Леди Джоанна

*** – Дурак ты, это тебе защита. – Защита? От кого? – От меня, идиот. Джон глядел на него с сомнением. – Я хоть раз ударил тебя с тех пор, как ты стал девчонкой? А не стал бы, принял бы смерть под королевской рукой. – Мне плотоядные взгляды твоих баронов страшнее кнута. – Вот что, будешь перечить, замуж отдам. За Ульрика. А еще лучше обменяю Саладину на лихого арабского скакуна, рассказывай потом его евнухам, что ты королевский сын. – Ты не можешь. – Это почему вдруг? – Потому что сам горишь от желания. Что я не вижу? Ричард еле сдержался, чтобы не закатить ему хорошую оплеуху. Вместо этого он схватил брата за руку и резко швырнул на кровать. В глазах девушки мелькнул ужас, слишком хорошо ей было знакомо, что в минуты гнева король не отвечает за свои действия. Когда только Джон научится держать язык за зубами! Ричард прижал ее коленом, плотно вдавив в кровать, крепко сжав запястья над головой, ощущая, как дрожит нежное девичье тело. Джон почувствовал, как королевская рука распутывает шнурок на лифе… – Ричард, пожалуйста, не надо, лучше язык отрежь. Ни разу за все время, когда Ричард нещадно драл брата на заднем дворе, тот не просил о милости… В стальных руках короля надежное средство сломать завравшегося мальчишку. Что ему стоит разорвать платье. Развернуть как-нибудь поудобнее, чтобы не вырвался… Вот только что ждет их потом? Священников и ада король не боялся, как не боялся и памяти об отце. Но Львиное сердце сжалось от боли, когда он представил себе затравленного зверька, в которого может превратить брата. В темных, полных раскаянья глазах явственно читалось, что не простит да и жить дальше с черной обидой в душе не сможет. Ричард вспомнил глухое отчаянье превращенного в девушку брата, вспомнил его попытку броситься из окна. Нет, уж. Плохой из него насильник. Одно дело – клинком по горлу врага ударить или мальчишку-предателя в лесу выдрать… – Сделал бы, да ведь не забудешь… – сухо и немного устало произнес Ричард, поднявшись. Кольнуло под ложечкой чувство стыда. Зря брата обидел. Разве виноват Ричард, что колдовские чары настолько сильны, что даже кровное родство не помеха. – Прости меня, мой король. Хочешь, пойду сейчас к стражникам и скажу, что ты велел на задний двор отвести? Ричард молчал. Джон набрал в легкие воздуха и решительно шагнул к двери. – Да стой ты, скотина. Сам выдеру, когда время придет. – Если придет, – с горечью подумал Джон, но вслух говорить не стал. И все же слушаться королевских приказов было непросто, хотя Джон и помнил угрозу – отдать его за барона Ульрика. Ведь знал же Ричард, чье имя назвать. Принц даже съежился от такой перспективы. Барон Ульрик прочно ассоциировался у него с неотесанным медведем, но это бы ладно – Джон не девчонка и не грубость ему страшна, а то, что мужская сила барона, по-видимому, еще в самом расцвете. Известно, что таскал он за собой в походы пару-тройку крепких темноглазых девиц. Мышцы у барона стальные, а вот ума и жалости ни на каплю. Это тебе не Ричард, слезы девичьи утирать не будет, попробуй ему скажи, что ты и не девчонка вовсе, а королевский сын, еще за ведьму примет и церковникам сдаст. Тут уже кнутом не отделаешься, еще и Ричарду прилетит. Интересно, стал бы Ричард его прикрывать, если бы его в колдовстве обвинили. В конце концов, его идея была. Джонни пришпорил коня. Он никогда не признался бы в этом, но быть младшей королевской сестрой было отчасти приятно. С одной стороны, помня о его истинном происхождении, Ричард не запирал его в доме, предоставив ту достаточную меру свободы, которой мог наслаждаться прощенный королем пленник, с другой – со времен глубокого детства, когда не было еще распрей с отцом, Ричард не проводил с ним столько времени. Брат словно забыл о предательстве, и Джон чувствовал исходящую от него поддержку и даже нежность. Джонни не знал, конечно, что Ричарда снедало тоскливое чувство вины: он явно переборщил с наказанием, и мысль, что если бы не звериное чутье Локсли, валяться бы изуродованному телу королевского брата у дворцовой стены, отдавала холодом внизу живота. Временами, когда возрождалось в душе воспоминание о Джефри, вместе с ним закипала ярость и безумно хотелось на куски разорвать преступника, но созданное колдовскими чарами существо имело над ним необъяснимую власть. Не только потому, что он испытывал к ней – и в этом девчонка – увы! – была совершенно права – обжигающую стыдом смесь нежности и желания, но и потому, что Ричард четко осознавал, что это трогательное создание