* * *
Что случилось на самом деле. Восемь лет назад. Густаво Позо был сыном садовника, который в свою очередь был сыном садовника, который был сыном педиатра, который был сыном садовника. Так что он и сам уже практически был садовником. Выбора не оставалось. Если бы кто-нибудь спросил, кем он хотел бы стать, юноша не задумываясь ответил бы, что самая большая мечта в его жизни, конечно же, стать сад... Нет, не садовником. Густаво Позо мечтал быть писателем. И не просто мечтал. Он писал. Он населял свой мир прекрасными, смелыми и не очень персонажами. Густаво никогда не считал, что обладает каким-то высшим знанием, способностью рождать характеры из воздуха — нет, он так не думал. Поэтому он всегда носил с собой блокнот, чтобы записывать черты. Поступки. Фразы. И из всего этого ткались его персонажи. Достаточно живые и интересные, чтобы самому проникнуться будущей историей. От того, чтобы начать уже наконец писать приключенческий роман, его отделяло лишь одно — отсутствие Героя. Его юноша не видел вовсе. В окружении мальчика мелькали яркие люди, с интересными порывами, мыслями. Густаво умел подмечать такое. Но он так и не встретил никого, достойного занять почетное место... Да и неважно все это было. Ведь он был садовником. Особенно сейчас, когда его отец, прочищая водостоки в доме, куда не так давно нанялся на работу, упал с лестницы и сломал руку. Поэтому теперь каждый день после школы Густаво шел к мистеру Негину, чтобы прикрыть отца. Дело должно быть сделано. Каждое утро отец надиктовывал ему фронт работ, и Гус, в который раз проклиная свое волевое решение не вступать в банду, плелся выполнять указания. Смеркалось. Сегодня Густаво оставили после уроков, и он не успел закончить вовремя. Юноша удобрял розовые кусты, пышно цветущие вокруг беседки, и, когда наконец с чувством выполненного долга поднялся, не без удовольствия разминая затекшую поясницу, заметил, что в саду он уже не один. Ничего удивительного в этом не было. У мистера Негина проходил очередной прием. Все окна в доме горели, официанты то и дело выбегали покурить за беседкой, а Гусу даже перепала пара канапе с крабом. Но сейчас суверенность его копания в земле была нарушена вовсе не обслуживающим персоналом. Гус чуть присел так, что между кустов маячила только его зеленая выцветшая кепка, и уставился на пришедшего в беседку парня. Тот каждый раз поднимал в нем волну… интереса. Он не походил на привычных Гусу подростков. Отец уверял, что Дэйдара — так звали этого парня — являлся мистеру Негину сыном, давно потерянным и вновь обретенным после его поездки в Японию. Дэйдара — сверстник Густаво, и, в принципе, так оно все и могло бы быть, особенно если верить, что жизнь именно такая, как показывают в бабушкиных полуденных сериалах. Но Гус все же считал, что его отец наивен. Дэйдара не ходил в школу и не учился дома. Он только ездил развлекаться, приезжал пьяным и чаще всего продолжал пить дома. Он много времени проводил с мистером Негиным. И для парня он был очень красивым. Хотя, что уж для парня, многие первые красотки в школе Густаво позавидовали бы такой стройности, шикарным волосам и умению держаться. Дэйдара был блондином с льдистыми голубыми глазами и тонким мраморным лицом. Выше коренастого Гуса головы на две, он одевался как Дэвид Боуи и брил ноги. А у Густава в закромах валялось уже две тетрадки, исписанные его выходками и фразочками. Гус мечтал однажды — из художественного интереса, несомненно, — заговорить с ним. Узнать побольше. Но он боялся, хоть был и не робкого десятка. Было в Дэйдаре что-то