Секрет закрытой книги

Впервые Миколаш был даже больше, чем удивлён. Что-то очень странное, о чём хотелось знать, о чём он не решался спросить. Точнее, Миколаш не хочет просто тревожить. Что-то личное, что нельзя прерывать, о чём никто не должен знать. Но Миколаш, словно любопытный ребёнок, наблюдает за ним и пытается быть не пойманным. Как Лоуренс бы воспримет это, если заметит его в дверном проёме. Или если кто-то случайно пройдёт в коридоре? И нет, это ни в коем случае не случайное событие, словно Миколаш видит что-то совсем непристойное, возможно, даже какое-то преступление. Совсем нет. Лоуренс просто стоит на коленях около своей кровати и… Молится. Миколаш не уверен кому или чему он поклоняется и у кого просит помощи, но точно не у Великих. Лоуренс молится неизвестным и это выглядит будто что-то незаконное, которое стоит скрывать. И, да, это точно никто не должен видеть. Но Миколаш просто не может оторваться от этой прекрасной картины, тяжело сглатывая каждый раз, когда сердце пропускает удар. Интересно, заметил бы его Лоуренс, если бы Миколаш зашёл к нему? Или выгнал бы? Покраснел? Да, да. Прекрасно. Он бы обязательно был бы смущён, потому что Лоуренсу есть что скрывать. Определённо. Лоуренс осторожно, но достаточно громко, нарушая повисшую в небольшой комнате тишину, шумно вздыхает и прикасается наверняка едва тёплыми, возможно, даже холодными губами к небольшому кулону в своих дрожащих руках. И Миколашу так отчаянно хочется оказаться рядом, хотя бы чтобы между ними не было этой двери. Лоуренс чересчур осторожен, обращается со своим кулоном, как с чем-то дорогим. То, чем он дорожит больше всего. У Миколаша не было и этого. Он уже и не замечает, как его руки начинают трястись от такой… интимности. Его руки трясутся так же, как трясёт взволнованного Лоуренса, словно так боящегося уронить священный кулон — Маджестик! — Миколаш восхищённо улыбается и за секунду до того, как Лоуренс оборачивается в сторону источника шума, он успевает отпрянуть от дверной щели, прислоняясь скрытой студенческой одеждой разгорячённой спиной к слишком холодной стене. Миколаш прикрывает рот рукой и не может сдержать улыбки. Будто бы познаёт тайну человечества. Будто бы познаёт Великих. Тихие, но уверенные шаги раздаются за дверью, и Миколашу приходится быстро уходить. Он не знает, замечает ли его Лоуренс, однако будет не очень хорошо, если тот всё же увидит его. Кто знает, что будет. Лоуренс загадочен, как и его медальон, который он носит на шее. За обедом небольшая компания сидит за одним столом, и теперь Миколаш обращает внимание куда больше. Кулон спокойно висит на его шее, словно обычная подвеска, а не священное и скрытое от чужих глаз. Лоуренс опускает веки, дышит редко — тихо и с короткими вдохами, — и Миколаш не может не думать, что он молится даже сейчас. Замечает ли это кроме него? Лоуренс словно загадка или закрытая книга, которую нельзя никак открыть. Ему не подобраться ближе. И он это знает. И позже в коридоре Лоуренс наклоняется, и кулон повисает в воздухе, привлекая взгляд Миколаша, и тот не может не сравнивать их двоих. Загадочные и недоступные. Когда цепь, облегающая часть шеи, рвётся — в мыслях Миколаш даже не представляет, сколько вещице лет и как она тому дорога, — и кулон с грохотом падает на пол, лицо Лоуренса остаётся всё таким же спокойным, хотя теперь, когда Миколаш лучше приглядывается, он точно может заметить не то ярость, не то большой испуг в его глазах и раздражённое подёргивание брови. Будто перед Миколашем открываются врата, и он замечает, что скрыто ото всех. Лоуренс облегчённо выдыхает, когда кулон вновь оказывается в его руках, и, о боги, едва заметно, пряча его в своих ладонях, касается губами до золотого покрытия. В этот момент они оба перестают дышать. И Миколаш осознаёт не сразу, когда проницаемый взгляд Лоуренса направляется прямо на него. Замечает слишком поздно и становится сразу понятно — не отмазаться, — что он смотрит нарочно. Миколаш просто ищет истину. Лоуренс спешно убирает кулон в карман, отворачивается и больше не смотрит в его сторону. Миколаш невольно сжимает руки в кулаки. У него нет чего-то, что также бы его оберегало. Миколаш нервно усмехается и вскидывает голову — Маджестик! Он понимает немного и слишком поздно. На него почти не обращают внимания, и Миколаш продолжает стоять, обдумывая всё. Лоуренс смотрит на него долго, изучая или пытаясь что-то также понять. Не осуждает, но точно что-то недоговаривает. Его лицо до чёртиков спокойно. И Миколаш не может знать наверняка, есть ли там что-то другое. Будто бы он отстраняется от него всё дальше — с того дня, когда был пойман. Миколаш немного нервничает — если честно, то слишком сильно, — тянет свою руку к его лицу и касается щеки. Он пытается сделать шаг вперёд, но понимает, что лишь отступает назад. Лоуренс не двигается, анализирует, думает. Но не смотрит на его действия так, как на собственный кулон. Губы у Лоуренса оказываются именно такими, какими Миколаш себе представлял — немного прохладные. Конечно, вероятнее всего, на это влияет резко поднявшаяся температура его тела. Его лицо, как и весь сам, горит, и он едва сдерживается от того, чтобы не воскликнуть. Ничего не происходит: ни вокруг, ни даже между ними. Они продолжают стоять на месте. Соприкасаясь губами. Руки Миколаша снова трясутся, и одна из них соскальзывает вниз, к бледной шее, к тому самому кулону, и так осторожно, будто хочет сорвать его. Кончики касаются подвески, но рука Лоуренса тут же обхватывает его запястье, останавливая — предупреждая. Миколаш едва слышно взвывает, словно всё же открывают ту самую заветную истину, как тогда, когда Лоуренс молился у себя в комнате, и всё же отпускает его руку, и ничего не остаётся, как убрать собственную. Лоуренс немного смущённо улыбается и смотрит куда-то в сторону. Его такие же, как и губы, холодные пальцы заправляют локон отросших чёрных волос за ухо, снимают кулон и кладут в руки Миколаша, которые Лоуренс тут же сжимает в своих. Миколаш замирает, не дышит, боится что-либо сделать. Лоуренс что-то шепчет и, если вслушаться, то можно понять, что он снова молится, прикрыв глаза. Лёгкая улыбка играет на его лице, и он привстаёт на носочки, чтобы тихо, почти бесшумно поцеловать щёку Миколаша. Это происходит всего мгновенье и чувство, словно тень, сразу же улетучивается. Но этого хватает, чтобы окончательно понять. Лоуренс наклоняется вперёд, касаясь лбом их сложенных рук, будто даря благословение.