абсолютно беззащитно перед окружающим миром. Джоанна еще пользуется мужской свободой, но Ричард не раз замечал неодобрительные взгляды баронов, осуждающих короля за то, что так распустил сестру. И если с королем что-то случится, никто не станет слушать бредни про заклинанье, а если и станет… Ричард пытался отогнать от себя страшные мысли. С Мэрлином они договаривались встретиться через год, и год еще не прошел, но тревога, сжимавшая королевское сердце, заставила его снарядиться в путешествие несколько раньше. – Что случилось, о мой король? Девичьи капризы замучили? Тревога Ричарда была столь сильна, что он пропустил мимо ушей непростительно насмешливый тон старого колдуна. – Я передумал, старик. Верни все обратно. – Тревожно стало? Понял, наконец, насколько страшное наказание брату выбрал? Как бы ты жил, если бы мальчишка из окна прыгнул? Ричард спокойно выслушал справедливые обвинения. Месть местью, но его-то решение на спокойную голову скорее издевательством кажется. – Я был не прав, что поддался гневу. Ты можешь развеять чары? – Увы, – с горечью ответил колдун, – чары может развеять лишь тот, кто их усиленно добивался. – Что я должен сделать? – То, о чем нашептывают твои тайные черные мысли, которые ты так упорно от себя гонишь. Но только Джоанна сама должна захотеть этого. Из любви. Ричард многое успел повидать в жизни, но от этих слов все-таки побледнел. – Ты что, старик? Он же мне брат. – А разве твоим мыслям это мешает? – Других способов нет? – Кто знает? – Мэрлин развел руками. – Этим колдовством еще никто ни разу не пользовался. Мрачный, как туча, Ричард вернулся в город. С той минуты ему невыносимо стало присутствие рядом брата, и он изо всех сил старался избегать встреч с девушкой. Передать ей слова Мэрлина он попусту не решился. Почувствовав охлаждение, Джон будто лишился опоры. Он много раз перебирал в голове все свои слова и поступки и искренне не мог понять, чем насолил брату. Он, безусловно, не образец добродетели, но если и виноват в чем-то, то готов вынести что угодно, лишь бы не это упорное тягостное молчание, возникшее между ними. Вечером, спустя несколько дней, после возвращения брата, Джон постучался в его покои. – Чего тебе? – сухо спросил Ричард. Бледная и взволнованная, Джоанна внимательно всматривалась в его лицо, Ричард отвел глаза, чего с ним не случалось с тех самых пор, когда в последний раз держал ответ перед взбешенным бунтом отцом. – Прости, я не хотела мешать, но… Я хотела спросить, что случилось. Ты сердишься на меня? Ричард услышал едва сдерживаемые слезы в ее голосе. Только этого не хватало! Короля мучила совесть. Джон начинает себя вести, как настоящая леди, значит ли это, что у колдовства нет обратной силы. – Мне не о чем с тобой говорить. Ступай в свои покои, девочка. Джон вздрогнул, как после пощечины. Тут же в его глазах запылал огонь, достойный Плантагенета. – Ты прекрасно знаешь, кто я. Если я виноват в чем-то, я готов понести наказание, но не смей меня унижать. Он сам ужаснулся от таких слов, но еще больше его напугала реакция Ричарда. – Я и так тебя наказал. Достаточно. За все грехи сразу. Джон догадался. – Ты был у Мэрлина? Что он тебе сказал? Вот упрямая! Ричард почувствовал закипающий внутри гнев, но чувство справедливости оказалось сильнее. – Ты уверен, что хочешь это услышать? Ей-богу было бы легче, если бы после его признания она билась в истерике, рыдала, ругала его. Но в глазах Джона вновь появилось глухое отчаянье, как тогда, когда он понял, что власть заклинания неизбежна. – Ты только из окна бросаться не вздумай. Пожалуйста. Ричард сам понимал, насколько жалки его слова. – Не беспокойся, не буду. – Джоанна присела в поклоне. – Прошу прощения за беспокойство. Доброй ночи, мой король. Джон ненавидел себя за слезы, предательски бежавшие по лицу. Он смахивал их с ресниц и еще больше ненавидел себя за то, что делал это точь-в-точь, как девчонки. К завтраку Джоанна не вышла, как и к обеду. Настала пора Ричарда робко стучаться в двери. – Зачем ты так? Если заморишь себя голодом, по-твоему, будет лучше? – Ричард, скажи, ты действительно хочешь… – чтобы продолжить, нужно было собраться духом, но Ричард остановил. – Не получится. Старик сказал «из любви». Джон старался не подать виду, но брат заметил слезы, дрожащие на ресницах. Это было хуже любых упреков. – Прости меня. Я был ослеплен яростью, в тот миг, когда принимал решение. Джонни кивнул, но слезы полились градом. Ричард сел рядом и обнял за плечи. Удивительно, но после