такое, что заставляло юношу ссутуливаться и мимикрировать под розовый куст каждый раз, когда тот проходил мимо. Сейчас парень, облаченный в тонкий светло-серый свитер, больше напоминавший вторую кожу, и такие же узкие джинсы, сидел на скамье в беседке. Облокотившись о перила одной рукой, он уткнулся в нее носом, неотрывно глядя на дорогу. Пальцы свободной руки непрерывно отбивали дробь по полированной каменной столешнице, на которой, рядом с его кистью, стояла неизменная початая бутылка розового игристого вина и портсигар. На запястье, которое, казалось, было не толще черенка Гусовой лопатки, как бы невзначай ослепительно сияла россыпь камней, которые могли бы обеспечить высшее образование всем многочисленным отпрыскам семейства Позо. Густаво тихо вздохнул, в который раз проклиная свою моральную стойкость. Его друг детства Альб уже год как бросил школу и рассекал по району точно король на новеньком харлее. Но Гус считал себя выше этого. Хоть и начинал сомневаться. Пока Густаво предавался размышлениям о добре и зле, по дороге, отполированной шинами до зеркального блеска, проехал большой глянцевый джип, в сгущавшихся сумерках больше похожий на зловещий шлем антигероя звездной саги, чем на автомобиль. Дэйдара встрепенулся. Густаво показалось, что лед в глазах парня, поймав свет фар, на секунду растаял. Словно пес, завидевший издали хозяина, он весь подался в его сторону, но тут же одернул себя, отвернулся и, откинувшись на перила, закурил надменно, глядя сквозь Густаво. Пару секунд он и впрямь не замечал садовника, но затем его взгляд медленно сфокусировался на маячившей меж кустов бейсболке, и тонкая бровь вопросительно выгнулась. Густаво разогнулся и робко кивнул. Дэй кивнул в ответ, скорее указывая парню, в каком направлении катиться, чем здороваясь, и Гус, решив не испытывать судьбу, стремительно повиновался. Там, у подъездной дорожки, он уже, правда, закончил работу, но именно там, без особого изящества, припарковался авто-вэйдэр, как окрестил его про себя садовник. Дверца распахнулась, и свежепостриженную лужайку смяли два тяжелых сапога. Их обладатель был почти так же высок, как Дэйдара. Только больше. Раза в полтора. Таких в школе Гуса было как раз очень много. Сыновья успешных предпринимателей и банкиров. Именно для таких, как этот парень, и существовала его школа. Представителей среднего класса в ней не было в принципе. Только дети богачей, и дети тех, кто чистит унитазы в домах богачей. Красивый, спортивный парень с фигурой а-ля «мистер декабрь» с календаря про пожарных, что висит у них в лаборантской, укладкой, будто его сейчас три часа объезжали в постели, и в байкерской куртке с клепаным орлом на всю спину. Смуглый, темноглазый, недовольный. Густаво посмотрел на Дэйдару. Тот все еще старательно делал вид, что думает совсем о другом. Сигарета, которую он курил, подходила к фильтру, и юноша потушил ее, щелчком отправив в урну, после чего, по-кошачьи гибко потянувшись, «вдруг» заметил приехавшего. Гус ухмыльнулся и, подхватив свое смердящее ведерко, направился к кустам, все еще требовавшим его внимания.* * *
