* * * * *
Наши пары проходили тихо, мирно, но в меру весело и интересно. Она нравилась всем, кроме одного человека, посещающего наши пары чуть ли не каждый день. Проректора университета знали все и везде. Он был звездой, авторитетом универа, самым влиятельным человеком после ректора. Но эта популярность была скорее навязчивой и отрицательной, ибо его строгие черты лица, вечно недовольное выражение и нахмуренные брови, оставляли впечатление негативное и отталкивающее. Впервые он заявился к нам на пару в самом начале семестра. Мы сидели на философии, пытаясь успеть записывать всё, что говорила преподавательница. Шла только первая неделя учебы — это было одно из самых первых наших занятий, как кто-то неожиданно прервал его, бесцеремонно заявляясь к нам в кабинет. Все шестьдесят с хвостиком голов, включая саму преподавательницу, посмотрели в сторону двери. Перед нашим взором показался не старый, но и не слишком молодой человек средних лет (о чём свидетельствовала начинающая лысина) в статном, идеально выглаженном сером костюме, в очках и с щетиной. Темные глаза выглядывали из-за оправы, как две бусины черного жемчуга и в них едва ли можно было что-то прочесть. Как только проректор открыл рот, произвел впечатление надоедливого, невежливого ханжи, чувствующего себя здесь королем и заправилой, а всех остальных — своими пешками. В дальнейшем у нас не раз случались с ним конфликты, и даже до сих пор он не проходит мимо без одной хотя бы придирки. Сделал гадость — сердцу радость. В его случае, радостью для него оказалось выпендриться перед нами своими умными цитатами, и заставить себя ненавидеть с каждым днем всё больше и больше. Без этого, вероятно, он считал день прожитым зря. Вместе с ним зашли белобрысая женщина постарше и методистка нашего факультета — добрая душа. Должна признать, блондинка, вошедшая с ними, заходит к нам часто, и я до сих пор не понимаю, кто она и какую должность занимает. По невежеству и невоспитанности, презрительным взглядам на нас, каждый раз посещая наши пары, по мимике и безразличию — они с проректором идеально подходили и стоили друг друга. Я ещё никогда не встречала настолько одинаковых по характеру и высокомерию людей. В противовес им, методистка была лучом света, озаряющим эту напряженную обстановку, и была единственной из троих, чьим визитам мы были по-настоящему рады. — Доброе утро, — наша преподавательница встала с места, и первая поздоровалась, как обычно одаривая всех приветливой улыбкой. Фантастическая парочка, как я позже назвала проректора с блондинкой, даже не ответила на приветствие и вместо этого, гордым шагом прошлась по кабинету, проверяя нашу форму и количество присутствующих, пока методистка медленно следовала за ними. — Как проходит пара? Лекции пишут? — обратился проректор к нашей лекторше своим басистым голосом. — Да, конечно, — утвердительно кивнула она в ответ. — Журнал есть? Дайте на проверку, — приказал проректор, направляясь в её сторону. — Сейчас только первая неделя…я не успела заполнить… — пыталась что-либо сказать преподавательница. — Дайте его сюда, — прервал он внезапно, и мне кажется именно в этот момент все мы поняли, что это за фрукт, благодаря его замечательным манерам поведения. Он взял у неё журнал, энергично перелистывая каждую страницу, и с каждой последующей страницей, его и так грозное лицо становилось грознее. Затем посмотрел поверх журнала на преподавательницу, поправив очки. — Почему журнал еще не заполнен? — ожидающе посмотрел он на неё. — Я просто подумала, что раз это только первая неделя и я пока не закончила план… — всё еще с улыбкой отвечала она. — Неважно, что там с планом, — не дав ей договорить, сказал он своим омерзительно-неприятным голосом, — вы обязаны заполнять журнал начиная с первой пары. — Да, я знаю, я просто подумала… — она всё не сдавалась и в обычной веселой манере отвечала. — Чтобы к следующему моему визиту он был заполнен, и никакие оправдания вам не помогут. Вы достаточно взрослый человек, чтобы не допускать таких нелепых ошибок, — заявил он, бросив журнал на стол прямо перед ней. Блондинка