того, что случилось, Джоанна не противилась. Уткнулась в плечо, будто малыш, и плакала долго-долго. Потом Джон осознал происходящее и немного отстранился. – Прости, – сказал он, утирая слезы. – Обещаю, что больше истерик не будет. Прошел месяц. Ричард не находил себе места. Южные соратники собирались в крестовый поход. Нужно было ехать. Джоанне придется остаться здесь. Даже после скандала с отцом он не испытывал настолько горького чувства вины. Тогда на его стороне была правда. Он пытался себя успокоить, говоря, что мстил за смерть Джефри, вот только слова эти звучали неубедительно. Наблюдать за тем, как мужественно Джон пытается вынести свалившуюся на него беду, было невыносимо. Три дня Джоанна ходила за ним хвостом, упрашивала, умоляла, шантажировала слезами. А ведь парнем упорно избегал тренировок. Несмотря на суровость, король не мог противостоять сестре. Он старался быть аккуратным и сдерживал силы, боясь, как бы, в очередной раз летя на траву после неудачной атаки, девушка не ушиблась. Джоанна вскакивала мгновенно и только морщилась от боли. Ссадины на коленках ничто перед ощущением восторга, от которого кругом шла голова. На эти несколько часов тренировки Джон забывал о том, что случилось, тем более что войдя в азарт, Ричард переставал контролировать удар и вел себя с ним, как прежде. Бароны недовольно пожимали плечами, придворные дамы перешептывались: «Что за власть имеет эта девчонка над королем?» Больше всего придворных бесило, что новоявленной королевской родственнице не было никакого дела ни до дворцовых интриг, ни до знатных молодых женихов, пытавшихся хоть на несколько ярдов приблизиться к любимице короля. Все их попытки Джоанна встречала недовольным, а то и насмешливым взглядом и, резко развернувшись, уходила на конюшню или на тренировки с братом. Не назови ее Ричард сестрой, люди могли бы подумать недоброе, хотя всем прекрасно было известно, что король галантен, но равнодушен к женскому полу, явно предпочитая военные упражнения и битвы милому дамскому обществу. Единственная женщина, которую до сих пор обожал король, была его мать. Да еще пара крестьянских девчонок, ублажавших его когда-то после ратных утех. Ричард не помнил даже их имена. С Джоанной было что-то иное. Конечно, у Ричарда были настоящие сестры, но король их толком не знал: родители рано выдали девочек замуж, и в суровой жизни воина не нашлось времени для мирных бесед с родней. А что до жены… Если честно, Ричард не знал толком, зачем женился. Вероятно, назло отцу. Жену он тоже не знал, да и видел-то всего пару раз. Джоанна же обнаглела настолько, что осмеливалась говорить с ним на равных, как Локсли. Осмеливалась говорить то, что думает, критиковать и даже жалеть короля. Перед подобной манерой Ричард был безоружен. Время от времени он напоминал ей, что она нарушает границы дозволенного, но даже помня о тяжелой руке брата, Джон лишь мило улыбался и утверждал, что Ричард сам велел ему говорить правду, а преступать королевскую волю не может ни один человек в Англии. Мальчишке после подобных слов была бы обеспечена прямая дорога на задний двор, но девчонку Ричард великодушно прощал. Постепенно из предателя Джоанна превратилась в самое дорогое для короля существо. Оставить ее одну в руках придворных было выше его сил. Но и отказаться от похода Ричард тоже не мог. *** – Что ты делаешь? Джоанна носилась по комнате, судорожно сваливая в кучу какие-то тряпки. – Как что, не видишь? Еду с тобой. Ее голос звучал решительно, но верить ее словам не хотелось. – С ума сошла, дура?! Ты хоть раз сарацина видела? – Ричард, я умею держать оружие. – Вот именно, что ты умеешь ДЕРЖАТЬ оружие! Джоанна покраснела: тренировки с братом действительно не принесли результатов, но с другой стороны, одолеть Ричарда еще не смог ни один противник. Потом у него стальные мышцы, да и весит он, наверное, раза в два больше. – Наплевать! – Я сколько раз просил тебя не ругаться. – Господи, Ричард, перестань разговаривать со мной, как с девчонкой. – Ты и есть девчонка, – чуть было не сказал король. Промолчал, представив, как наворачиваются слезы в ее глазах. Интересно, это действие колдовства или Джон сам догадался манипулировать слезами? Как искренне у него получалось. Надо отдать должное – этим оружием малыш овладел в совершенстве. – Ты никуда не едешь! И это приказ. – Прости, мой король, но я отказываюсь повиноваться. – Ты забыл про мое обещание? – глухо спросил Ричард. – И замуж я не пойду. Ты что меня на цепи в церковь потащишь? – Для