требовал внимания. — Аббаккио? — Бруно заглянул в комнату Леона и вошёл внутрь, когда тот заметил его в дверях. — Как ты? — спросил Аббаккио, и Бруно улыбнулся, тихо посмеиваясь. — Миста пожаловался на Наранчу, который съел все его чипсы, так что мне пришлось с этим разбираться, — Бруно улыбался самой милой своей улыбкой, заправляя волосы за ухо. — А кроме этого, я очень рад, что могу отдохнуть на базе сейчас. — Это хорошо, — Леон уставился в потолок, запрокинув голову. Бруно обеспокоенно посмотрел на него, накрыв его руку своей. — Я заметил, что ты выпил много вина сегодня за ужином, — прошептал Бруно, глядя, как у Леона слипаются глаза. Тот вздохнул и прикусил щёку, стараясь не смотреть на Бруно. — Полбутылки, — спокойно признался Леон. — Спасибо, — выдохнул Бруно. — С тобой всё хорошо? — он пробежался пальцами по голове Леона, проводя ими по спутанным волосам, другой рукой начав заплетать косу. — Скучаю по прогулкам от своего дома до Неаполя, — признался Аббаккио. — С друзьями и мамой. Это было так безмятежно, и мои друзья были действительно забавными. Знаешь, я скучаю по смеху, скучаю по этому ощущению счастья. Мне так горько сейчас, и я совсем ничего не чувствую. А иногда внутри меня появляется маленькая искра, которая заставляет меня чувствовать… что-то. — Когда ты её чувствуешь? — Бруно сосредоточился на косе, Леон чувствовал его нежные пальцы, и это так расслабляло. Умиротворяло. Искра счастья попыталась зажечься. Прямо сейчас. — Я… Прямо сейчас, Леон Аббаккио, он делает тебя счастливым, просто скажи ему. — Я не уверен, — сказал Леон. Дурак. — Когда в последний раз ты чувствовал её? Что тогда произошло? — Бруно завязал кончик одной косы, тут же начиная заплетать вторую, Леон чувствовал ласковые прикосновения, пробегающие теплом по его позвоночнику. Прямо сейчас, ты чувствуешь её сейчас. Когда он касается твоих волос или рук. Когда он случайно задевает тебя или проявляет доброту к тебе. Когда он защищает тебя в бою, или ты успешно защищаешь его. Когда он говорит, что заботится о тебе. Каждое проявление доброты этого человека к тебе трогает твоё сердце, просто скажи ему. — О чём ты спрашивал? — невнятно произнёс Леон, и Бруно грустно вздохнул. Он доплёл вторую косу и крепко прижал руку к плечу Леона. Его охватывало опьянение, и он понимал, что Бруно это заметил. — Хочешь поспать и поговорить завтра? — тихо спросил Бруно. Его пухлые губы были такими соблазнительными, и трезвость Леона уплывала всё дальше и дальше. — Я-я много чего хочу, — Леон икнул, — Бруно. — А я хочу, чтобы ты был трезвым, — пробормотал Бруно, зажимая косы в ладони большим пальцем. — Я пытаюсь, Бруно, мне очень жаль, — Леон повалился на него. — Ты заслуживаешь того, чтобы наконец что-то почувствовать. Леону казалось, что он вот-вот заплачет, но вместо этого он лишь чувствовал всхлипы в горле, слёз не было. Он проглотил эти всхлипы и попытался выровнять своё рваное дыхание, подстраиваясь под дыхание Бруно. — Я хочу, чтобы ты поймал это чувство, Абба, — сказал Бруно, не удосужившись даже обнять Леона, даже когда тот обхватил руками его тонкую талию. Его трезвость исчезла, и он почувствовал то же оцепенение, от которого пытался и не мог избавиться каждый день. — Я боюсь, Бруно, — прямо сказал Леон, без тени эмоций в голосе. — Вот всё, что я чувствую. Не страх, так сомнения. — О чём ты, Аббаккио? — спросил Бруно, попытавшись заглянуть в лицо Леона, всё ещё лишённое эмоций, несмотря на эмоциональные слова. — Мне действительно нужно гнаться за этим чувством, Бруно? — прошептал Леон, чувствуя, что оцепенение стало сильнее, и больше ничего. — Если оно безвредно и делает тебя счастливым, конечно же стоит, — сказал Бруно, переводя дух. — Ты не заслужил этого чувства беспомощности, Абба, и я хочу как лучше для тебя. Может, тебе стоит сначала сосредоточиться на твоей борьбе с выпивкой, думаю, так будет проще. — Возможно, — Леон отпустил