Какаши разбудил телефонный звонок. Было около шести часов вечера, и не то чтобы он спал беспробудным сном с самой съемки — нет, он просыпался. Задумав этот проект, фотограф моментально избавился от всех материальных обременений, включая съемную квартиру, и оставил себе только новенький, блестящий гелендваген, являвшийся для него чем-то вроде символа успеха. Он с раннего детства мечтал об этой машине, и первый взнос за него заплатил, получив гонорар за свой дебют, к тому же все проценты по кредиту он уже выплатил. Короче, он просто не мог с ним расстаться. К тому же надо же было где-то ночевать в случае непредвиденных обстоятельств, которые пока что так и не сложились. Сейчас он третью неделю как спал у одной из знакомых моделей. Впрочем, отношения стали натянутыми, когда фотограф не позвал ее на ведущую и единственную роль в своем проекте. У Какаши заурчало в животе. Он не ел с самой съемки, которая закончилась уже больше суток назад, — и на которой он тоже не припоминал, чтобы ел. Похоже, организм не разделял оптимизма в отношении сонных голодовок. Тем не менее бесплотных надежд о том, что, заглянув в холодильник, он что-то там найдет, парень не питал. Его нынешняя любовница плотно сидела на новомодной голодной диете. Потерев заспанное лицо руками и зачесав растрепавшиеся волосы назад, он взял в руки свой телефон и хмуро уставился на внешний экранчик, по которому бодро бежали незнакомые цифры. Какаши скривился и, отщелкнув крышечку мобильника, как можно приветливее поздоровался. Через секунду его лицо удивленно вытянулось. — Откуда у тебя мой номер? — мрачно проговорил он. Не узнать этот голос он не мог. — Ох, а то ты прямо неуловимый такой?! Спросил у знакомой модельки в твоем вкусе, не пялилась ли она с тобой, — теперь у меня есть твой номер, прикинь! Хатаке не ответил. Дэй тоже явно не знал, что сказать. — Чего тебе надо?— наконец, выдавил из себя Какаши. После съемки они даже не попрощались особо. Дэй по привычке обнимался направо-налево, всем и каждому обещая позвонить. Всем, кроме него. На другом конце «провода» послышался недовольный вздох. — Фи, как грубо, — мурлыкнул Дэй и елейным голоском продолжил: — Давай к нам? У нас дома небольшой вечер для самых близких, тебе будут рады... Алекс всем рассказал о твоей вчерашней съемке, и гостям не терпится познакомиться с тобой. Ну и тебе могут быть полезны новые связи, — деловито закончил юноша. Какаши утробно зарычал. Он ненавидел снобские приемы, на которые приходилось таскаться ради этих самых «полезных» связей. Но его желудок гулким пением напомнил хозяину о первичных потребностях. — А со жратвой там чо? Дэй оживился: — Ну тут фуа-гра с мандаринами и прочая французская поебень. Устрицы, улитки, грибочки вот какие-то... Вижу еще ножки голиафа. — Мясо? — отрывисто спросил фотограф. — Телятина. По особому заказу с местной фермы. Только утром забили. — Диктуй адрес. Фотограф, лениво перевернувшись, подтянул лежавшую на прикроватной тумбочке записную книжку. Когда после душа, укладки и поиска любимой куртки Какаши наконец вышел из дома, со звонка Дэя прошло больше часа. Потом он минут сорок матерился в пробке из города, и, после всего, побуксовал немного на подъездной дорожке перед искомым особняком, позволяя нескольким автомобилям уехать. Еще только поворачивая к дому, он увидел Дэйдару. Тот сидел в беседке, спрятавшейся под сенью какого-то могучего дерева — Хатаке даже не представлял, как оно могло именоваться. В одной руке юноша держал бутылку шампанского, в другой — сигарету. Когда фотограф, припарковавшись, направился к нему, Дэй как раз отбросил окурок и, отхлебнув из горла, облизнул тонкие бескровные губы. «Тоже не жрет ни хрена», — пронеслось в голове у Какаши. — Ты все проебал, — холодно проговорил Дэйдара, когда Хатаке поравнялся с беседкой. Парень в ответ лишь пожал плечами и ухмыльнулся: — Если ты хочешь, чтобы каждый раз по первому твоему капризу я вынимал хуй из телки и мчался, куда ты скажешь, тебе придется стать моим спонсором. Дэй искоса посмотрел