Daydreams Beneath Night Skies

Джисон проснулся по причине, которую не был способен чётко определить в своём нынешнем состоянии. Потребовалось несколько сонных секунд, чтобы понять источник чужого веса на собственном матрасе. Целый Ли Минхо сидел на краю кровати Джисона, спокойно глядя на него с легким проблеском нетерпения на лице, будто бы на дворе не стояла глубокая ночь. Его взгляд даже не дрогнул, когда Джисон потрясённо вздохнул. Хан приподнялся на локте, положив свободную руку на грудь, пытаясь показать, насколько сильно он не согласен с существованием Минхо в этом мире на данный момент. — Ты бессердечный, чёрт возьми, — начал он, всё ещё пытаясь вернуть себе хладнокровие. — Сколько вообще времени? — Время является лишь искусственной концепцией и не имеет существенной ценности, — Минхо произнес это с такой неторопливостью, что Джисону резко захотелось столкнуть его с кровати. — Но два часа ночи, если тебе всё ещё необходимо знать, — теперь Джисону больше всего на свете захотелось услышать шум свалившегося на пол Минхо. Он не мог выдавить из себя достаточно суровый взгляд в своём сонном состоянии, но надеялся, что усталый прищур его глаз передаст достаточно злобы. Джисон открыл было рот, чтобы задать несколько важных вопросов, но ответы самопроизвольно вырвались у Минхо раньше. — Я не могу уснуть, — произнёс он. — Пошли прогуляемся. Мы можем зайти на кухню на обратном пути. Я давно не ел тыквенных пирожков. — Дорогой Минхо, — Джисон хлопнул Ли по плечу, стараясь удерживать свой голос на приемлемом уровне громкости. — Сейчас два часа ночи. Весь смысл, который подразумевался под этим заявлением, пролетел прямо над головой Минхо и вылетел из комнаты. — Я в курсе, — мучительный стон вырвался из Джисона. Он снова лег и уже собирался натянуть одеяло на голову, чтобы отгородиться от всей этой чепухи, когда Минхо продолжил: — Я расскажу Сынмину, что ты бросил свой грязный квиддичный халат на его кровать, когда вернулся после тренировки. Джисон несколько секунд обдумывал данную перспективу, заострив взгляд на потолке. У него имелось немалое количество неприятных воспоминаний о Сынмине, проклявшем его из-за отсутствия привычки к уборке, и все они одновременно всплыли в сознании. В какой-то момент Джисон откинул одеяло и закрыл лицо руками. — Ведёшь себя как ребёнок, — пробормотал он приглушённо. — Довольно убедительный ребёнок, — Минхо ответил улыбкой победителя. — Вставай сейчас же. Неудивительно, что побег из комнаты прошел без проблем. Первые приливы экзаменационного сезона уже заполонили умы. Было бы трудно найти кого-то, кто не спал бы мертвым сном после очередного дня напряженных занятий. Минхо тихо пересек лестницу, ведущую из подземелья Слизерина, и первым высунул голову в коридор, несколько раз метнув взглядом во все стороны. Убедившись, что поблизости нет префекта, он похлопал Джисона по плечу, подавая ему знак. Они быстро помчались в сторону ближайшего двора и после уверенного прыжка превратились в двух элегантных котов, которые бесшумно пронеслись по каменному коридору. Стать анимагами и научиться по собственному желанию превращаться в животных было одним из лучших решений, которые Минхо и Джисон принимали за всё время своего пребывания в Хогвартсе. Конечно, они использовали это только для озорства, но погоня за острыми ощущениями не была особо плохой философией для того, чтобы жить в возрасте беззаботной юности. Их кошачьи формы позволяли гораздо легче ориентироваться в темноте и слышать приближающиеся шаги. Таким образом, им удалось добраться до выхода без препятствий, холод весеннего ночного воздуха рассеял остатки сонливости. Когда коты спрыгнули с каменных ступенек на травянистый участок двора, они снова превратились в двух молодых негодников, спиной приземлившихся на мягкую землю с глухим стуком. Когда Джисон почувствовал, как нежные травинки слегка щекочут шею и свежий воздух обволакивает его, он внезапно потерял все причины, по которым мог жаловаться Минхо на то, что тот вытащил его наружу. Созвездия над головой с любопытством уставились на парней. На мгновение Джисон и Минхо погрузились в тишину. Привычное напряжение, которое охватывало студентов в начале нового семестра, не обошло и их, несмотря на наружную легкомысленность. Джисон почти спросил, это ли является причиной бессонных ночей Минхо. Старший, скорее всего, все равно не ответил бы честно; проявление чужого беспокойства причиняло ему больше боли, чем сами проблемы. Безмятежность нарушил ровный звук постепенно усиливающихся шагов по каменным полам. Немедленная реакция Джисона и Минхо — обмен обеспокоенными взглядами. Мальчики вернулись к своим кошачьим формам и быстро отступили в ближайшую тень, окружавшую двор. Они смотрели на вход, предполагая, что приближающиеся звуки исходят оттуда. Из темного внутреннего коридора замка появился одинокий парень. Сине-бронзовой подкладки его мантии было достаточно, чтобы понять, к какому факультету он принадлежит. Однако Минхо и Джисону не нужны подсказки относительно личности незнакомца. Они не смогли