Ульрика ты – королевская дочь. Если не сдержишь слово, опозоришь имя отца. Джон прикусил губу. – Почему мне нельзя поехать? – обиженно спросил он. – Ты представляешь, что будет, если сарацины узнают, что в лагере сестра короля? Не хватало только, чтобы неверные за тобой охотились. – Я переоденусь мужчиной. – Прости, малыш, но ты не похож. – Хорошо, – вздохнул Джон, – скажи, что я крестьянская девка, потаскуха. – И на потаскуху ты не похож. Потом солдатам лучше не говорить подобных вещей. Последствия тебе не понравятся. – Тогда придумай что-нибудь. – Я уже придумал. У тебя три дня на то, чтобы выбрать мужа. Иначе будет Ульрик. Ричард не стал объяснять, как тяжело далось ему это решение. Но так будет лучше: если он не может помочь мальчику вернуть его истинный облик, пусть хотя бы у него будет надежный покровитель. Ульрик, конечно, бесцеремонен, и Джоанна, кажется, его ненавидит, но, по всей видимости, это единственный человек, который сможет укротить ее буйный нрав. «Обещаю, больше истерик не будет». Джон сдержал слово, но развивать дальше тему замужества, как и крестового похода не стал. И вообще не стал разговаривать. Сел на кровать, отвернулся и произнес только одно: «Уходи». – Дай слово, что ничего не станешь делать с собой, – с тревогой сказал король. – Я не могу тебе этого обещать. Ричард был уверен, что сестра откажется выходить к ужину. Ошибся. Джоанна пришла, улыбалась, очаровывала, блистала, как будто и не было между ними тяжелого разговора. Правда, желая королю доброго сна, едва ли не прошипела в ухо: «Имей в виду, если твой Ульрик посмеет меня коснуться, я воткну нож ему в глотку». После этого одарила брата очаровательнейшей улыбкой и скрылась в свои покои. На ум пришла услышанная на востоке легенда о женщине, прирезавшей собственный сыновей, чтобы отомстить мужу. Подробностей этой страшной сказки король не помнил, но холодом на душе повеяло, хотя чего ему было бояться? разве в его семье не творилось много лет то же самое? Он приказал стражникам не выпускать Джоанну из вида. Кто знает, что задумала эта девчонка? Не похоже было, что она так быстро смирилась. *** Джон мчался во весь опор. Еще не зная толком, куда. Отделаться от королевской стражи было не просто, да кто мог представить, что девчонка решится сбежать ночью, да еще и через окно. Конечно, подготовленным гимнастом он не был, и несколько раз чуть не упустил из рук самодельную веревку, но зато он был легким, как перышко, и узлы выдержали. Ладони саднило, но это пустяк, главное – он свободен. Осталось придумать, куда направить коня. На юг к матери. От этой мысли Джон отмахнулся: Элеонор и так его всегда недолюбливала, а сейчас он и вовсе живое напоминание об изменах прежнего короля. Байстрючка. Разве станет королева ей помогать? Можно, конечно, попробовать рассказать правду. Джон давно не виделся с матерью и не знал, изменилось ли ее отношение к детям, но проверять почему-то не хотелось. Элеонор всегда на стороне любимого сына, и, если тот решил выдать замуж новоявленную сестру, то так тому и быть. Нет уж! Джон чуть не выпустил повод от злости. Надо ехать к тому, кто действительно может помочь. Принц смутно представлял себе, где находится хижина Мэрлина, да ведь правду народ говорит, кто хочет встретить колдуна, обязательно встретит. Джон пришпорил коня и направился прямиком в лес. *** – Прости, юноша, но я уже сказал все твоему брату. Мне нечего добавить. Джон ненавидел себя за усталость, за ватные колени и еще больше за то, что хотелось сползти на пол и рыдать навзрыд от отчаянья и боли. Едва сдержался при колдуне. – В одном Ричард был абсолютно искренен: не преврати я тебя в девчонку, не ездить бы тебе больше на верном коне… – Лучше бы так, – выдохнул Джон, чувствуя, как предательски дрожит голос. – Старик, ты можешь меня еще раз заколдовать? – На того, кто находится под действием колдовства, остальные чары не действуют. Единственное, если хочешь, я могу дать тебе любовный напиток. Но последствия могут быть еще большее страшными. В глазах Джона забился ужас. Он даже не дослушал до конца фразы, хватило сочетания «любовный напиток». Дай слово, старик, что ты не предлагал этого Ричарду! – Мне жаль, юноша, но тебе придется вернуться к брату. Не стоит бежать от судьбы, она жестоко мстит за попытку бегства. *** Последние слова старика не выходили из головы. Джонни больше не гнал коня, ехать-то было некуда. Но и возвращаться принц не спешил, пусть Ричард помучается, поищет его теперь, может, хоть совесть проснется, и