После всего

Стив отчётливо понимал, что не прав, но всякий раз, натыкаясь взглядом на фигуру этого человека, он забывал о своей извечной жизненной позиции. Вместе с тем он, опять же, понимал, что обвинять Брока Рамлоу во всём мировом зле — не просто глупость, а вселенский идиотизм. Наверное, всё дело было в их недолгом «совместном» прошлом. СТРАЙК был лучшей командой — иные за Капитаном просто бы не поспели, а зачем отряд огневой поддержки, если он не поспевает? Да, Стив в принципе справлялся с большинством операций так, что отряд оставался буквально на подхвате: собрать и упаковать выживших противников, взорвать то, что уцелело после Кэпа… Но были… были те единичные случаи, когда отряд действительно был нужен, когда даже всей кэповской дури не хватало, чтобы заткнуть многократно превосходящего по силе врага. Отряд действовал виртуозно, и всё благодаря одному человеку. Стив помнил каждую их миссию, каждый случай, за который он… едва ли был благодарен тогда. В новом мире ему было слишком пусто, чтобы цепляться за жизнь. Это и являлось корнем его почти самоубийственного риска. Сыворотка не давала гарантий. Это не самолёт, который можно испытать, и хоть как-то быть уверенным в его надёжности. Он был тем солдатом, который стремится не выжить, а истребить как можно больше врагов. Был, пока не оказалось, что Баки жив и что ему нужна помощь. А значит — и он не имеет права умереть. Разве что только вместе с ним. Как они обещали друг другу давным-давно, в прошлой жизни. Брок Рамлоу не был другом. Беречь Капитана было его работой, а не велением сердца, хотя иногда Стив всё же сомневался. Только так он мог оправдать некоторые поступки командира группы. Ни в глупой горячности, ни в желании похвастаться, ни в чём-то ещё неразумном этого человека обвинить было нельзя. Слишком уж он был опытным и умным. Кидаясь в пекло за Капитаном, он, простой смертный солдат, едва ли думал о том, сколько ему заплатят за эту операцию по прикрытию ценнейшей задницы Америки. Они не говорили об этом, но Стив видел ненаигранную злость в словно бы выцветающих во время операций глазах. Тем страшнее стало предательство. Страшнее, потому что никак не укладывалось даже в супермозге: как человек, намертво встававший прикрывать твою спину, может работать на того, с кем ты боролся насмерть и… проиграл? Стив был рад, что не видел тогда Рамлоу в Трискелионе. Не представлял, как сможет посмотреть ему в глаза, зная только, что тот бы как обычно ухмылялся. Не шутил он только тогда, в лифте. Привычно сосредоточенный, а потом отчаянно-злой, когда остался один на один, единственный продержавшийся… Может, потому что тогда Стив не верил, надеялся, что это ошибка, до последнего старался не убивать, хотя знал: одного его удара для этого достаточно. Но отряд СТРАЙК... они были своими. О том, что Рамлоу выжил вопреки здравому смыслу и законам природы, он узнал от разболтавшегося Сэма, посетовавшего на живучую гадину-ГИДРу и таких же её приверженцев. Он и предатель оказались в одной больнице, вот только Стива выписали быстро. Страшно изуродованного, находящегося в шаге от смерти Рамлоу несколько позже перевели в закрытую клинику ЩИТа. Там уже приняли все меры. ЩИТ очень старался, чтобы немногие выжившие прислужники ГИДРы ответили за содеянное. Пусть даже не ими самими — кого это волновало? Стив часто видел его во сне. Обгоревшего, прикованного к койке наручниками поверх перебинтованных запястий и щиколоток. Когда отменили наркотические обезболивающие, пришлось заменять и средства иммобилизации. Воющего от боли человека теперь держали широкие кожаные ремни, чтобы максимально ограничить движения и избежать несовместимых с жизнью повреждений, когда он неимоверно выгибался