бы ошибиться в ценном ловце команды кваддича Рейвенкло даже без обостренных чувств их животных форм. Со Чанбин, префект семикурсников Рейвенкло, направился к фонтану посреди двора и сел на край. То, как он следил за своей одеждой, стараясь не помять её даже в такие нечестивые часы, когда никто не мог его увидеть, излишняя дотошность по какой-то причине развлекали Джисона. То, что обычно звучало как насмешливое фырканье в человечьем обличье, в этой форме нашло выход в виде слабого мяуканья. Звук, несмотря на то, что был довольно тихий, смог привлечь внимание Чанбина. Рейвенкловец прищурился, вглядываясь в тени крытых проходов, тянувшихся вдоль двора. Он, оказалось, различил две фигуры в укрытии и протянул руку в приглашающем жесте, издав типичные звуки, которыми можно позвать кошку. Джисон буквально почувствовал, как продолжительность его жизни неожиданно сократилась прямо там. Минхо в отчаянии пихнул его лапой и рванул к замку. Джисон был озадачен быстротой происходящего и решительно настроен ударить своего сокурсника по голове его же метлой сразу после того, как они без проблем вернутся в слизеринскую темницу. Но прежде чем он успел последовать примеру Минхо, один растерянный взгляд в сторону Чанбина заставил его застыть на месте. Черты лица рейвенкловца выражали тоску. Его нижняя губа чуть выпирала вперёд, оставляя тень обиды на лице. Джисон привык ассоциировать имя Со Чанбин с полной уверенностью и совершенством, но перед ним стоял парень, в глазах которого читалось беспокойство. Лапы сами собой понесли Джисона к фонтану посреди двора. Эта гримаса, казалось, исчезала по мере того, как сокращалось расстояние между ними, и, когда Джисон, наконец, оказался на расстоянии вытянутой руки, губы Чанбина изогнулись в улыбке. — Привет, — сказал префект тихим голосом, поглаживая кота по голове и даже почесывая за ухом. — Ты случайно не чей-нибудь питомец? Сказать, что Джисон ожидал такого поворота событий, было бы ложью. Сказать, что он был сбит с толку, – преуменьшение. И все это недоумение только усилилось, когда Чанбин обеими руками потянулся к Джисону, подняв его вверх. — Ты потерялся, дружище? Всё в порядке, — продолжил он. Ласка и поглаживания тут же возобновились, когда кот удобнее устроился на коленях у префекта. Возможно, последнее, что было в планах Джисона на эту ночь – быть использованным в качестве плюшевой игрушки парнем, с которым он едва был знаком, но, по правде говоря, это было не самое худшее развитие событий. Чанбин, казалось, был очень рад. И, честно говоря, при нормальных обстоятельствах Джисона едва баловали его соседи по комнате. Не так уж плохо, когда тебя немного балуют. Джисон попытался бросить взгляд на вход в коридор, из которого он выскользнул (по крайней мере, насколько позволяли его нынешнее положение и рука, пробегающая по шерсти), и действительно, маленькая пятнистая голова бенгальской кошки Минхо выглядывала из-за угла, просто наблюдая за абсурдностью происходящего. Поддразнивания, которые последуют после этой ночи, уже успели вызвать у Джисона головную боль. Парень продолжал прижимать к себе Джисона, время от времени воркуя над тем, насколько мягкая у него шерсть. Мягкая. Это было абсолютно точное слово для описания его анимагической формы – маленькая серебряная короткошерстная табби со светлыми глазами, мерцающими при свете луны. То, как он начал в какой-то момент мурлыкать, могло заставить его даже уснуть, удобно растянувшись на коленях рейвенкловца. Рука, что гладила Джисона, перестала двигаться, просто оставаясь на его голове. Глубокий вздох вырвал его из сонных грез. — Я хочу быть котом, — услышал он, как сказал Чанбин. — Ты не чувствуешь, как твоя душа буквально покидает тело во время экзаменов, не так ли, дружок, — отметил префект, слегка тыча указательным пальцем Джисону в щёку. Если бы ты только знал, чувак, хотел пробормотать Джисон, но его намерения снова проявились в простом мяуканье. Чанбин, очевидно, оценил скромный вклад, несмотря ни на что, слегка погладив Джисона в подтверждение. Еще один вздох, смешанный с тяжелыми мыслями, сорвался с губ Чанбина. Он наклонился вперед ровно настолько, чтобы обнять кошку, сидящую у него на коленях, как обнимают мягкую игрушку. — Я справлюсь, — начал он говорить. — Я шесть лет был лучшим студентом, — Джисон практически мог слышать, как он дуется. — Мои мысли слишком рассеяны в последнее время. Концентрация – миф. Джисон не был морально готов способствовать чьему-то эмоциональному монологу, да и, честно говоря, то, как сильно он был раздавлен в объятиях Чанбина, заставляло его беспокоиться о том, не задохнется ли он в ближайшие несколько минут, но он не собирался бунтовать во время чьего-то монолога; это было бы грубо. — Я понимаю, наш факультет может сильно раздражать на уроках астрономии. Я бы тоже хотел спрыгнуть с башни, если бы один из моих учеников сказал, что звезды – это небесная перхоть. Но должен ли профессор всерьез давать нам домашнее задание на десять пергаментов? Феликс чуть не повалил меня на землю, когда я попросил у него