ухмыльнулась, он нахмурился, методистка попросила нас не вставать, после чего все они вышли. Как только дверь за ними закрылась, по аудитории прошелся недовольный гул студентов. Кто-то негодующе пробурчал, мол, какая невоспитанность и бесцеремонность, но преподавательница сразу попросила не говорить такое, что это некрасиво и тому подобное. Другая бы разозлилась, если бы её отчитали прямо перед студентами и другими преподавателями, но этот добрый ангел в очередной раз показала свое терпение и добродушие. Однако минуту спустя я заметила на её лице толику грусти, и поняла, что она хоть и не показывает этого, но расстроена. А кто бы не расстроился на её месте? Я бы не то, что расстроилась, я бы прямо ответила ему как надо. Это что за выходки? Ни здрасте, ни до свидания! Они должны были хотя бы поздороваться, извиниться за то, что прервали урок, а не вламываться к нам посреди пары как жандармы в дом преступника. Я в шоке, что на свете существуют такие люди. Пары по философии у нас проходили дважды в неделю и, соответственно, нам приходилось сталкиваться с этой золотой двойкой в сопровождении нашей методистки по понедельникам и средам. Иногда проректор приходил один, сам, и, хотя мы думали, что он со временем смягчится, никакого изменения ни в его манере речи, ни в поведении я не находила. — Что у вас тут происходит? — услышали мы деловитый тон голоса, которого больше всего не хотели слышать. Так получилось, что нашу аудиторию заняли и нам пришлось переместиться в другую, на этаж ниже. И вот пока мы спускались, занимали стулья, рассаживались, прошло более десяти минут с начала пары, а он по обычаю заявился к нам, хоть и без сопровождения, и выказал самое грубое отношение к преподавательнице. — Почему с этой философией вечные проблемы? — его гнусный упрек в её сторону просто вывел меня из себя и, сказать честно, я бы ответила ему что надо, если бы не мысль о том, что у нашей преподавательницы могут быть проблемы из-за меня. О себе я даже не беспокоилась — мне было абсолютно всё равно, как я буду выглядеть в его глазах, какие на себя беды навлеку. Мне так и хотелось встать и прокричать во весь голос: «Эй, ты, сволочь! Какое ты право имеешь так грубо обращаться с преподавательницей и, в первую очередь, с женщиной! С молодой девушкой! Ну и хамло же ты настоящее! Я тебе глаза выколю, идиот недоделанный, даун невоспитанный!» И внутри я горела. Я горела от злости. Одногруппницы даже заметили, что каждый раз после визита проректора, я буквально становлюсь красной, как помидор. Я ужасно злилась, с трудом сдерживая себя, и искренне удивлялась терпению той, на кого лилась эта желчь адского пламени, прямо вынесенная из дворцов Аида. Проректор — это тот еще Аид. Нет, он даже хуже. Я осмелюсь сказать, что он самый злой и противный человек, которого я когда-либо встречала. Такое безнравственное отношение к представительнице женского пола, в кругу других таких же девушек — это же надо быть настолько надменным, невежественным и самодовольным и еще считать свои слова разумными. Я не буду озвучивать всего того дерьма, что он наговорил, а говорил он неприличные и далеко не вежливые слова. Слова, совсем не присущие джентельмену, да и вообще любому воспитанному человеку. — Почему он всегда к нам придирается? — спросила одна из обиженных студенток. — Видимо, он по природе такой человек, — спокойно отвечала наша преподавательница. — Он, что, весь семестр будет так заходить и придираться? В ответ преподавательница лишь неловко улыбнулась. — Видно, человек без комплексов, — саркастически выдала второкурсница, — следит за порядком в универе, интересно, а кто будет следить за его поведением? — вся аудитория захохотала и даже сама лекторша. — Ну-ну, и добавьте в коллекцию ту женщину, которая приходит с ним — идеальная парочка с нарочито высокими моральными ценностями, коих нам не познать никогда, — заключил один из студентов и зал зашумел пуще прежнего под дикие аплодисменты столь правильно подобранным словам. — К счастью, потеря невелика. — Ну всё, всё, — всполошилась преподавательница, попросив не озвучивать