и бился в своих путах. О его комфорте не особо заботились. Он был нужен живым как информатор. Бонусом — как обвиняемый на процессе. Состояние ран контролировалось только чтобы он не сдох раньше времени. Его пытались допрашивать, но живучий сукин сын или молчал, или орал на всех подряд, не говоря ничего, кроме перечислений родословных окружающих в не самой лицеприятной манере. Когда он едва не сбежал после одной из процедур, его перевели в камеру для особо опасных — даже по мнению ЩИТа — преступников. Доктора, наблюдавшие его, лишь качали головами и утверждали, что он должен был лежать полутрупом и едва шевелиться. Наверное, мало кто знал, что Брок Рамлоу настолько мудак, что даже сдохнуть не сможет нормально. Это про таких, как он, говорят, что даже мёртвый волк может убить, хотя Стив был уверен, что таких, как Рамлоу, больше нет. Немного сожалел об этом, потому что помнил… те самые моменты. Он лично проследил, как Брока заковывали в неподвижные стальные фиксаторы. Кажется, специалисты ЩИТа были довольны, толпясь вокруг, ожидая, что пленник скоро заговорит. Стив в это не верил, потому что Рамлоу, рыча сквозь зубы и глядя ему в глаза, всё равно пытался вырваться. Проще было переломать себе кости, но Брок, стоя на коленях с неудобно вывернутыми в плечах руками, никак не был похож на признавшего поражение. Он почти не мог пошевелиться и ещё не восстановился после всего случившегося, но Стив не верил, что тот заговорит. Через день мало что изменилось. Судя по отчётам наблюдателей, пленник несколько раз терял сознание, был лишен воды и пищи, но всё так же либо молчал, либо слал всех по известному адресу. Неприметный человечек из администрации ЩИТа распорядился установить себе удобное кресло напротив стеклопластикового куба, который заменял клетку, и ждал своего звёздного часа. Подошедший Стив поймал неприязненный взгляд заключенного, хмыкнул и ушёл. Зайдя ещё через полтора суток уже из спортивного интереса, Стив не заметил комфортного наблюдательного пункта, зато узнал, что теперь Рамлоу просто молчит. Дознаватель ЩИТа попросил вызвать его, если тот пожелает говорить. Рамлоу поднял на Капитана почти бессмысленный взгляд и попытался оскалиться, но потрескавшиеся и прокушенные губы не слушались, и голова его снова бессильно опустилась. Изучив отчёты, Стив выругался и потребовал позвать врачей. Вместо них явился дознаватель, выставивший Капитана за дверь. На несколько дней Стив выпал из допросных будней: приходилось разгребать слишком много проблем, и про Рамлоу он вспомнил не скоро, в принципе и не надеясь застать его живым. Просто, что называется, «проходил мимо». Стив не жалел его, но, наверное, смерть была бы милосерднее. Наверное, они всё же перегибали. Брок уже не поднимал голову, только едва заметно шевельнулся, когда Стив окликнул его. Едва зажившая кожа была покрыта пятнами свежих гематом и ожогами от слишком мощных шокеров. Не таких, с каким на него напал в лифте сам Рамлоу. Эти, снабжённые иглами, впивающимися в кожу, были куда хуже. Он был обнажён и всё так же стоял на коленях. Его грудь едва вздымалась от слабого дыхания. По металлу фиксаторов с разным временным интервалом пробегали мелкие искры, и тогда тело, закреплённое в них, встряхивало, видимо, чтобы не дать отключиться сознанию. По телу змеились трубки нескольких капельниц, и одному богу известно, что в них было. Судя по отчётам, он так и не заговорил. В тех же отчётах рекомендовалось перейти к перевоспитанию. Оно так и значилось: «Перевоспитание». Стива заранее передёрнуло, и он вышел из тюремного блока, давая себе зарок, что больше не вернётся сюда. Его не касалось то, что ждёт приверженцев ГИДРы. Нужно было найти Баки, нужно было решить проблемы.