талию Бруно и попытался сесть сам, но потерпел неудачу и упал на плечо Бруно. Это происходило каждый раз, когда он был пьян, и всё, что он мог сделать, это использовать Бруно для поддержки, когда тот сидел рядом с ним. — Ты уже нашёл ту цель, о которой всегда говорил? — спросил Бруно, и Леону захотелось саркастично усмехнуться, но он не сделал этого. — Я думал, что нашёл её во всей нашей команде, — ответил он. — У меня есть причины жить, но теперь я не могу найти счастье. Когда мы все вместе хорошо проводим время, это приятно, но это не отменяет того факта, что во мне слишком много подавленных слёз бессилия. Я просто хочу снова уметь плакать, Бруно, радостно смеяться, и просто быть в состоянии выпустить всё это наружу. — Я уверен, что ты это сможешь, если поймаешь ту искру счастья, Аббаккио, — сказал Бруно, проводя ладонью по волосам Леона. — Я бы сказал, что стоит попробовать, и если всё разрушится и сгорит, я буду рядом, чтобы развеять пепел и начать всё заново. — Спасибо, Бруно, — выдохнул Леон. — Я одна сплошная ошибка, и, возможно, я заслужил эту бесчувственность. С чего бы мне чувствовать счастье, если мне было предписано чувствовать боль? Хотя мне повезло, что я не чувствую ни того, ни другого. — Я знаю, что ты чувствуешь себя неудачником потому, что всегда накручиваешь себя, — Бруно говорил от всего сердца, и Леон почувствовал его искренний жест. — Но я думаю, что ты уже поднял себя со дна. Ты перешёл с двух или трёх бутылок рома ежедневно к половине бутылки вина в плохой день. Я считаю, что это большой прогресс, и я горжусь тобой. Я горжусь тобой. Леон услышал эти слова, и тот самый огонёк счастья вспыхнул в нём. Маленький, как обычно. Но он никогда не зажигался, когда Леон напивался, лишь иногда, когда он был трезв. — Искра, — пробормотал Леон. — Сейчас? — спросил Бруно, наклоняясь к его лицу. — Сейчас она исчезла, но когда ты сказал, что гордишься мной… — Леон судорожно вздохнул. — Я смог почувствовать, как много смысла ты в это вложил. Снова это тупое чувство, когда хочется заплакать, но слёзы не идут, и оцепенение охватывает всё тело. — Что ж, тебе следует запомнить, что я горжусь тобой даже в плохие дни, — сказал Бруно, укладывая Леона, чья голова уже медленно сползала вниз по его бицепсу. — Почему я не могу гордиться собой? — спросил Леон. Он думал, что Бруно был супер-умным и знал все секреты мира. — Потому что ещё не достиг всех своих целей или устал работать над их достижением, — ответил Бруно. — Начни записывать каждый раз, когда почувствуешь искру счастья, а в конце недели мы просмотрим записи и, возможно, сможем выяснить, что делает тебя счастливым. Счастливым? А как это вообще — чувствовать себя счастливым? — Я и этим тоже горжусь, — Бруно чуть улыбнулся. — Ты нашёл цель и обнаружил счастье. Тебе непозволительно считать себя неудачником. — Бруно, могу я попросить тебя сделать для меня кое-что, пока я не уснул? — спросил Леон, и Бруно вежливо кивнул. — Ну конечно, — ответил он, и Леон вздохнул. — Ты не мог бы отвернуться и закрыть уши? — Леон заикнулся. — И досчитать до пяти, прежде чем снова открыть их. — Странная просьба, — Бруно поднял бровь. — Мне это поможет, — продолжал упрашивать Леон. Бруно закрыл уши и кивнул, подавая сигнал, что начал счёт, перед тем, как отвернуться. — Penso di essere innamorato di te, — произнёс Леон со вздохом. — Кажется, я влюблён в тебя. Бруно развернулся обратно, и Леон кивнул ему. — Спасибо, — сказал он, укладываясь набок в кровати. Бруно улыбнулся и накрыл Леона одеялом, пожелав ему спокойной ночи перед тем, как выключить лампу и покинуть комнату.***