на него: — Боюсь, Алекс на такое не подписывался... Он резко встал и, смяв только начатую сигарету об уже изрядно прожженное место в перилах беседки, кивнул головой в сторону дома: — Пойдем. *** Какаши всегда было неуютно на подобного рода сборицах. Чопорные старики. Даже относительно молодые люди здесь вели себя так, будто были старше лет на тридцать. Меха и бриллианты на морщинистых шеях и в оттянутых мочках ушей, перстни на узловатых пальцах. Дорогие костюмы и разговоры о том, какие замечательные простыни из египетского хлопка они с женой купили для своего дома в Ницце. Скука, скука, и, прямо скажем, ужасающая перспектива собственного будущего. Дэй же, казалось, чувствовал себя среди здешних упырей от богемы как рыба в воде, при этом не теряя ни грамма самобытности. Он не подстраивался под них, нет. Для наблюдавшего со стороны он был словно дельфин среди акул. Вроде с первого раза и не отличишь, но явно что-то не то. — Ты мог бы хоть намекнуть, что тут ТАКОЕ мероприятие. Я бы хоть оделся соответствующе, — прошептал Какаши в ухо Дэю, оттащив того за локоть к камину. — То есть, по-твоему, ко мне можно нацепить потасканную косуху из позапрошлогодней коллекции, а к ним — нет? — ядовито процедил блондин. Какаши смутился: — Это... Это любимая, — пробубнил он и скрестил руки на груди, будто пытаясь защитить ни в чем не повинную курточку. — Ну это, конечно, все меняет. Похоже, мои счастливые трусы работают как надо, и ты приехал сюда не только чтобы набить брюхо. Дэй улыбнулся и снял с подноса пробегавшего мимо официанта два бокала, один из которых тут же осушил. Хатаке только заметил, что бутылка с шампанским, которую Дэйдара таскал с собой, куда-то запропастилась, когда они вошли в дом. — Ах постой...— Дэй хмыкнул. — Точно. Я же не ношу трусов. Фраза повисла в воздухе. Какаши силился понять, что под ней подразумевалось, а Дэйдара, явно не получивший ожидаемой реакции, закатил глаза: — Ох, ебать тебя топором! Пойдем уже! Он схватил фотографа за запястье и потащил через толпу, беззастенчиво расчищая себе дорогу к Алексу. Тот стоял в группе мало чем отличавшихся от него мужчин среднего возраста и высокого достатка. Завидев Дэя, Алексей отделился от компании и, приветственно пожав Какаши руку, извинился, что занят важной беседой и не может сейчас уделить им достаточно внимания, после чего попросил Дэйдару развлечь гостя. Юноша в ответ лишь ухмыльнулся и поволок фотографа обратно к камину. Похоже, Дэйдаре нравилось базироваться вблизи огня. — Ты уже неактуален, — хмыкнул он, лавируя между гостями и все еще не выпуская запястья Какаши. — Надо было раньше приезжать. Сейчас познакомлю тебя с редактором Дефиле... Она где-то тут была... Юноша вытянул шею, выискивая нужного человека, но не успел, наткнувшись глазами на уже подзывавшего его Алекса. Тот стоял с какой-то дамой преклонных лет, которая явно считала своим модным гуру королеву Викторию. — Вот, дорогая, знакомься. Это Дэйдара. Я рассказывал тебе о нем. Сжав губы в подобии улыбки, дама с прищуром посмотрела на парней. — Полагаю, мадам Марлей в представлении не нужд... — Да-да! — вдруг восторженно встрепенулась она, будто припомнив: — Тот мальчик, которого ты нашел в Японии на показе? Да, да, да. О, очень рада знакомству, молодой человек! Она протянула Дэю когтистую пухлую ручку, и тот, изящно склонившись, ее поцеловал. — А с ним его школьный друг. Юный талантливый фотограф... — Алексей замялся. — Хатаке Какаши, — бодро отрапортовал Какаши и чуть поклонился, радуясь, что может избежать лобызаний чужих конечностей. — «О-о-о, дрожайший