третью чернильницу. Секунды и минуты медленно тянулись, пока, казалось, не прошёл целый час за разочаровывающими рассказами об обязанностях префекта, ошибках в квиддиче и борьбе за групповые занятия по выходным. Чем дальше продолжалась эта тирада, тем сильнее у Джисона возникало искушение вернуться в человеческую форму, просто чтобы похлопать парня по спине в какой-нибудь бессмысленной попытке подбодрить, может быть, даже затащить его обратно в замок, чтобы вздремнуть. Поначалу Джисон цеплялся за слова Чанбина в основном для того, чтобы избежать соблазнительных объятий сонливости. Однако через какое-то время, он уже не мог точно определить, когда именно начал активно прислушиваться к этому ходу мыслей, время от времени издавая одобрительное мяуканье, пока Чанбин особенно горячо рассказывал о каких-то деталях своих размышлений. — Хотя бы ежегодный квиддичный турнир скоро, — сказал он наконец, и его тон стал более беззаботным. — Нет худа без добра, нет худа без добра, — Джисон со своего положения не мог видеть многого из того, что происходило, но по тому, как были произнесены эти слова, он представил, как выглядит чужая улыбка. Настроение Чанбина заметно улучшилось. Джисон не долго оставался наедине со своими мыслями, пока Чанбин снова не обхватил его руками, поднимая с колен. — Наверное, мне лучше уйти, пока кто-нибудь не поймал меня за бездельем, — сказал он, удерживая Джисона на уровне глаз. — Пока, пока, малыш. Спасибо за компанию, — закончил Чанбин с улыбкой, слишком солнечной для ночного неба, мягко опустив Джисона на землю и погладив его по голове в последний раз. Джисон стоял неподвижно, наблюдая за отдаляющимся префектом, пока его фигура не скрылась в тени замка. Первое воспоминание Джисона с пятого курса Хогвартса было о том, как он лишил всех дара речи на квиддичном отборе. Капитан Слизеринской команды попросил его испробовать каждую позицию, чтобы получить более точную оценку своих навыков. Выносливость, ловкость, техника – все характеристики были на уровне, позволяющем ему преуспевать независимо от того, в какой позиции он находился. Но именно когда он столкнулся лицом к лицу с тогдашним ловцом команды, Джисон приковал к себе все взгляды на поле, почти без усилий превзойдя его в скорости. Поверхность снитча в его ладони казалась невероятно гладкой. Первый семестр года прошел в усиленных тренировках. Капитан сказал ему, что у него огромный потенциал, что он станет похитителем сцен в своей первой игре, что у их команды есть хорошие шансы на кубок в этом году. Чего ему не сказали, так это того, что они будут не единственной командой, у которой есть козырь в рукаве. Джисон не знал, какие высшие силы помогли ему выбраться из постели к завтраку на следующее утро. Несмотря на то, что Минхо и Сынмин сами пришли в Большой зал одними из последних, они, иногда будучи хорошими друзьями, сохранили ему порцию завтрака. Ночная авантюра оставила слишком мало времени Джисону на сон, поэтому у него возникло огромное желание использовать тарелку с картофельным пюре как импровизированную подушку для сна. Однако когда у Минхо хватило наглости посмотреть ему прямо в глаза и изобразить мяуканье, Джисон направил последние силы на то, чтобы пнуть своего сокурсника под столом. Сынмин даже не вздрогнул от происходящего, он просто продолжал просматривать почту одной рукой, а другой зачерпывать ложкой овсянку. Взгляд Джисона остановился на столе Рейвенкло. Воспоминания медленно просачивались в сознание. Он вдруг подумал, что то, как он набивает щеки картофельным пюре, поможет смягчить румянец, заливающий их. Незнакомое лицо мелькало среди команды Рейвенкло, вышедшей на поле. Столь же незнакомое имя, которое диктор связал с этим лицом, когда представлял каждого игрока, было Со Чанбин; на год старше Джисона, по-видимому. В обеих командах появились новые ловцы, имена которых не были известны. Толпа гудела от любопытства, как развернется игра. Вместо нервов и «а что если» у Джисона под кожей гудело возбуждение. Он посмотрел на Чанбина с тем же интересом, что и зрители на трибунах. Их взгляды встретились лишь на короткое мгновение, прежде чем игра началась и их внимание приковалось к золотой искре, мелькнувшей в пространстве в форме крошечного снитча. Будь то по счастливой случайности или по волшебству, Чанбина поразило, что его до сих пор не выгнали с патрульной службы. Если кто-то вторгнется в Хогвартс, это, честно говоря, возможно, произойдет прямо у него под носом. Он был смышленым парнем. Когда хотел этого. Во время экзаменов никто не хотел ничего, кроме сна. Поздно ночью, неторопливо слоняясь по безымянным коридорам, Чанбин тихо бормотал названия трав и процедур, которые, как он предполагал, помогут ему на экзамене по зельеварению. Его единственным спутником был звук собственных шагов, эхом отдававшийся в широких каменных коридорах. Ровный топот создавал некий ритм, в котором упорядочивались его мысли, и, возможно, служил компасом, который не давал ему потеряться в море древних терминов, плескавшихся у него в голове. Чанбин собирался