далее свои мысли по поводу выше стоящих сил. В дальнейшем это вошло уже в привычку: как только проходит полчаса с начала пары, к нам бесцеремонно заявляются высшие силы в лице непревзойденного дипломата-проректора и его неповторимой спутницы. Хотя однажды, они не появлялись уже несколько пар подряд, как мы уже расслабились и подумали, что, возможно, так и не появятся. Однако наши гости не заставили себя ждать долго. Кажется, это было поздней осенью или, может, вначале зимы. Мы уже написали лекцию и до окончания пары сидели, ничем особенным, не занимаясь: мы с девчонками болтали, парни на задних партах сидели, уткнувшись в телефоны, преподавательница что-то бурно обсуждала со студентами первых парт. В аудитории не было хаоса, большого шума или криков, несмотря на то, что сидело здесь полсотни человек. Конечно, с таким скоплением людей невозможно достигнуть идеальной тишины и дисциплины, но в принципе, у нас, признаться честно, не было слишком громко. Неожиданно к нам зашел проректор, самым невозмутимым образом одаривая всю аудиторию предупреждающим взглядом. От этого зверского взгляда, испугался бы даже ребёнок. Он быстрым шагом обошел кабинет, стал рядом с преподавательницей и начал и ей, и всем нам читать лекции. — В жизни не становился свидетелем столь безнравственного ведения урока. Чем это вы тут занимаетесь? Почему студенты болтают, сидят в телефонах, а преподаватель не следит за всем этим? — сказал он, обращаясь к ней. Она, как бабочка перед пауком, стояла зажатая, испуганная, но внешне всё еще сохраняла спокойствие. — Ну, они уже записали лекцию, я подумала, что можно немножко отдохнуть, — улыбаясь, с присущим ей позитивным тоном выдала она, — до конца пары осталось всего десять минут. — Я не спрашивал вас, сколько времени осталось до конца пары, — резко вставил он, угрюмо взглянув на неё. Она умолкла, улыбка сошла с её лица, а красивые, невинные ярко-карие глаза начали нервно бегать по сторонам в поисках ответа. Он начал шагать взад и вперед, продолжив указывать на все недостатки нашей преподавательницы, — я не понимаю, у вас мастерски получается портить мне настроение. Почему каждый раз, как я захожу на вашу пару, обязательно что-то должно произойти: то вы журнал не заполнили, то у вас с аудиторией проблемы. А сегодня вообще, сверх того — студенты на ваших парах в открытую сидят в телефонах и болтают, а вы, вместо того, чтобы вести свой урок и следить за студентами, спокойно сидите у себя за столом и болтаете с ними. Как я могу ругать студентов, когда преподаватель сам нарушает дисциплину? Скажите мне на милость, — проректор остановился, заметил, что у кого-то из студентов нету галстука и поднял его. — Как ваша фамилия, молодой человек? — спросил он. Студент сначала посмотрел по сторонам, не будучи уверенным, что обращаются именно к нему, — да-да, вы, — продолжил проректор, — встаньте, где ваша форма? — На мне, — ответил второкурсник, встав с места и осматривая себя. — Где это «на мне»? Я спрашиваю, где ваш галстук? Как вас сюда вообще впустили? — не дождавшись внятного ответа от студента, он затем обратился к преподавательнице, — вы в курсе, что не имеете право пускать на пару студентов без формы? — Ну, я не заметила его, здесь четыре группы, — оправдывалась она всё еще присущим ей мягким и веселым голосом. Кажется, у неё никогда не портится настроение из-за этого чурбана, чему я каждый раз искренне удивляюсь. Даже если портится, она и виду не подает: стоит неподвижно, говорит чётко и уверенно, с самой, что ни на есть, лучезарной улыбкой. — Почему-то я его заметил среди четырех групп, а вы нет, — дерзко вставил свою реплику наш временный гость. Вот грубиян. Пошел бы отсюда скорее, ибо я уже не в силах его терпеть. Он сделал выговор не только студенту, но и преподавательнице. Сообщил, что обязательно пожалуется на неё её начальнику — декану —, и даже пригрозил ей увольнением. В жизни не встречала такого нахала. После того, как он вышел, с грохотом хлопнув дверью, преподавательница попросила нас не шуметь, села за свой стол, и я увидела её грустное выражение