Что он сказал? Вопрос не выходил из головы Бруно, пока он шёл к себе в кровать. И он знал, что как только ляжет в постель, заснуть не сможет, потому что будет слишком много думать. «Что он сказал? Это был секрет? Может быть, он хотел, чтобы я это услышал, или, может, он сказал, что ненавидит меня за эти вторжения в его эмоции… или их отсутствие». Бруно лёг в кровать, натягивая одеяло на плечи. Ему было холодно, и он хотел, чтобы кто-нибудь спал с ним вместе. Несмотря на то, что рядом всегда были друзья, он всегда чувствовал себя одиноким, когда наступала ночь. Он был добрым и мягким, вопреки роли высокопоставленного члена банды, которую он играл. Он хотел обнимать и ласкать кого-нибудь, хотел быть нежным с кем-нибудь после долгого дня в образе строгого лидера. Ты не можешь вывалить на Аббаккио свои эмоции прямо сейчас, Бруно Буччеллати, ему и без тебя есть над чем работать. Бруно знал, что у него есть чувства к Аббаккио, которые становились всё более очевидными, когда он видел, что Леон пьёт всё меньше и меньше. И сейчас, когда тот снова стал пить больше, его это обеспокоило, очень обеспокоило. Он всегда хотел касаться волос Леона… и не только их. Его лица и рук, он втайне жаждал всего этого. Но он не позволял себе увлекаться, он трогал только волосы Аббы и слегка задевал лицо. Бруно представлял, как бы Абба касался его лица, волос, бёдер. Думал о нём постоянно и не понимал своей увлечённости. Ты влюблён, Буччеллати, как девочка-подросток, одержим. Думаешь о том, какой он милый, когда спит, и пялишься на него, когда он делает что-то, даже отдалённо ни на что не намекающее. Простой наклон, да даже вздрагивание или стон боли могут заставить твой член встать. Бруно знал, что происходит, и сейчас он был возбуждён. Его чувства были большим, чем физическое влечение, оно было полностью эмоциональным, а физическое пришло позже. И, боже, этот физический удар был сильным. Он хотел, чтобы отпечатки тёмной помады, которую носил Абба, покрывали всё его лицо и тело. Бруно представлял Леона, нависающего над ним, с потёкшим от пота и слюны макияжем. Запустив руку в штаны, Бруно позволил себе уплыть в собственные фантазии. Он слушал своё тело, определяя темп тем, чего желали его нервы. Достигнув разрядки, он повалился на матрас и вздохнул, приводя себя в порядок. «Когда-нибудь я скажу ему, когда он будет в лучшем эмоциональном состоянии, я скажу ему. А до тех пор, я просто буду представлять его сильные руки, обнимающие меня, пока я сплю». Бруно заснул, и образ двух маленьких белых косичек, лежащих в его ладони, был его последней мыслью перед сном.***
Первым, что заметил Леон проснувшись, был пот и его учащённое сердцебиение. «Я умираю, не могу поверить, я сейчас умру». «Аббаккио, помоги, я не могу больше держаться». Леон встряхнул головой, в висках стучало, но не так, как от похмелья. Он потёр их и спустился вниз по лестнице на кухню, где пахло кофе. — Доброе утро, Леон, — поприветствовал Бруно с улыбкой. Он ел свежую клубнику из миски, и на нём не было ничего, кроме чёрных флисовых пижамных штанов. Было рано, возможно около пяти утра, младшие члены банды не встанут ещё в течение нескольких часов. Кончики ушей Леона вспыхнули. «Я краснею, искра». Леон достал из кармана маленький блокнот и записал это, вместе со своим кошмаром, который всё ещё немного мучил его. Сунув блокнот обратно в карман, он простонал, надеясь, что кто-то уже приготовил кофе. — Я сделал тебе чашку, она на твоём месте, — сказал Бруно с такой доброй улыбкой на лице. «Он в последнее время много улыбается, и для нас он больше друг, чем лидер, это мило». Леон сел за стол и отпил чёрный кофе, такой, как он любит. Он был тёплым и приятно скользил вниз по пересохшему горлу. Леон вытащил блокнот и начал записывать. Он чувствовал взгляд Бруно на себе, пока писал: «Мой тёплый утренний кофе был уже готов. Бруно встретил меня улыбкой и позитивной энергией. Снился действительно ужасный кошмар, но в конечном итоге, утро выдалось довольно приятным». — Ну, как продвигается ведение журнала? — спросил Бруно, отпивая свой кофе, его пухлые губы прижались к кружке, а горло двинулось, когда он сглотнул. Леон почувствовал, как его член подскочил, и к лицу прилила