стать мракоборцем. Это была детская мечта, тщательно взлелеянная историями об опасности и славе, рассказанными родителями. Это была мечта, которая не позволяла ему отвлекаться от совершенствования в рядах одной из лучших волшебных школ Хогвартс. Ему не было легко. Не каждый день в нем вспыхивали уверенность и надежды. Именно в минуты тишины, между работой и кучей усилий, когда звук тишины был почти оглушительным, сомнения и тревоги прокрадывались легче всего. В такие моменты тоска по дому укоренялась глубже всего. Проведя семь лет в школе, Чанбин решил, что привык к долгим месяцам, проведенным в этом месте вдали от уютной домашней обстановки, поддразниваний старшей сестры и мурлыканья кошки. И все же поздно ночью, когда он неторопливо шел по безымянным коридорам, его мысли всё также блуждали. Интересно, семья так же часто о нем вспоминает? Перечитывание писем из дома обычно приносило ему спокойствие, по ночам знакомый запах старых конвертов согревал Чанбина и вызывал на губах легкую улыбку. И все же иногда, даже держа в руках кусочки кремового пергамента, исписанного родителями, он не мог успокоиться. В такие ночи Чанбин был особенно благодарен патрулям за то, что они отвлекали его внимание, потому что в прежние годы, когда он еще не был префектом, он просто проводил бессонные ночи, уютно устроившись в своей комнате, рисуя невидимые узоры на потолке, беспокойно переворачиваясь на простыни, чтобы не слышать грохота собственных мыслей. Тот факт, что Чан закончил школу в прошлом году, на самом деле не облегчал ситуацию. Безусловная дружба. Они познакомились много лет назад в Хогвартс-экспрессе, Чанбин был растерянным первокурсником, который ковылял между фургонами с чемоданом больше его самого. Мальчик с гриффиндорским шарфом, обмотанным вокруг шеи, приоткрыл дверь своего купе, чтобы предложить Чанбину свободное место, а остальное уже совершенно другая история. Несмотря на то, что Чан был с другого факультета, они стали действительно близки. Огромное количество времени пролетело в библиотеке, пока они либо учились вместе, либо просто практиковали заклинание левитации на случайных книгах, чтобы напугать скромных первокурсников. Если не считать озорной стороны Чана, из-за которой порой трудно было поверить, что он старше, своей восхитительной придирчивостью он почти занял место третьего родителя в жизни Чанбина, но Со никогда не возражал. В конце концов, Чан всегда заканчивал свои упреки теплыми объятиями. Чан писал письма Чанбину на светло-голубой пергаментной бумаге, и тот держал их рядом с родительскими конвертами. Без него замок казался больше. Мысли Чанбина становились слишком тяжёлыми. Идея сделать перерыв казалась заманчивой. Рядом с башней Рейвенкло находился небольшой открытый дворик, где спокойно струился лунный свет. В его центре стоял старый заколдованный каменный фонтан, тихо струящийся. Направившись к нему, Чанбин тщательно расправил мантию, прежде чем плюхнуться на край фонтана с намерением положить конец своим тоскливым размышлениям. Однако вместо того, чтобы расслабиться, его чувства обострились от слабого звука, доносящегося сбоку. Его взгляд скользнул в сторону источника. Рука незаметно потянулась к палочке, спрятанной под одеждой, на случай неприятного исхода событий, но как только его глазам удалось разглядеть то, что скрывалось в темноте, напряжение немедленно испарилось. Два кота жались друг к другу, заставляя Чанбина задуматься, не напугал ли он их. Сердце растаяло от того, какими маленькими они выглядели. Префект медленно протянул к ним руку в надежде показать животным, что не желает им зла, но, к несчастью, один из котов бросился в ближайший коридор. Оставшийся кот выглядел почти готовым последовать его примеру, и Чанбин почувствовал, что его настроение снова ухудшается. Он был похож на кота самого Чанбина, короткошерстного полосатого кота, с которым он вырос дома. Приступ тоски по дому вызывал у него легкую тошноту. Удивительно, но испуганный кот не убежал. Он медленно направился к протянутой руке Чанбина, и, когда тот оказался достаточно близко, Со почувствовал, как на губах появилась легкая улыбка. — Привет, — сказал префект тихим голосом, поглаживая кота по голове и даже почесывая за ухом. — Ты случайно не чей-нибудь питомец? Диктор назвал их «монстры-новички». Чанбин и Джисон сидели друг у друга на хвосте в течение всей игры, толпа благоговела перед тем, как они поспевали друг за другом. Их погони представляли собой последовательность опасных маневров и трюков с метлами, которые вскоре заставили зрителей забыть о существовании других игроков, кроме них двоих. В тот день снитч был особенно капризен, часто полностью исчезал из поля зрения только для того, чтобы появиться на другой стороне мгновением позже. Прямо на краю игрового поля, где равнина встречалась с трибунами зрителей, крылья снитча призывно жужжали, дразня ловцов, чтобы они погнались за ним. Так они и сделали. У ворот, правда, Джисон резко отступил. Риск не суметь остановиться и врезаться в толпу заставил его остаться в границах