наплевать, что потом будет плохо. Плохо и так уже было. А что если Ричард взял у Мэрлина любовный напиток… Как-то слишком резко и решительно заговорил он о свадьбе. От этой мысли внутри все похолодело. И Ричард, и Мэрлин пугали его тем фактом, что король рано или поздно задрал бы его до смерти. Джону вспомнился свист кнута и жгучая боль, расползавшаяся по телу. Судьба. Разве он не свернул с уготованной ему дороги, когда пришел в лагерь брата? Что он видел потом, кроме побоев и заточения в женском теле? Возненавидеть пытаешься, – мысленно упрекнул он себя, – не старайся, не выйдет. Кто в заговоре участие принял? Из-за кого король провел два года в плену? Кто братьев-бунтарей отцу выдал? – шепнуло еще одно воспоминание из далекого детства. Обижаться не на что – заслужил. Да и что ничего хорошего не видел – неправда. Джонни вздохнул, не представляя, что ему делать. Оставалось только бесцельно ехать по лесу, пока не заметят королевские слуги. *** – Святые угодники! Вот это краля! – Миледи, разве вам мамаша не говорила, что такая красотка не должна одна по лесу разгуливать. Джон чуть не обиделся: даже безродных разбойников не обманул его юношеский наряд. Интересно, тренировок с братом достаточно, чтобы одолеть пару мужланов? Они схватили поводья, но сдаваться Джонни не собирался. Молча он обнажил кинжал. – Зубки показываем? Ай, как нехорошо, барышня, – прошипел один из разбойников, крепкий высокий парень с рыжими волосами. Его голос казался принцу знакомым. – Эй, Уил, ты бы поосторожнее, девчонка не из простых, – заметил второй разбойник, невысокий, худой старик, кивнув на королевский знак на попоне. В голове мелькнула дурацкая мысль: интересно, а женится ли Ульрик, если разбойники его обесчестят. Он понимал, конечно, что сестру Ричарда, даже незаконнорожденную, никто в здравом уме и памяти трогать не станет, но холодок по спине пробежался. Разбойник, которого называли Уилом, умудрился больно схватить за запястье и сдернуть его с коня. – Ножичек, барышня, уберите, а то порежитесь ненароком, – предупредил он. – Руки, скотина, убери. Разбойник не верил своим ушам: он ни разу не слышал, чтоб благородные барышни так ругались. – Отпусти, Уил, в самом деле, – раздался рядом насмешливый голос, – от детей Короткого плаща всего можно ждать. Услышав имя прежнего короля, разбойник ослабил хватку, Джону удалось освободить руку. Он бросил недоверчивый взгляд на говорившего и тут же почувствовал прилив бурной радости, от которой едва не бросился ему на шею. – Локсли! – Вот почему голос нападавшего показался ему знакомым. Ну, конечно, чьи еще ребята могли безнаказанно орудовать в королевском лесу. Благородные бароны не подозревали, но лесная банда действовала с полного согласия короля. Это был знак примирения между Ричардом и его давним другом, а также знак благодарности за то, что лесные разбойнике поддержали его в войне с братом. Локсли вежливо поклонился принцу, но от Джона не скрылись лукавые огоньки в глазах: лесной повелитель прекрасно знал, откуда взялась в королевстве своенравная принцесса. Джон нахмурился: Роберт был свидетелем королевского гнева и наверняка был причастен к затее с Мэрлином, но сейчас это уже не имело значения. Джон смертельно устал, и ему совершенно не хотелось драться с разбойниками. Лучше уж Локсли, чем королевская стража. Теперь, когда в дело вмешался их атаман, банда вела себя тихо, хотя косые взгляды на Джона бросали. Он вспомнил, как попал в их руки в прошлом году. В того времени в лагере разбойников ничего не изменилось, разве только тот факт, что он расположился ближе к дворцу. – Я думал, вы в Шервуде орудуете, – сказал он Роберту. – Мы бываем всюду, где царят беззаконие и несправедливость. – Слышал бы тебя сейчас Ричард. – Думаешь, он не знает? Хотя король, кажется, более поглощен другими делами, – Роберт внимательно посмотрел на Джона, тот смутился. – Девчонка, как девчонка, даже не скажешь, – подумал Локсли. – Интересно, что она здесь делает? – Ты сбежал из дворца? – Как ты узнал? – Нетрудно догадаться, глядя на твой наряд. Джонни вспыхнул, хотя чего ему было стыдиться, носил же он ту же самую одежду в прошлом году. Правда, на этот раз пришлось отказаться от герба, дарованного отцом: знак выдавал в нем принца, а, согласно легенде, сочиненной Ричардом для придворных, юный предатель заточен в замке в далеких анжуйских землях. Да и королевской дочери не пристало ходить с гербом опального брата. – Опять с королем поссорился? Джон кивнул. – Ты бы полегче с