краска. «Вот так сразу? Я схожу с ума, господи, я прямо как подросток». — Нормально, наверное, — сказал Леон. — Только слегка напряжённо. Прямо как твой член. — Как спалось? — спросил Бруно и отпил ещё кофе. Леон сделал огромный глоток в попытке отвлечь себя от подёргиваний своего члена, он чувствовал, как его спортивные штаны натягиваются каждый раз, когда он видит движение адамова яблока Бруно. Загорелая кожа на его шее выглядела такой мягкой и соблазнительной, что хотелось её прикусить и лизнуть. — Блять! — Леон быстро встал, в надежде, что ему поможет ходьба, и ударился коленом о стол. — Ты пьян? — пошутил Бруно, и Леон закатил глаза. — Прости, о чём ты спрашивал? — пробурчал он. — Как тебе спалось? — заново спросил Бруно. — Пьянки приносят мне кошмары, — пробормотал Леон, начав расхаживать туда-сюда. — Ты выпил, когда вставал? — спросил Бруно, на этот раз уже более серьёзно. — Нет, я просто нечаянно ударился о стол, — объяснил Леон. — А ещё у меня стояк, и мне нужно от него избавиться. — АББА! — воскликнул Бруно, и Леон смутился. «Зачем я это сказал?» — Просто пытаюсь вести себя естественно с тобой, парень, — усмехнулся Леон. Искра. — Мне не обязательно было знать об этом, — Бруно засмеялся в ответ, и его взгляд на секунду скользнул вниз. Леон заметил это, и они оба покраснели. Неловкая пауза. Сейчас, скажи что-нибудь сейчас. — Бруно, я могу поговорить с тобой кое-о-чём? — Леон нарушил тишину, нарушать которую было так неправильно, но ему было необходимо сказать хоть что-нибудь. — Конечно, — ответил Бруно, и Леон осторожно сел. — Думаю, я уже выяснил, когда я чувствую эту искру, просто я не знал, как сказать об этом тебе, — Леон вздохнул. Вытащил свой блокнот, который завёл всего час назад, и записал: «Когда Бруно посмеялся над моим вставшим членом, а потом с любопытством посмотрел на него». — У меня никогда не было дома или места, куда я хотел бы пойти, — выдохнул Леон. — И я обретаю покой только тогда, когда я с тобой, Буччеллати.***
Бруно моргнул, ошеломлённый и потерявший дар речи. «Что он пытается сказать? И почему я не могу говорить?» — Бруно, — пробормотал Леон, не поднимая взгляда от своих рук. — То, что я прошептал тебе ночью… Penso di essere innamorato di te. Бруно шумно выдохнул, его глаза расширились, и он всё ещё не мог собраться с мыслями. Скажи что-нибудь, чёрт возьми, Бруно. — Абба… — удалось выдавить из себя Бруно. Он чувствовал себя идиотом, изо всех сил стараясь собрать мысли в своей голове в кучу. Скажи ему… Скажи, ну… — По причине твоего статуса и того факта, что я сказочный неудачник, — начал говорить Леон, — я знаю, что встречаться со мной было бы не очень мудрым решением с твоей стороны. И любить меня — скорее пытка, нежели благо. И ты наверняка по женщинам, но, если честно, я об этом как-то не думал. Ну, может тебе вообще никто не нравится, а может тебе все нравятся, ты же такой добрый и понимающий. Но ты, скорее всего, просто слишком занят для любви, даже если бы и нашёл себе кого-то достаточно хорошего для тебя. Ты потрясающий друг и, держу пари, ты был бы и потрясающим бойфрендом, если бы тебя интересовали подобные вещи. Я просто хотел сказать тебе, что, находясь рядом с тобой и думая о тебе, я что-то чувствую. Наверное, я никогда не смогу почувствовать себя живым. Хорошо это или нет, но пусть я лучше буду бесчувственным, чем буду чувствовать себя плохо, хотя я и никогда не узнаю… — Прекрати тараторить, — перебил его Бруно. — Не бесись, Абба, успокойся. Леон начал вдыхать и выдыхать, а Бруно смотрел на него и всё пытался собраться с мыслями и сказать что-нибудь. Ничего. Он не мог придумать, что сказать, ничего не приходило в голову. — Абба, давай поговорим, — сказал он, когда Леон допил свой последний глоток кофе, — пока дети не спустились. — Ты собираешься вежливо отшить меня, и я это знаю, — повторил Леон. — Я неудачник, и я принял это, Бруно. А ты, чёрт