поля. Чанбин, однако, летел прямо вперед, постепенно ослабляя хватку на метле, пока, в конце концов, не отпустил ее полностью. — Догони меня! — закричал он, прежде чем нырнул в воздух, протянув руки к снитчу. Все на трибунах дружно ахнули. Диктор воспринял ситуацию не иначе как невнятный вопль. Парень в гриффиндорской мантии встал в явном смятении, немедленно вытащил палочку и произнес заклинание левитации; его голос даже дрогнул от паники. Заклинание сработало – безрассудный прыжок Со Чанбина как будто застыл во времени. Единственным признаком того, что это не так, было то, что парень гордо поднял руку. Золотой снитч блеснул в его руке, и толпа буквально обезумела. Джисон уставился, раскрыв рот от шока. Быстрое мерцание снитча в чужой руке заставило его прозреть – он проиграл. Но он не чувствовал ни разочарования, ни гнева. Даже наоборот – он был очарован другим ловцом. Глаза Со Чанбина возбуждённо метались с места на место, от человека к человеку. В конце концов, взгляд его вновь наткнулся на Джисона. Когда слизеринец его поймал, искренняя улыбка расцвела на губах, настолько широкая, что его глаза сощурились. Рейвенкловец не отвел взгляда даже после того, как ему удалось снова достичь твердой земли и утонуть в объятиях и возбужденных криках товарищей по команде. Во время своего монолога обо всем и ни о чем одновременно Чанбин проговорился, какие ночи и смены он патрулирует. Джисон не хотел вдаваться в подробности, как и почему он помнил такие мелочи. Но он чертовски хорошо намеревался использовать это знание. Выскользнуть ночью из комнаты в одиночку было для Джисона впервые. Коридоры замка казались немного больше и холоднее без сообщника, но он взвесил своё решение. Хан хотел спасти себя от насмешек, которые Минхо неминуемо обрушил бы на него, попроси он составить ему компанию. И, возможно, немного уединения ему бы не помешало, чтобы остудить голову. Трава во дворе приветствовала Джисона как старого друга, впитывая в себя его мысли своей мягкой текстурой. Полосатый кот ловко запрыгнул на край фонтана посреди лужайки и грациозно улёгся в ожидании. Должно быть, он заснул в какой-то момент. Его разбудили нежные поглаживания по шерсти от головы к спине. — Я не ожидал тебя снова встретить, — он безошибочно расслышал голос Чанбина, и, конечно же, как только открыл глаза после долгого зевка, увидел сидящего рядом префекта с лёгкой улыбкой на лице. Разумно говоря, ситуация была нелепой. Чанбин разговаривал с котом. Недосып на его лице говорил о том, что ему нужна как минимум месячная спячка, чтобы прийти в норму. Его способность настолько долго говорить без умолку была той ещё причудой. Джисон? Джисон не обращал внимание на причины такого состояния. Кот вяло растянулся перед прыжком и осел на коленях Чанбина по собственной воле. Префект разразился подробными рассуждениями о предстоящих испытаниях и невыносимых нагрузках, не выпуская кота из рук. (— Знаешь, у меня дома есть такой же пушистый комок как ты, — сказал он, взъерошив шерсть на голове Джисона. — Разговоры с ним меня тоже успокаивают). Джисон часто терялся в его словах, различных отсылках и личных мыслях, но всё равно продолжал слушать. — Земля вызывает Хан Джисона, очнись. Джисон не был уверен в том, чем именно Сынмин тыкал его в висок. Это подозрительно было похоже на ложку. Но это даже не заставило рассердиться, всё его внимание было сосредоточено на столе Рейвенкло в Большом зале, от которого он не отрывал взгляда уже довольно долгое время. По какой-то прихоти судьбы (или самого Джисона) встречи на открытом дворе рядом со слизеринской темницей и башней Рейвенкло стали обычным явлением. Его график сна пошел к черту, но искренней нежности, которую он получал от этих моментов, было более чем достаточно, чтобы потерпеть. Метод Со Чанбина справляться со стрессом – это мысли вслух. Благодаря череде экзаменов, которые все с трудом сдавали, он превратился в живой комок стресса. Таким образом, мысленный список Джисона разных мелочей, связанных с Чанбином, достиг впечатляющих размеров всего за несколько дней и продолжал расти. Джисон не мог не отметить все мелкие детали, из которых состоял Со Чанбин, например, то, как он сидел на краю фонтана, чтобы ни в коем случае не помять мантию, то, как его голос становился мягче, когда он вспоминал о семье, улыбки, которые появлялись на его губах, когда он упоминал о предстоящем турнире по квиддичу, то, как нервно постукивал ногой, когда неприятные мысли грызли его изнутри, и многое другое. И необязательно было, чтобы Чанбин безостановочно разговаривал. Иногда их времяпрепровождение заключалось в том, что Чанбин просто молчаливо созерцал звезды, слушая кошачье мурлыканье на своих руках. Джисон тоже наслаждался такими тихими ночами. Часто Хана терзали мысли. Было немного разочаровывающе осознавать, что, несмотря на то, что Чанбин постоянно был в его мыслях, сам Джисон оставался для Чанбина не более чем знакомым именем и лицом. Но в этот самый момент Джисон, все еще глядя на стол Рейвенкло, не смог сдержать глупой улыбки, скривив