братом. Он и так хлебнул из-за тебя неприятностей. Обижаться бессмысленно. Чего у Локсли не отнимешь, так это умения говорить в лицо все, что считает нужным. Джонни хотел было сказать, что у него тоже неприятностей навалом, но оправдываться перед человеком, у которого обманом отобрали право носить имя родного отца, было стыдно. – Можно присоединиться к твоим парням? Роберт удивился, но раздумывать долго не стал. – Простите, ваше высочество, но это исключено. Надеюсь, вы понимаете, что мой долг – вернуть вас королю. Джон отвернулся, чтобы скрыть предательски навернувшиеся слезы. Бесполезно, заметил. – Прости. Поставь себя на его место. Наверняка, он расстроен и ищет тебя повсюду. – А на моем месте ты бы хотел оказаться? – тихо спросил Джон. – Я искренне тебе сочувствую. Поверь мне, я пытался убедить короля в том, что его решение необдуманно и жестоко. Но король импульсивен и упрям. Ты хорошо знаешь, каков он в гневе. Джон снова кивнул. – Отдохни. Завтра я отвезу тебя к Ричарду. – Я сам могу доехать, – упрямо возразил принц. – Безусловно, но у твоего брата по-прежнему много врагов, да и у тебя, как я понимаю, тоже. – Брось ты. Какие могут быть враги у девчонки, которая из дворца-то толком не выходила? – Мало ли. Отвергнутые женихи, оскорбленные излишним королевским вниманием дамы. – У тебя везде есть свои люди, ведь так? – Нет, но мои люди общаются со слугами, крестьянами, городской чернью. Тебя не очень-то жалуют при дворе. Когда Ричард уедет, у леди Джоанны будет очень много проблем. Джон не ответил. По сути, Роберт был прав, и решение Ричарда в таком свете выглядело едва ли не единственно правильным. Был, правда, еще один выход. Принц крепко сжал рукоять кинжала. *** Джону редко доводилось слушать народные песни. Лихие, разудалые парни, расхрабрившиеся от присутствия молодой благородной дамы, старались вовсю. – В прошлый раз так весело меня здесь не принимали, – подумал юноша. Проголодавшись, он с удовольствием отведал и незаконно добытой в королевских владениях оленины, и монастырского вина (Джонни благоразумно не стал интересоваться, откуда оно у разбойников). На душе скребли кошки, но стоило принять решение, и они отступили. Осталось только быть твердым и радоваться тем минутам свободы, что еще у него остались. – Миледи, довольна? – поинтересовался разбойник, тот самый Уил, который стащил его с лошади. – Да, вполне. – Я прошу простить мою неотёсанность, леди. Кто же знал, что вы подружка нашего Локсли. – Он друг моего брата. Уильям кивнул. К разговору присоединился знакомый худой старик и юноша примерно одного с возраста с Джоном. – Знатный у вас братец, недаром в народе львом кличут, – заявил старик. – Видели бы вы, как он сражался! – воскликнул юноша. – Силища немереная, глаза сверкают, того и гляди молнии посыплются. Джон улыбнулся. Полумифический образ, нарисованный мальчишкой, был очень похож на правду. – А что стало с убийцей? Правда, его во Франции в замке заперли? – С каким убийцей? – удивленно спросил Джон, не понимая, кого мальчик умеет в виду. – Как с каким? Ты разве не знаешь? С принцем Джоном, убийцей королевского брата Джефри, – уверенно заявил парнишка. Джонни похолодел. Он бросил вопросительный взгляд на Роберта. – Не слушайте мальчика, леди, он всего лишь повторил то, что болтает народ. – Ричард знает об этом? – Я думаю, он в этом не сомневается, – ответил Локсли, пристально смотря в глаза принцу. Джон почувствовал тошноту. Так вот в чем дело. Вот откуда безудержная королевская ярость, заставившая брата обратиться к Мэрлину. *** Всю дорогу они ехали молча. Джону нужно было переварить услышанное. Уже подъезжая к замку, юноша придержал коня и, посмотрев в глаза спутнику, спросил: – Ты тоже думаешь, что я убил брата? – Народ много чего болтает, мой принц, но до вчерашнего дня я был в этом уверен. – Ты знаешь, что со мной делал Ричард, пока не превратил в девушку? Робин кивнул: – Он часто суров с теми, кто не подчиняется его воле. – Ты хорошо знаешь короля… – Насколько это возможно, ваше высочество. – Он мстил за Джефри, ведь так? – Мне кажется, тебе лучше спросить об этом у него самого, – отозвался «разбойник». *** Ричард был в бешенстве. Его глаза метали громы и молнии, одна при слугах король ругаться не стал. – Не уходи, пожалуйста, – прошептал Джон Роберту. – Я хочу, чтобы ты присутствовал при разговоре. – Если позволит король, – с достоинством ответил Локсли. В королевский зал они вошли в полном молчании. У Джона ныло под ложечкой, кажется, он все-таки