лица. Видимо, она сама с трудом сдерживалась и терпела все эти нападки. Ладно, одно дело поругать молодого и неопытного преподавателя, но совсем другое — оскорблять перед студентами, как какую-то малолетку. Представьте, вы сидите с молодыми людьми чуть ли не вашего возраста, а на вас публично кричат и грозятся уволить. И каково ей потом снова приходить на пары и видеться с нами? Ей наверное, очень неловко и неудобно. — Не обижайтесь на него, — сказала я ей, пытаясь хоть немного подбодрить, — он со всеми такой, не только с вами. — Да нет, что вы, ребят, я не обижаюсь, — она выдавила из себя что-то вроде улыбки, и, хотя пыталась показаться бодрой и веселой, у неё это плохо получилось. По крайней мере, я увидела только наигранность, и мне от этого стало не лучше. — Не со всеми, — вставила другая студентка, — к тем, с кем ему выгодно общение, он хорошо обращается… — Согласна, — подтвердила другая, — иногда он такой вежливый зануда, а иногда… — Вообще без манер, — закончила третья, — и он называет себя мужчиной? У него какая-то мизантропия… — В особенности по отношению к женщинам. Помните, что он на мероприятии сказал? Типа девушки пойдут на пары, а парни пусть посидят и посмотрят. — Ничего себе. Парни, что, особенные? Почему мы должны сидеть на парах, когда они развлекаются на мероприятиях? — Где наш феминизм? Покажем ему, — вскрикнула одногруппница, и все бурно поддержали её.* * * * *
— С философией как у вас? — спросила однажды наш куратор, которая тоже была в курсе предвзятого отношения проректора к преподавательнице философии. — Ой, не спрашивайте, — вздохнула одногруппница, — этот проректор заходит к нам на каждую пару и каждый раз обязательно к чему-то придирается! — По-моему, он со всеми так, — сказала куратор. — Нет, других же он не оскорбляет при всех, не кричит, не грозится уволить! — Хотя да, — призналась куратор немного погодя, — к другим более мягче относится. Вчера я шла с работы домой и увидела, как она обратно идет в университет. Оказывается, у неё часы давно закончились, и она уже ушла домой, но её обратно позвали и допрашивали насчет пар. Видимо, проректор снова пожаловался на неё, — заключила куратор. Мы со всей группой ахнули и сидели с открытыми ртами, — ну знаете, если бы ко мне было такое отношение, я бы давно уволилась. Ну сами подумайте, зачем мне это? Почему я должна терпеть эти унижения? Я бы посоветовала ей уволиться и устроиться в другое место, где её работу действительно будут ценить, а её саму — уважать. Всё-таки она очень умная, с отличием закончила университет. Мы с девочками разозлились пуще прежнего, хотя нам ничего, кроме этого, и не оставалось. Вот же урод! Пары заканчиваются в четыре часа, когда все преподаватели уходят домой, видите ли, её зовут обратно, только чтобы выяснить, как прошла наша последняя пара по философии! И всё это из-за этого чертового идиота проректора! Я в бешенстве. На её месте я бы давно послала и университет, и его, и уволилась бы. И как она всё это терпит? Ума не приложу. А ведь это только один из тысячи случаев, о котором мы случайно узнали от куратора. В январе наступила сессия. Я шла на отлично и должна была сдавать экзамен устно перед комиссией вместе с другими отличниками. С горечью нам сообщили, что проректор как раз-таки будет среди членов комиссии. Кто угодно, кого бы угодно вытерпела бы, но только не его. Старшекурсники сообщили, что он часто валит студентов, задает наводящие вопросы, которые буквально ставят в тупик. Я успела тысячу раз пожалеть, что согласилась на устный экзамен, но всё же потратила две недели на зубрежку, все нервы, все каникулы, и в итоге выучила! Да, я выучила все 60 вопросов от А до Я, зазубрила как стихотворения Байрона, которые я когда-то учила, и всё это с мыслью о том, что на экзамене будет присутствовать проректор и будет валить нас. Я так боялась, так переживала, дрожаще зашла в аудиторию, и каково было мое удивление, когда среди комиссии не увидела его. Там сидели лишь наша преподавательница и её начальник, декан факультета или что-то вроде того. Однако моё счастье длилось не долго, когда