возьми, идеален во всех отношениях. — Абба, ты можешь выслушать меня? — Бруно твёрдо стукнул по столу. Встав, он медленно и угрожающе обошёл вокруг стола, будто намеревался запугать Леона. Леон напуган не был, но он определенно не понимал, что происходит. — Ты не неудачник, а я не «слишком хорош для тебя», — Бруно ткнул пальцем в скрытую под одеждой грудь Леона, почувствовав, как от физического контакта к щекам приливает жар. — Мне плевать на мой статус, и я могу любить кого хочу и когда хочу, — добавил он, чувствуя, как заходится его сердце. — Чтоб ты знал, когда я расслабляюсь и шикарно себя чувствую, я ловлю себя на том, что думаю о тебе. Я всегда чувствовал, что ты единственный, кто сможет избавить меня от одиночества, и хочу быть с тобой всегда. Я хочу, чтобы ты был со мной утром, днём и всю ночь, чтобы я просто мог слышать твоё дыхание. Чтобы я просто чувствовал, что ты рядом со мной. С тобой я не чувствую себя одиноким, Абба. «Пожалуйста, скажи что-нибудь, у меня слова кончились, Абба!» — Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя одиноким, Буччеллати, — Леон встал, возвышаясь над Бруно. Бруно поднёс руку к подбородку Леона и нежно обхватил его ладонью. Его сердце колотилось, грудь была тёплой. — А я не хочу, чтобы ты считал себя неудачником, — прошептал Бруно, чувствуя, что его голос срывается.***
Поцелуй его, Аббаккио, сделай это. — Ты нужен мне, Буччеллати, — сказал Леон, искра в нём вспыхивала снова и снова. В груди было тепло, а глаза, ставшие влажными, начинало щипать. Леон провёл рукой по непричёсанным волосам Бруно, вторую руку положив на его обнажённую грудь. Без промедления подался вперёд и накрыл губы Бруно своими. Бруно издал негромкое мычание, звучащее как согласие. Звук счастья. В груди Леона стало теплее, а желудок, казалось, то ли вздымался, то ли скручивался, он не мог точно сказать. А потом слеза скатилась по его щеке и упала на кожу Бруно, заставляя их отстраниться друг от друга. Бруно стёр слезу с лица Леона и заглянул в него, а Леон улыбнулся. Не вымученной ухмылкой или вежливой дежурной улыбкой. По-настоящему, искренне, сверкая ровными белыми зубами. — О, Абба… — голос Бруно надломился, и он крепко обнял его. Леон почувствовал, будто весь мир вдруг обрушился на него, и заплакал. Он чувствовал счастье, и он чувствовал сожаление — вещи, которых он не чувствовал на протяжении восьми долгих лет. Бруно крепко обнимал его, ласково поглаживая по спине. — Я так горжусь тобой, Абба, — прошептал он. — Что ты чувствуешь сейчас? Почему ты плачешь? Сможешь описать это чувство? — Я… я… я… — Леон пытался, но получались только всхлипы. Бруно держал лицо Леона в ладонях, смотрел, как тот всхлипывает, улыбался и знал, что Леон счастлив. Леон был счастлив, но это чувство было таким новым, странным и ошеломляющим для него. — Напиши, — тихо произнёс Бруно. Леон попытался вздохнуть, но успокоиться было сложно. Он вытер глаза и просто начал дышать громко и невероятно неровно. Его лицо было красным, как помидор, дорожки слёз расчертили щёки. Он попытался выровнять дыхание, но грудь вздымалась и опускалась вне какого-либо ритма. Леон взял ручку, записывая свои мысли: «Я сожалею о том, что был пустым так долго. Я чувствую, как эта пустота внутри меня схлопывается, и всё сливается в единое целое. Я чувствую себя невероятно ошеломлённо и напряжённо. Но во мне так много счастья и света, и больше нет тьмы». Бруно прочёл это, пока Леон смотрел на него, приходя, наконец, в норму. Хотя он был всё ещё красным и выглядел как катастрофа с заплаканными и опухшими глазами. — Penso di essere innamorato di te, Abbacchio, — прошептал Бруно. Поднявшись на цыпочки, он запечатлел мягкий поцелуй на губах Леона. Леон почувствовал нежность, и его сердце защемило. «У меня есть цель, я могу чувствовать. И единственное в этом доме вещество, которое может вызвать у меня привыкание — это пухлые губы Бруно Буччеллати».