Алекс!» — следуя за Дэем по длинному слабо освещенному коридору, Какаши передразнивал мадам Марлей. Он поднес к лицу руку, изображая, что придерживает пенсне, оттопырив пальчик: — «Это тот самый щенок, что ты приобрел в своем путешествии?» Парень отдернул руку от лица и, сменив тембр на более низкий, пробубнил: — «Да, Дорогая». И вновь высоким голосом, чопорно поджимая губы: — «Действительно, он так похож на породистого. Но не думаешь ли ты, что он испортит тебе остальной помет?» Получив кулаком в плечо, Хатаке ухмыльнулся. — Чо это я испорчу?! — нарочито возмущенно взвизгнул Дэй. Он вел Хатаке в кухню, заявив, что только там можно поесть нормально. Несколько минут назад они наконец вырвались из стариковской осады. Похоже, Дэй ошибся, сказав, что Какаши уже никому неинтересен. Почуяв свежую кровь, светский прайд с упоением накинулся на них, принявшись распрашивать о... о всяком. Вопросы действительно были довольно странными. Местами даже личными. Да что там. Хатаке даже кто-то умудрился ущипнуть за его крайне личную задницу. И ему так и не удалось сузить круг подозреваемых сильнее, чем до костлявой дамы с обвисшими подмышками, стоявшей справа, и восьмидесятилетнего старикана слева. Какаши передернуло: — Прям парад трупов. Дэй пожал плечами: — Ты просто поздно приехал. Все нормальные персонажи уже разъехались: у них есть чем заняться, помимо пустого трепа. А этим-то что терять. Дэйдара громко постучал в дверь и вошел в кухню.* * *
Густаво уминал третий бутерброд с ветчиной, когда в дверь вдруг постучали. Табита — местная кухарка, такая черная и тучная, будто сошла со страниц «Унесенных ветром» — всплеснула руками, подняв при этом в воздух облако муки, и, яростно махая полотенцем в сторону Густаво, поспешила открывать. Поняв этот жест как необходимость скрыть следы преступления, садовник поспешно затолкал четвертый сэндвич в рот и выпрямился, пытаясь слиться с подвешенным рядом с его стулом окороком. В кухню вошли Дэйдара и его таинственный друг. И тут стоит сказать пару слов о том, что Табита в Дэйдаре просто души не чаяла. Вечно оставляла ему поднос с едой, если он возвращался домой после ее ухода, и расстраивалась каждый раз, находя его нетронутым. Она относилась к этому юноше примерно как бабушка к Гусу... Только без подзатыльников, ругани и если бы он был единственным внуком и его бы баловали... В общем, совсем не как бабушка к Гусу. — Дэюшка! Табита снова всплеснула руками, пропуская парней в кухню, и, спохватившись, что все еще рассыпает кругом муку, стала старательно вытирать руки о передник. — Привет, Табита! Дэйдара махнул рукой и тут же направился к винному шкафу, в котором охлаждалось шампанское и который был таким тяжелым, что расположившейся ниже по коридору кейтеринговой компании, обслуживавшей банкет, приходилось бегать за новыми бутылками на основную кухню. — Это мой друг детства, Какаши. Он ест как прорва и сейчас дико голодный. А в зале один корм для рыбок. Позаботишься о нем? М? Юноша ласково улыбнулся и с тихим шипением ловко откупорил бутылку. Снял с полки кружку для бульона, дунул в нее, избавляясь от возможных пылинок, и, наполнив до краев пенящейся жидкостью, с удовольствием отхлебнул. Густаво вжал голову в плечи. Парни стояли достаточно близко к его закутку и было неясно, спалился он уже или все еще нет. Табита радостно захлопотала, усаживая «гостей» за свой длинный рабочий стол, на одном конце которого подсыхало раскатанное тесто (она хотела передать пирожков для отца Гуса). Но его потребности тут же были задвинуты подальше, стоило