декан начал задавать дополнительные вопросы студентам: я боялась, что мне попадется такой, на который я не смогу ответить и он повалит меня. В итоге, я сдала хорошо. Мои старания и бессонные ночи сполна окупились, когда преподавательница сообщила мне, что я получила пятерку. Я сразу подумала о том, что было бы, если бы там присутствовал проректор. Наверняка, он неохотно поставил бы некоторым тройку, а всех остальных — провалил бы. Я три дня и ночи благодарила Бога за то, что проректора там не было, что я не зря потратила свои силы и время на зубрежку. Я сделала всё, что в моих силах. После экзамена преподавательница сказала, что декан еле-еле поставил нам пятерки и что она с трудом уговорила его. Мне кажется, такому отношению к ней, да и к нам, повлиял проректор. Всё-таки он имеет влияние в университете на всех, кроме самого ректора, разумеется. Однако я свою пятерку получила и радостно пошла домой. После сессии начались двухнедельные каникулы, после которых мы снова вышли на учебу. К огромному сожалению, философии у нас больше не было. Старые предметы закончились, добавились новые. В феврале я не видела преподавательницу философии, однако однажды к нам на английский язык неожиданно заглянул проректор на удивление самой кураторши. — Всё нормально? Знают английский? — как всегда, без каких-либо «здрасти-досвидание», заявился он. Его бодрое настроение весьма удивило меня, хотя оно совсем не шло к нему. Почему на пары философии он заходил с мрачным видом, а сюда — как бодрый новичок? — Ну да, учимся, кое-что знают, — ответила наша куратор довольно. — А как будет на английском бузина? — задал он неожиданный вопрос, ставя всех в тупик. Мы все сразу вспомнили Гарри Поттера и бузиновую палочку, но никак не могли вспомнить, что именно это такое, и пока мы гадали, он задал следующий. — А как будет лощина? — и тут мы снова вспомнили фильм, на этот раз «Сонную Лощину», но никто не смог ответить на английском. — Видите, для того, чтобы знать это на английском, нужно в первую очередь знать на русском, — заключил он. Он, что, решил нам тест тут устроить? Да я если бы и знала, специально не ответила бы ему. Хотя, раз он надеялся, что мы не ответим, тогда специально ответила бы! Он хитро улыбнулся как лис, поправил очки и ушел. Мы гнусно фыркнули, а куратор закатила глаза вслед за хлопнувшей дверью. — Бесцеремонность и манеры наших мужчин зашкаливают, — произнесла она саркастически. Тут кое-кто из наших вспомнил про ту белобрысую мадам из его компашки, и куратор призналась, что всё же никому не удастся одолеть её в бесцеремонности, даже проректору. После этого проректора я видела лишь пару раз, а блондинка иногда заходила к нам на пары английского. Однажды в марте я случайно наткнулась на свою уже бывшую преподавательницу философии, и мы с ней по душам поговорили. Среди прочих тем и разговоров, она как бы случайно заикнулась о проректоре. Я сразу заметила нотку нестерпимого любопытства в её голосе, а глаза выжидающе смотрели. Я точно помню в них вспыхнувший огонек, когда я ответила, что видела его недавно. — Где? Он и сейчас заходит на пары? — поинтересовалась она. Я тогда не подозревала причину её такого ярого любопытства и поняла только позже. — Он несколько раз заходил к нам на английский, — сообщила я, — знаете, зашел один раз, спрашивает, как будет бузина и лощина на английском. Боже, он такой странный. И знаете, он не придрался ни к чему, а даже наоборот был в отличном настроении… Пока я это рассказывала, она внимательно слушала, и я заметила её светящееся лицо каждый раз, когда я упоминала его имя. Под конец моего рассказа, она уже не слушала меня, а витала где-то в облаках. Она неподвижно стояла у окна, положив руки на груди и задумчивым взглядом, полным блеска и огонька, мечтательно смотрела куда-то вдаль. Я тараторила ей несколько минут, после чего она спросила, где и когда именно я видела его в последний раз. — Мм…даже не помню, — я пыталась вспомнить и заключила, что, возможно, это было где-то несколько недель назад. — Понятно, — задумчиво промолвила она, продолжая смотреть перед