недооценил степень привязанности короля к сестре. Принц отмахнулся от тревожных мыслей: пусть будет, что будет – он почти не сомневался, что Ричард нарушит собственные правила и все-таки возьмется за кнут (хорошо, если не за меч), но это обстоятельство его уже не пугало. Он готов был вынести всю силу королевского гнева, лишь бы убедить Ричарда в том, что он не причастен к смерти среднего брата, а задача эта, судя по всему, была не из легких. – Благодарю тебя, Локсли, ты в очередной раз избавил меня от весьма суетного занятия, – голос Ричард звучал глухо. – Я распорядился, чтобы тебе отвели покои для отдыха. Можешь идти, слуги тебя проводят. – Мой король, позволь мне остаться. Я не имею права быть свидетелем семейного дела, но мне кажется, я мог бы помочь. Ричард нахмурился. Просьба Локсли явно не входила в его планы. Нужно было говорить сейчас, пока он не передумал и не отослал Роберта. – Мой король, – Джон вышел вперед и опустился перед королем на колени, – я виноват перед тобой, но прошу милости, позволь мне говорить. Король молчал. Джон вздохнул, кинув взгляд на Локсли, присутствие которого придало уверенности, и продолжил. – Ты знаешь, что я участвовал в твоем конфликте с отцом и Генрихом на их стороне. Я нарушил твою волю и занял трон, пока ты сражался в крестовом походе. Я участвовал в заговоре императора Леопольда и платил Филиппу, чтобы тебя как можно дольше оставляли в тюрьме. Я пришел в твой лагерь не потому, что это было мое добровольное решение, а потому что привидение, явившееся во сне, велело мне так поступить. Я был ужасным братом и не менее дерзкой сестрой, но клянусь памятью нашего отца, я не имею никакого отношения к смерти Джефри. Я... (произнести вслух, что на тот момент он считал Ричарда убийцей среднего брата, Джон все-таки не решился). Это был несчастный случай. Мы действительно ссорились накануне, я ненавидел его, но, видит Бог, я не хотел его смерти. Джон старался говорить спокойно, хотя голос его местами дрожал. Половины из того, что он рассказал сейчас, с лихвой хватило бы на смертную казнь. – Про Филиппа я не знал, – мрачно сказал король. Не поверил. Джона захлестнуло отчаянье. – Мой король, мальчик только вчера узнал, что его считают убийцей брата. Я видел его реакцию, не похоже, чтобы он врал. Ричард подошел к Джону, взял его подбородок и заставил смотреть в глаза. – Как тебе это удалось? – спросил он. – Каким образом ты перетянул Локсли на свою сторону? – Мой король, я готов пройти через испытание, если ты усомнился в моих словах. Внутри Джона все сжалось. Только этого не хватало! Ему нисколько не хотелось, чтобы Локсли жертвовал собой ради него. Не за этим просил остаться при разговоре. – Нет, нет, нет! – воскликнул он, вскакивая с колен. – Не надо, пожалуйста. Если кто и должен пройти испытание, то это я. Роберт тут ни при чем. Ричард посмотрел на его раскрасневшееся лицо и невольно улыбнулся. – Не ожидал от тебя такой горячности. Успокойся, я верю тебе. Похоже, я действительно поторопился с решением, – в словах короля звучало раскаяние, но в царственной голове все-таки пронеслась мысль о том, что девушкой Джон оказался смелее и благороднее, нежели парнем. – Но за Филиппа ты ответишь. Когда придет время, конечно. Джон кивнул. Осталось еще одно дело. – Мой король. Ты велел выбрать мужа. Я принял решение. Девочка явно была полна сюрпризов. – И кто он? Словно гром среди ясного неба. – Сэр Роберт Уильям Локсли, – выдохнул Джон. – Это невозможно. – Почему? Он твой друг. Он единственный знает правду. И он единственный, кто действительно сможет меня защитить. – Я незаконнорожденный, – напомнил Роберт. – Я тоже, – невозмутимо отозвался Джон. – Ты прекрасно знаешь, что это неправда. – А ты прекрасно знаешь, что не девушка и не могу выйти замуж. – Джонни, не зли меня. – Ричард, пожалуйста, я обещаю, я буду послушной женой. – Тебе придется жить с разбойниками в лесу, заниматься домашней работой. Рядом не будет слуг, которые могли бы тебе помочь, – вмешался Локсли. – Да, но ты не будешь требовать с меня супружеский долг. Никаких объятий, поцелуев, детей. – Суровое предложение, – улыбнулся Локсли. – Ты совершенно сошла с ума! – заявил король. – Как ты себе это представляешь? – Разве для английского короля есть что-нибудь невозможное? – спросила леди Джоанна, очаровательно улыбнувшись брату. Король чертыхнулся. Вот ведь создал дракона себе на шею! – Роберт, оставь нас, пожалуйста. – Да, мой король. Но, если ты не против, я готов принять ее предложение. – Не думаю, что