губы. Хотя он надеялся пополнить свой список разных мелочей о Чанбине, он уже понял, как этот список должен заканчиваться. Необходимый вывод, сумма всех фактов, представленных выше: Со Чанбин бесспорно невыносимо сильно располагал к себе. Нервное покалывание и волнение в конце первого семестра были связаны не только с мыслями о том, как спасти оценки. Ежегодный межфакультетский Кубок по квиддичу привлек внимание большинства студентов. В этом году честь начать сезон досталась Хаффлпаффу и Слизерину. На этот раз диктор был другим. Прошлый, должно быть, уже выпустился. Новый голос, разливающийся по трибунам, довольно монотонно перечислял имена игроков, вылетающих на поле. Когда пришла очередь Джисона, он решил, что сможет поддать жару. Он набрал скорость, сделав быстрый круг по стадиону, прежде чем игра должна была начаться, протянул руку к зрителям, и харизматичная улыбка появилась на его лице. Когда публика ответила громкими аплодисментами, знакомое чувство уверенности разлилось по венам Джисона и согрело его среди осенних ветров. Конечно, он высматривал фигуру Чанбина в толпе, когда пролетал мимо секции на трибунах, где столпились в кучу синие мантии. Нетрудно было заметить его, сидящего в первом ряду с легкой улыбкой на лице. Сладко-горькая нежность распространилась у Джисона в груди. Его усмешка исчезла в тот момент, когда он отвернулся от зрителей после того, как должным образом взбудоражил их, и вернулся к своим товарищам по команде. Поскольку кваффл, бладжер и снитч уже должны были быть освобождены, он не нервничал. Это было больше похоже на вызов. Последний короткий взгляд в сторону Чанбина перед началом игры. Джисон как никогда был одержим чертовски хорошей игрой. Ночь застала Джисона бодрствующим в какой-то безбожный час, уставившимся в потолок. После утомительного матча по квиддичу и короткой вечеринки в Хогсмиде ему хотелось проспать все свои обязанности, которые он запланировал на следующий день, и забыть, что мир продолжает вращаться, по крайней мере, хотя бы ненадолго. Однако его кривой режим сна, казалось, имел другие планы. Долгий вздох нарушил тишину комнаты. Размышление об одном и том же человеке днём и ночью имело свои недостатки. Ночь застала Джисона по знакомой дороге вверх по лестнице, ведущей из слизеринской темницы. Он больше не чувствовал необходимости спешить, муравьиная боязнь нарушать правила в одиночку постепенно исчезла за эти недели. Использование навыка анимага казалось еще более простым после регулярной практики, это было самой естественной вещью – грациозно пересекать замок в гибкой кошачьей фигуре. Джисон ожидал, что прибудет первым, но, мягко ступая по травянистому участку двора, заметил причину своих недавних беспорядочных решений, уже озарённую лунным светом. Было примечательно, что Чанбин не просто сидел, а неуклюже растянулся на своем обычном месте, лицом к небу, его рука безвольно свисала с края, обычная пристойность была отброшена к чёрту. Джисон понял – у него был плохой день. Чанбин чуть не упал в фонтан, когда почувствовал, как что-то мягкое коснулось его руки. Увидев знакомый комок шерсти, сидящий на траве, он слегка фыркнул, затем устало улыбнулся. Если бы Джисон не зашел слишком далеко, то, возможно, был бы немного смущен тем, как простое пребывание рядом с Чанбином поднимало его настроение. Самая большая сложность в эти ночи была не в том, чтобы улизнуть из комнаты, не в том, чтобы лишиться сна, а в том, чтобы наблюдать, как Чанбин всегда встает и уходит в какой-то момент. Его улыбки были заразительными, слова мягкими, а объятия такими теплыми. Чанбин перевел взгляд на звезды, лениво поглаживая кота по голове. Джисон подумал, что это был один из тех тихих вечеров. Он спокойно устроился на траве, наслаждаясь тишиной и томными ласками, надеясь хоть как-то утешиться. Когда много минут спустя плохое настроение все еще не покинуло Чанбина, Джисон решил, что он сделает то, что у него получается лучше всего, – будет раздражать людей, пока они не обратят на него внимание. Непрерывное мяуканье и легкие укусы продолжались, пока Чанбин не смягчился. Он со стоном повернулся, чтобы взять кота на руки. — Я дурак, — сказал Чанбин, лежа на краю фонтана и глядя на Джисона с бесстрастным выражением лица. Кот помолчал несколько секунд, прежде чем издать слабое мяу; оно должно было звучать вопросительно, но было больше похоже на смущение. Префект вздохнул и опустил кота на грудь. — У нас матч со Слизерином через две недели, — продолжил он, прижимая к себе Джисона. — И я, вероятно, упаду с метлы в середине матча или что-то в этом роде, потому что я тупой и до сих пор не смог побороть свою многолетнюю влюблённость. Именно в этот момент Джисон почувствовал, как весь воздух покинул его крошечные легкие. — Я мог бы просто пойти и поговорить с ним после игры в прошлом году, как нормальный человек, — Чанбин продолжил бормотать, надув губы, и Джисону очень хотелось перестать слушать, но он не мог. — Но нет, я вдруг решил, что будет просто гениально избегать свою влюблённость, и тогда она просто