собой в пустоту. — А вы видели его? — так же поинтересовалась я. Она резко повернулась ко мне, глаза её забегали по сторонам, чему я изначально не придала никакого значения. А зря, надо было по подробнее расспросить её обо всем. — Да нет… — неуверенно ответила она, отводя взгляд, — кажется, нет, — невнятно повторяя снова и снова. Мы расстались на этом. Я не придала никакого значения её словам, реакции на мои слова, но спустя некоторое время меня начали терзать мысли об этой парочке. Неужели, подумала я, её тревожное поведение было связано с ним? А его бодрое настроение — с ней? Ведь он стал мягче после того, как у нас закончилась философия, а она начала трепетать при упоминании его имени только сейчас? Я построила тысячу догадок, теорий, возможных обстоятельств, совпадений, случайностей в конце концов, и всё же фраза «случайности не случайны» заставили меня всерьёз задуматься над поведением этих двух голубушек. Нет, я бы еще могла смириться с переменчивым настроением проректора, даже с его неравнодушным отношением к окружающим, но только не она, не моя любимая преподавательница, в которой я души не чаю. Я могла принять что угодно, но только не это. Она всегда была предметом насмешек, оскорблений для него; он постоянно придирался к ней и к её преподавательским навыкам и поведению; жаловался её начальнику; заставлял идти на работу, когда все преподаватели уже уходили домой; заставлял её страдать и грустить! Этот гордый, самовлюбленный женоненавистник просто не заслуживает такого невинного ангелочка, как она! Она заслуживает лучшего, большего, и даже если в мире найдется миллионы идеальных мужчин, они всё равно не сравнятся с ней, с её добрым сердцем, мягким нравом, умом и чувством юмора. Она умела общаться с людьми, заинтересовать их, увлечь в свой предмет. Она меня — ярого не любителя философии — заставила полюбить чертову систему философии и пути познания жизни! Она — лучшая во всем для меня, но, видимо, моих адских криков не суждено было услышать. И всё-таки даже такая идеальная девушка может выбрать такого тугодума, как он. На самом деле, он очень умный и способный. В его семье все умные и талантливые: отец — знаменитый писатель, поэт, брат — профессор в университете, доктор каких-то там наук. Сам он проректор, был деканом филологического факультета. Мне рассказывали, что он на самом деле не валит студентов на экзаменах. Он просто задает вопросы в такой форме, что студент не сразу понимает перефразированный вопрос. Обычно он не придирается на парах, никогда не оскорбляет студентов, особенно девушек; всегда старается выслушать каждого и не занижает оценки; что на его парах очень интересно, так как он рассказывает много интересных вещей, что студенты заслушаются на целую пару. А еще мне говорили, что он очень много думает. Однажды он рассказывал своим студентам, что просто не знает куда деть свой ум. Он чересчур умный (все это знают, в том числе я), однако ему этот ум приносит только вред. Он часто не может спать по ночам, постоянно думает, размышляет. Представляете, каково будет человеку с утра до вечера находиться на работе среди тысячи людей, а потом ночью страдать бессонницей? И как после этого не прийти на работу хмурым, в плохом настроении? Я даже начала жалеть его. Я больше не встречала ни проректора, ни свою преподавательницу, хотя последнюю мне бы очень хотелось увидеть. Я уверена, что огонь в её глазах вспыхнул не просто так, и что она многое, очень многое не рассказала мне тогда. Может, в будущем, когда снова увижу её, она расскажет, что же там произошло? Конечно, я не буду настаивать, всё-таки чувства, отношения — это такие деликатные темы, которые лучше держать в себе и не афишировать. Меня наоборот больше интересуют отношения, которые люди со всей силы стараются скрыть. Признайтесь, они намного интереснее и захватывающее, чем те, что постят в соц.