златовласому эльфу замаячить на горизонте. — Ты сам-то, Дэюшка, хоть скушай салатик с креветками? Табита ловко метнула на стол пару салатников. — А то опять вечер быстро закончится, пирожочек! На стол шлепнулся изрядный шматок мраморной говядины и, после ловкой обработки молотком, отправился шкворчать на сковородку. — А Какаши я сейчас пожарю, приберегла тут, мясник заходил... Она азартно подцепила мясо вилкой, переворачивая. — Тебе, Дэюшка, надо брать пример с друга! Гляди, какой он красивый весь! М!? — М!? — повторил Дэй, старательно выбиравший из миски хрустящие салатные листья. — А то ешь как козленок! На такой диете сил-то не набраться! — Потому, Таби, у меня такие большие и сильные друзья! — задорно ответил парень. — Правда же, Какаши!? — Что угодно скажет, лишь бы не жрать. — Все в рост, все в рост, — запричитала Табита, аккуратно посыпая мясо свеженарезанными травами. — Вам же, мальчики, по семнадцать? Парни кивнули, и Хатаке с благодарностью принял большую тарелку с сочным стейком и кус-кусом. — Вот! И мой внук — ваш сверстник, Дельмар, — высокий такой, что потолки макушкой задевает. Его на баскетбольную стипендию в колледж берут! А Густаво наш совсем маленький, — вздохнула кухарка, достававшая Гусу примерно до ключиц. Мальчик вжался в стену, но было поздно. Парни обернулись, глядя прямо на него. Конечно, они знали, что он здесь. Просто зачем реагировать на небольшие оплошности со стороны обслуги. Кухарка не должна подкармливать садовника. Они этого «не видят»... Одновременно и вежливо и глупо. Густаво слез со своей табуретки и робко вышел из угла, чуть сгибаясь под взглядами. — Привет, коротышка, — пробубнил Какаши, с удовольствием пережевывая очередной кусочек мяса. Дэй же, расправившийся со своими листьями, больше внимания уделял супнице с выпивкой, чем окружающему миру. Глаза у парня были уже изрядно туманны. — Может, вы пирожка хотите!? Папа Густаво приболел, пеку ему. Его любимые, с тунцом. А еще я собиралась готовить гумбо домой, раз уж все равно застряла здесь на всю ночь, — так что заходите попозже, угощу. Такой хороший аппетит! Приятно посмотреть. Табита прижала пухлые ладошки к сердцу, нежно глядя, как исчезают полкило говядины. Гус, ретировавшийся к черному ходу и там неловко размышлявший, как поступить дальше, не без удивления заметил, что лицо Дэйдары вдруг начало мрачнеть. Через пару секунд оно было подобно самой темной туче, какая вообще когда-либо попадалась на глаза человечеству. — Наелся? — резко спросил он. Какаши, довольный и сытый, с улыбкой повернулся к товарищу и скривился, сталкиваясь с мрачной миной: — Трезвеешь, что ли? Дэйдара отставил пустую кружку: — Я никогда не трезвею. Пойдем. Он поблагодарил Табиту, успевшую вернуться к Гусовым пирожкам, и направился к выходу.* * *
Прикрыв дверь кухни, Какаши припустил за удалявшимся по коридору товарищем: — Эй! Эй! Дэй! Стой! Догнав парня, Хатаке остановил его за плечо. Дэйдара вздрогнул и резко обернулся: — Что ты опять не понял?! — Что я... Что? — Какаши изумленно уставился на товарища. — Я тебя вообще не понимаю больше. То кидаешься на меня на съемках, кричишь, что видеть не хочешь больше, потом звонишь, зовешь встретиться — и снова кидаешься. Дэй закатил глаза, сморгнул, потер переносицу, потер висок, зажмурился. В ту самую секунду, когда Хатаке решил, что друга повело и собрался ловить тело, тот вздохнул и поднял голову: — Нам надо поговорить, — серьезно заявил он. — Но сначала мне надо в туалет. Иди к столу кейтеринга, сопри мне пару бутылок моёта (1) и жди. Я скоро. Не