Свет

В обычной жизни время летит незаметно. Моргаешь — и проходит очередной день, очередная неделя, очередной год. В обычной жизни — всё просто. В туманных воспоминаниях — лишь блёклые образы сменяются другими такими же блёклыми. В туманных воспоминаниях — не понять, кто из действующих лиц — ты. Есть ли ты там вообще. Вот «кто-то» встречает человека и выходит за него замуж. Хорошего ли, плохого — уже неважно, ведь о мёртвых либо хорошо, либо — ничего. Ведь мёртвые — совсем не повод для того, чтобы жить дальше. Любая жизнь должна иметь свой источник, или она просто не может существовать. И в туманном прошлом он тоже есть: маленький, почти незаметный в начале, свернувшийся клубком света где-то под сердцем, разросшийся за несколько взмахов ресниц — за двенадцать лет — во что-то чуть большее и невообразимо яркое. Яркое настолько, что когда Кэрол пытается разглядеть дочь в прошлом — она её не видит. Она помнит Софию наизусть — вспоминает каждый бесконечный день этой бесконечной новой жизни. Помнит каждую черточку её бесконечно любимого лица, помнит каждую её детскую привычку, помнит её мимику, её жесты. Помнит, как София любила своего плюшевого медведя в странном фиолетовом пиджачке, как грызла ногти, когда нервничала — и никак не получалось её отучить, как предвзято относилась к шоколадным хлопьям, как играла на фортепиано в младшей школе, как не хотела вставать на занятия в восемь утра — слишком рано. Кэрол помнит всё, но не видит её, если не задуматься сильно-сильно. София ушла, и уже много-много лет не возвращается даже со снами. Кэрол знает, что для светлых и невинных детей в Раю отдельный замок с огромным парком аттракционов. Там много красок и сбываются все мечты. Кэрол знает, что там у Софии — ввиду апокалипсиса — много-много друзей. Кэрол знает об этом — все об этом знают. Но когда умирает очередной ребёнок — ей кажется, что она в это всё-таки не верит.