исчезнет. Будто любовь – это простуда или что-то подобное. Джисон, скорее всего, спрыгнул бы с Чанбина и быстро убежал, если бы тот не держал его на руках. Рациональность отодвинулась далеко в тень его разума. Муки разочарования взяли бразды правления в свои руки, и Джисон никогда не думал, что будет чувствовать себя так в присутствии Чанбина, но в этот момент он предпочел бы быть где-нибудь в другом месте. — Почему он должен был быть таким крутым на сегодняшнем матче и портить мне настроение? — Чанбин лягнул ногой в отчаянии, как капризный малыш. — Иди к чёрту, Хан Джисон. Всё замерло. Джисону потребовалось время, чтобы осознать. Чанбин услышал жалобный писк шерстяного комка, лежащего у него на груди. — Ох, дорогой, я сжал тебя слишком сильно? — спросил рейвенкловец мягким голосом и в легкой панике ослабил хватку. — Прости, я разозлился из-за этого. Но серьёзно, это он настолько силен или я так слаб? Всего одна улыбка – и для меня игра окончена. У Джисона не было никаких проблем с тем, как Чанбин его сжимал. Он просто внутренне кричал. Было две цели, ради которых он действительно хотел быть в своем человеческом облике прямо сейчас. Первая, более предпочтительная, – ударить Со Чанбина за то, что обрушил на Джисона ежегодную дозу стресса за несколько минут и за то, что тот так много болтает. Все эти годы совместного проживания в комнате с Сынмином и взаимные проклятия окупились бы в драке. Вторая – ради разнообразия он хотел бы хоть раз сам обнять Чанбина. Экзаменационный сезон, наконец, закончился без потерь и боевых ранений, но вместо того, чтобы раствориться в мире, корни волнения Чанбина просто переместились на предстоящий матч по квиддичу против Слизерина. Несколько дней отделяли его от этого события, и каждый день, который таял, только подпитывал его привычку думать слишком много. Чанбин был уверен, если бы какой-нибудь профессор увидел его трудовую этику во время патрулирования, он бы определённо получил нагоняй. Со так легко погрузился в свои мысли, что работа больше походила на прогулку по замку, чем на поддержание порядка. Квиддич искренне радовал Чанбина. Его переполняла гордость при мысли о том, что его команда полагается на него и что многие восхищаются его умениями. Но навыки также порождали ожидания. Иногда и доверие может приносить тяжесть. Конкретно в этом случае Чанбин готов был бросить все к черту, потому что был просто эмоционально выжат из-за слизеринского ловца. Чанбин чувствовал, как его сердцу становится тесно в грудной клетке каждый раз, когда он взглядом ловил Хан Джисона в коридорах, в Большом зале или, что самое нервное, на трибунах во время матчей по квиддичу. Быть у него на хвосте в течение всего матча может просто прикончить Чанбина. Он боялся быть совершенно слепым к снитчу из-за осознания присутствия Джисона. Холодок пробежал вниз по позвоночнику Чанбина при мысли, что капитан команды Рейвенкло самолично пустит в него бладжером, если Со разрушит их шансы на Кубок из-за неразделенной любви. Только слабое мяуканье вырвало Чанбина из задумчивости, когда он очнулся посреди двора. Он улыбнулся, этот звук уже некоторое время приносил ему утешение. Но облегчение мгновенно покинуло его тело, когда он заметил, что фигура, приближавшаяся со стороны звука, была очень похожа на человека. Он искренне надеялся, что у него не отвисла челюсть при виде Хан Джисона, который неторопливо шел в его сторону с улыбкой, которая во всех отношениях соответствовала его чертам. — Т-ты не должен быть здесь, — слабо произнес Чанбин, желая только одного – чтобы земля под ним разверзлась и поглотила его после этого заикания. Джисон, казалось, ничуть не смутился. Во всяком случае, его улыбка казалась чуть ярче, когда он уверенно подошёл ближе. — Правда? До этого ты, кажется, не возражал, — ответил Джисон игривым тоном. Помимо шока и волнения теперь Чанбин был смущен, и он не мог даже раствориться в панике должным образом в присутствии своего краша. Однако все в его голове превратилось в неслышный белый шум, когда Джисон исчез в мгновение ока. Единственное, что в этот сюрреалистический момент стояло перед рейвенкловецем, была серебристая короткошерстная полосатая кошка, которая легко запрыгнула на каменный край фонтана и села рядом с ним, с любопытством глядя на него своими круглыми светлыми глазами. Сердце Чанбина никак не могло решить, то ли выпрыгнуть из груди, то ли вообще перестать функционировать. Мимолетное мгновение – всё, что потребовалось Джисону, чтобы вернуться в человечье обличье. Он сел, неторопливо скрестив ноги, размах руки отделял его от Чанбина, который все еще выглядел застывшим, как будто все шестеренки в его голове навсегда прекратили свою работу. Джисон, казалось, понимал. Он спокойно ждал, пока Чанбин соберется с мыслями, ни на секунду не отводя взгляда от префекта. Его глаза были точно такого же цвета, как у кота, уже полюбившегося Чанбину за эти ночи, и Со очень хотелось повернуться и броситься в фонтан. — Это… это был… — начал Чанбин, громкий вздох прервал его фразу, и то, как Джисон терпеливо