дожидаясь ответа, Дэй двинул обратно в сторону кухни. А заинтригованному фотографу ничего не оставалось, кроме как отправиться выполнять поручение. Впрочем, ждать пришлось недолго. Дэй вернулся уже совсем не такой пьяный, как пару минут назад. Глаза горят, чуть остекленевшие и безумные, по губам блуждает загадочная улыбка. Какаши стер большим пальцем остатки белого порошка с его верхней губы, облизал палец и ухмыльнулся: — Ты мог и не прятаться. — Хочу и прячусь! — фыркнул Дэй и, отобрав у Хатаке одну из бутылок, пересек изрядно поредевшую толпу, направляясь к лестнице на второй этаж, возле которой стояло два человека в черном. Не обращая на них никакого внимания, юноша взбежал наверх, а вот Какаши они остановили. Дэй скатился вниз, буркнул им что-то вроде: «Да со мной он», — и, вцепившись пальцами в ворот куртки Хатаке, потянул за собой. Минуту спустя они оказались посреди прекрасной двухэтажной библиотеки. Приглушенный свет лился с настенных канделябров, выхватывая разноцветные корешки книг, в основном — на русском. Ни компьютеров, ни пепельниц, окна плотно занавешены, а стоило переступить порог, как каблуки прекращали отбивать ритм по паркету, погружаясь в толстый ковер, пожиравший все звуки. На второй, полуоткрытый, ярус вела винтовая лестница, у подножия которой размещалось несколько кресел и небольшой столик. Почему-то наличие библиотеки в доме Алекса поразило фотографа. Видимо, существование этого персонажа задевало сильнее, чем он готов был признать. Траходром. Вот единственное, что Какаши мог представить себе в этом доме. Пока Какаши осваивался, Дэй откинулся в одном из кресел и не мигая смотрел на него, задумчиво подрачивая распакованное горлышко бутылки. Хатаке поставил на столик свою порцию. Он не собирался пить, в конце концов, ему еще рулить домой, да и без того не было уверенности, что вторая бутылка предназначалась ему. Пододвинув кресло, фотограф сел напротив Дэйдары. — Тебе здесь нравится? Дэй бесстрастно посмотрел на Какаши. — Ты об этом хотел со мной поговорить? О том, нравится ли мне библиотека твоего любовника? Или вопрос о доме твоего любовника? Какаши ответил сдержанно и, стянув наконец куртку, остался в серой футболке. — Оба этих вопроса косвенно касаются одного, верно? — Твоего любовника? — презрительно выплюнул Хатаке, не сдержавшись. — Нет. Он мне не нравится. — Потому что он мужик? Голос Дэя дрогнул. Какаши закатил глаза: — При чем тут это?! Потому что он зажравшийся, надменный идиот, и ты ЕГО НЕ ЛЮБИШЬ! Успевший было повесить куртку и сесть фотограф подскочил вновь, но, увидев на себе холодный взгляд Дэйдары, плюхнулся обратно в кресло. — С чего ты взял? Парень говорил холодно, но при этом нервно вцепился в прядь волос, с нажимом растирая ее меж пальцев. — Это видно, — Какаши бросил так, будто заметить это мог даже детсадовец. Еще и плечами пожал для верности. Дэй побелел. Хотя, учитывая цвет его кожи и степень усталости, побелеть еще больше было подвигом. — Видно, значит... — процедил он. — Ну да. Ты, когда влюбленный, ты совсем не такой. Дэйдару передернуло, он закрыл глаза и, медленно вдохнув, сделал большой глоток из бутылки. Хатаке предпочел не замечать этого и продолжил: — Я же помню, как ты по той Эмме сох. Дэй отхлебнул еще, и, казалось, смог наконец проглотить свои эмоции вместе с шампанским. — Значит, мне нельзя трахаться без любви? — Не только в сексе дело... Да и что ты вообще привязался к моему мнению? Тебе не все равно ли, что я думаю? Когда ты пропал на год, ты особо моим мнением не интересовался. — Мы сейчас говорим не о