в этом возникнет необходимость, но я благодарен тебе, – отозвался король. Локсли вышел, с достоинством поклонившись братьям. Его взгляд задержался на Джоанне, он улыбнулся девушке. – Зачем ты отослал Локсли? – обиженно спросила Джоанна. – Ты обещал, что я сам могу выбрать. – Чтобы он расплачивался за твои глупости? Нет, милый, я этого не позволю. Локсли слишком хорош для этого. Мы и так слишком много всего испортили. Ричард подошел к брату, пристально посмотрел в глаза. – Ты правду сказал про Джефри? – Я поклялся памятью Генриха, ты знаешь, что означает для меня эта клятва. Год назад ради этой клятвы принц бросил соратников и добровольно сдался на милость брата, честно выдержав королевскую ярость. Ричард задумался. – Помнишь, ты говорил, что обожал меня в детстве? – Я и сейчас обожаю тебя, – тихо ответил Джон, опустив голову. Король усмехнулся: самому себе он сейчас был противен. – Закрой глаза и думай об этом. – Что ты… Ричард не дал ему договорить, поцеловав в губы. Джон почувствовал, как рука Ричарда расстегивает платье. – Ричард, не надо… – Малыш, я втянул тебя в эту историю, думая, что ты виноват в смерти нашего брата. Я должен вытащить тебя из нее. Пожалуйста, расслабься и позволь мне это сделать. Только один раз. Больше никогда в жизни я не подниму на тебя руку. Ты ведь хочешь вернуть свой облик. Джонни дрожал. – Я остановлюсь, если скажешь. Брат не ответил. – Хорошо, как хочешь. – Нет-нет, продолжай. Просто… – Это нормально, что ты боишься. Я постараюсь быть нежным. Если будет больно, скажи. Джон кивнул и отвел глаза. Ричард действительно был нежным, насколько мог. Джон никогда не видел его таким. Король поднял девушку на руки и отнес в спальню. Джоанна изо всех сил старалась справиться с волнением и не подавать виду, что ей страшно. Но гораздо страшнее была мысль, что Ричард может остановиться из жалости, и тогда единственная для Джона дорога – стать женой барона Ульрика. *** Джон проснулся в своей кровати. На дворе стояло раннее утро. Бьющее в окно солнце слепило глаза. Он не помнил, как оказался в комнате, в голове еще стояли запахи и звуки вчерашней ночи. – Ричард! – выдохнул юноша, резко поднявшись, его собственное тело казалось непривычно тяжелым и грубым. Он бросил взгляд на налившиеся мускулами руки, ставшие слишком большими ладони. Он зажмурился, боясь, что видение исчезнет, затем снова открыл глаза и посмотрел на себя. Ошибки быть не могло – колдун хорошо знал свое дело. «Из любви», – шепнул где-то в глубине души голос. Да, но ведь Мэрлин не уточнял, о какой любви речь. И только сейчас Джонни, наконец, явственно осознал: нет, не ради старого приведения принял он ярость брата. Слово отца до сих пор свято для младшего сына, но вспомнил он, как могильный холод сжал сердце, когда призрак открыл ему будущее их с братом вражды. Вспомнил, как гнал коня в шервудских землях, с каким отчаяньем молил богов, чтобы король задержался. Он никогда не рассказывал Ричарду, что сильнее смерти боялся не ненависти разбойников и не королевского гнева, а того, что бывшие соратники не выполнят последний приказ. Он знал, что его не выпустят из замка, потому и умчался ночью, велев передать солдатам, что распускает войска. Ох и проклинали его наутро соратники! Слов их Джон, конечно, не слышал, но мог представить озлобленное лицо баронов, большинство из которых в тот же час, спешно собрав домашних, отправились к берегам Франции, другие несколько дней спустя присягнули на верность английской короне. Выступить против короля в одиночку никто не решился. Нескольких, особо упрямых, Ричард хотел казнить, но, бледный и решительный, Джон не вышел от брата, пока ценой собственной разодранной в клочья спины не выкупил у короля их жизни. Ричард все эти дни был как порох. Стоило слово не так сказать, как королевский кнут голодным хищником взвивался над братом. Джон не позволял себе обижаться, понимая, что иначе его поступок бессмыслен. Но как же больно было видеть короля в таком состоянии и понимать, что это твоя вина. Не вышел из него мститель. Сколько раз он мысленно просил у Джефри прощения, понимая, что предает память убитого в угоду – не слов призрака, нет, – своей старой детской привязанности, от которой в сердце короля и следов-то уже не осталось. И все же стоило представить Ричарда мертвым, как черное отчаянье заполняло душу. *** Джон открыл дверь королевской спальни, но Ричарда там не оказалось, как в прочем и в остальных комнатах замка. Рано утром его корабли направились в Палестину.