смотрел на него, заставило его снова растаять, — ты… всё это время? Ответом Джисона был один уверенный кивок. Чанбин испустил длинный выдох, медленно принимая ситуацию как должное. — Так ты… слышал всё, — произнёс он, глядя на мягкую траву, которую нервно топтал ногой. Воспоминания о том, как он рассказывал о Джисоне тому, кто, как он полагал, был просто домашним животным какого-то студента, которому нравилось слоняться по замку, затопили его разум, и Чанбин искренне надеялся, что лунного света было недостаточно, чтобы осветить то, как его уши, скорее всего, покраснели от смущения. Чанбин зарылся лицом в ладонях. — Господи, почему ты не избегаешь меня после всего этого, — пробормотал он, приглушая слова ладонями. К его удивлению, до покрасневших ушей донесся веселый смешок. — Я здесь именно потому, что всё слышал, — весело ответил Джисон. Чанбин почувствовал, как чужие пальцы мягко обхватили его запястье. — Посмотри на меня? Пожалуйста? — попросил Джисон мягким, как шелк, тоном, и Чанбин не смог ему отказать. Когда префект снова поднял глаза, он заметил, что Джисон слегка покусывает губу, расслабленная уверенность, с которой он держался до сих пор, немного поутихла. Джисон не отпустил запястья Чанбина; Со надеется, что это так и останется. — Ты… — начал Джисон слегка нервным голосом. — Ты несколько раз чуть не задушил меня, нарушил мой режим сна и заставил меня узнать гораздо больше о мерзких привычках твоих соседей по комнате, чем мне бы хотелось, — Чанбин, казалось, был на грани шока, и Джисон поспешил продолжить, пока он не отвлекся на надутые губы рейвенкловеца и не пропустил ход своих мыслей. — Но даже после всего этого, ты несправедливо очарователен, — сказал Джисон, и та особенная улыбка, которая почти год назад заставила его разум замкнуться, снова расцвела на его лице. — Я вроде как ожидал, что ты будешь ругать меня после того, как понял, что я возвращался, чтобы слушать твои разговоры о куче личных вещей все эти ночи, но я действительно не мог ничего поделать. Джисон отпустил его запястье, мягко беря его за руку вместо этого. — Ты, наверное, понятия не имеешь, как успокаивает твой голос, и насколько он становится мягким, когда ты говоришь о чем-то любимом. Ты вдумчивее всех, кого я знаю, и я, возможно, никогда не устану от разговоров о твоих амбициях, потому что тогда в твоих глазах появляется этот живой блеск. Думаю, у меня уже глазные яблоки просто неубиваемые из-за того, что я так часто не сплю, чтобы поймать тебя на патрулировании, но, честно говоря, это того стоило. Нервная пауза. Глубокий вдох. — Ты правда, правда мне нравишься, — признался Джисон твердым голосом, хотя и слегка дрожащим под конец; он опустил взгляд вниз, где игрался с пальцами Чанбина, чтобы успокоить нервы. — Поэтому я здесь. Мне нравилось проводить время с тобой, как пушистый комок, но я думаю, мне понравится это еще больше, когда буду таким, — он поднял глаза, чтобы встретиться взглядом с Чанбином. — Если, конечно, ты этого хочешь. Благодаря своей старшей сестре, которая прочитала слишком много маггловских романов, сам Чанбин был более осведомлен об этих здоровенных кучах клише, чем хотел бы признать вслух. И все же, никакое знание не подготовило бы его к тому, что его сердце превратилось в жижу и распространило чувство глубокой привязанности по всей груди. Уголки губ почти болели от того, насколько широко он улыбался. Чанбин плавно переплел свои пальцы с пальцами Джисона и спросил: — Могу я обнять тебя? — голосом, полным счастья. Его ответ последовал в качестве двух рук, крепко обвившихся вокруг Чанбина, и веселого смеха, струящегося вдоль воды фонтана. Зрительские трибуны квиддичного поля были полностью заполнены еще до начала игры. Ожидания на матч между Рейвенкло и Слизерином были довольно высокими после прошлогоднего зрелища. Джисон, стоявший у стен западного крыла замка, тихо засмеялся, услышав даже с такого расстояния страстные крики зрителей. — Нервничаешь? — спросил он. Чанбин уткнулся лицом в шею Джисона, и тот скорее почувствовал, чем увидел, как он отрицательно покачал головой. — Не думай, что я буду к тебе снисходителен, — предупредил Чанбин глубоким и уверенным голосом, но с легким оттенком озорства, чтобы смягчить свои слова. Джисон лишь рассмеялся в ответ на угрозу. — Давай пари. Проигравший обращается с победителем так, как захочет, — предложил он, и, как всегда, у Чанбина не хватило духу отказать ему. Он высвободился из объятий Джисона, чтобы переместить руку на его затылок и затянуть в медленный, нежный поцелуй. Чанбин испытывал искушение выиграть пари, чтобы из чистой прихоти попросить еще поцелуев, несмотря на то, что Джисон, скорее всего, не отказал бы ему в любом случае. Они заставили себя отстраниться после еще нескольких нежных прикосновений губ, и это был один из любимых моментов Чанбина – то, как Джисон смотрел на него таким нежным взглядом после каждого поцелуя. — Пошли, иначе наши капитаны убьют нас, — сказал Джисон с улыбкой, и они рука об руку направились по знакомой дорожке к квиддичному полю.