сетях. Я не знаю точно, может он придирался к ней, чтобы показать свою суровость, хотя на самом деле таковым не является? Я уверена, в душе он мягкий и застенчивый человек. Возможно, он даже не сразу понял, что неровно дышит к ней, и пытался казаться всё строже и строже с каждым разом. А когда понял, то интересно, как он отреагировал? Может, он взял у кого-то её номер, например, у её начальника под видом деловой важности, ведь сам не мог попросить из-за застенчивости и робкости к ней. А она сначала испугалась, когда он написал или позвонил ей. Гадала, что же натворила на этот раз, раз проректор сам уже звонит, хотя, он всего лишь хотел узнать, как у неё дела и свободна ли она в субботу в 5 вечера. Как ни крути, идеальное время для свидания. Ну, а может всё было так. Он прямо пошел и признался ей, а она застенчиво моргала большими глазами и не знала, что ответить. Он настойчиво просил её номер или приглашал на свидание, а она колебалась, но в итоге попала под чары высокого, красивого, умного, статного, харизматичного мужчины. Он вынужден был признаться себе, что никогда не видел существа, более очаровательного и милого, чем она; что каждый раз, при встрече, она заставляла его сердце бешено биться вне привычного ритма. Оно пылало, трепетало, просило быть помягче с ней, но его главный враг — его ум — убеждал в обратном. И всё же, рано или поздно чувства одолели верх над разумом, и он пропал. Пропал безвозвратно. Он не мог думать ни о чем, кроме неё. Он корил себя за то, что не может даже с простыми чувствами совладать, ведь его высокое превосходительство тверд и непоколебим, каким он считал себя прежде. Он пуще прежнего начал думать по ночам, его мысли были заняты только ей. Не будучи уверенным добиться успеха, он сделал первый шаг и, скорее всего, удача оказалась на его стороне. Я удивляюсь, как она смогла его простить? Нет, не то… принять его? Может, это благодаря её мягкому и добродушному характеру? Ведь она такой человек, который не держит обиду в себе долго; незлопамятный, мягкосердечный, понимающий человек, у которого чувства преобладают над разумом в противовес личности проректора, у которого разум преобладает над чувствами. Хотя в итоге, даже разум пал перед колышущимся сердцем, беспокойно тревожащем его долгие месяцы. Возможно, она неосознанно дала какой-то знак, подсказку, я не знаю, и он, воодушевленный вниманием к себе красивой женщины, сразу начал действовать. Хотя эта версия мне кажется наименее верной, ибо она женщина очень стеснительная и вряд ли сделает первый шаг, тем более к тому, кого недолюбливала. Скорее всего, он начал с грубости и плавно перешел к нежности, заботливости и любви. Очень много ситуаций, когда люди пытаются понравиться через грубость, и я считаю эту тактику не самой верной, хотя в некоторых случаях она действительно работает. Девушка влюбляется в грубого, крутого, гордого парня. Но зачем нужно ей грубить? Ведь как сказано в одной притче, каждая нанесенная обида — это гвоздь, забитый в калитку. Попросив прощение, можно вытащить гвоздь, но ведь дыра от него всё равно останется. Так же и с человеческим сердцем — обиды оставят осадок и в душе, и в сердце. В любом случае, я обеими руками за отношения, за то, чтобы люди не скрывали свои чувства друг от друга. Даже если есть страх, риск быть отвергнутым, всё же нужно найти подходящий момент и обязательно признаться надлежащим образом и самым искренним способом. Возможно, это именно те качества, которыми обладает наш проректор, раз заставил лед растаять в сердце обиженной девушки. Я точно знаю, что невнятными речами и грубыми словами он не смог бы её заполучить. Искренность, мягкость, нежность, понимание, заботливость, внимание — вот что привлечет любую девушку, даже самую неприступную. Вот что заставит лед растаять, огонь вспыхнуть, сердце затрепетать, а чувства — возникнуть и усилить. Именно этим он и воспользовался, и его искренность настолько поразила её, что даже дырки в своем сердце она забила досками, а обиду, которую мозг еще помнил — просто выкинула из головы. И я очень надеюсь, что она выбрала правильного человека, который сделает её не только счастливой, но заставит не сомневаться в том, что существует по виду неприступные, холодные люди с мягким, добрым сердцем и застенчивым нравом. Внешность ведь обманчива.