том, почему я свалил! На этот раз вскочил Дэй. И так же, как Какаши за минуту до этого, — сел обратно. — Да? А о чем мы говорим, Дэй? Что-то я не пойму никак. Пригласил меня сюда, приволок в комнату — и давишь в час по чайной ложке. Что хотел-то? Че ломаешься как ц... — А ну завали! — рявкнул блондин и, впившись в подлокотники пальцами так, что ободки его полированных ногтей стали ярко-красными, вжался в спинку кресла. Зажмурившись, он закусил губы. Какаши замолчал. Через пару мгновений Дэй поднялся и, пройдясь по комнате взад-вперед, вновь сделал глоток из бутылки, с которой не расставался. — Я не могу так... Я не знаю даже, с чего начать. Он опустился на ковер и, скрестив длинные ноги, закрыл лицо руками, будто стремясь свернуться в клубок. — Для начала отдай мне это. Присев рядом, Хатаке вытянул у друга прижатую к паху бутылку. — Оставь. — Дэй не убирал рук от лица. — Мне без нее плохо. — Тебе не без нее плохо. Отставив бутылку подальше, Какаши взял друга за запястья, отнимая его руки от покрасневших глаз и носа. — Н-не трогай меня!! Дэйдара с силой толкнул его в грудь и полетел на пол, не рассчитав сил. Хатаке нахмурился: — Опять та же хуйня, что на съемках? Накачался всякой дряни и давай суковать? Дэй зло зыркнул на него с пола и приподнялся на локтях, сдувая волосы с лица. Наконец, надувшись вдоволь, он дергано откинул их рукой. — Ты слепой!! Слепой тупица! Юноша поджал губы и вскочил на ноги, пошатнулся, но устоял, вовремя повиснув на торшере. Попрощавшись со своим помощником и расставив стройные ноги поустойчивее, он ткнул в лоб сидящего на полу Какаши: — Ты и-ди-от! — А ты пьян, — вздохнул фотограф. — Ну и что!! Годы практики показали, что трезвым я с тобой вообще откровенно говорить не в состоянии!! Пора начать экспре...ссиментировать! Какаши изумленно выгнул бровь: — Вот отсюда поподробнее... Ты мне о чем-то недоговаривал? — Недоговаривал!! — прыснул Дэй. — Знаешь, иногда мне кажется, что ты ну вообще бетонный! У тебя там хоть есть моторчик-то какой? Или ты, исключительно повинуясь своему маленькому прыткому дружку между ног, действуешь?! С досадой сжав губы в линию, Дэйдара пихнул Какаши в плечо. — Тупая, тупая глыба, — плаксиво выдал он и, отступая назад, пошатнулся. — А ну прекращай вообще это!! Оценив нависшую над ним опасность, фотограф решил пресечь всякую вероятность резкого обрушения на него острокостного товарища и, недолго думая, подсек его под коленки, ловя на лету. Вскрикнув и взмахнув руками в тщетной попытке восстановить распрощавшееся с ним равновесие, Дэй рухнул прямо в предусмотрительно подставленные руки Хатаке. С секунду Дэйдара удивленно хлопал ресницами, глядя прямо перед собой, а потом по его лицу поползла лукавая усмешка: — М-м-м, обнимашечки. Юноша мурлыкнул, прижавшись к другу спиной. Медленно сползая по его груди вниз, к коленям, он попутно оттягивал пальцами ворот футболки, оставляя на смуглой коже тонкие белые царапины. — Это мы, типа, уже помирились? — томно, на выдохе спросил он, удобно устраивая голову на бедре фотографа. Какаши закусил губы, так и норовившие расползтись в улыбке: — Это ты набрался и кривляешься. — Тогда, пожалуй, меня надо взбодрить, — сладко улыбнувшись, проговорил Дэй. Хатаке кивнул и прикинул, дотянется ли до куртки. — У настоящего индейца всегда, везде есть ништячки. Дэйдара помахал тонкой кистью у Какаши под носом, демонстрируя колечко с крупным, усыпанным опалами черепом. Фотограф поймал его руку и, сняв слишком легко соскользнувшее кольцо, нашел замочек. Отщелкнув крышку, он обмакнул палец в содержимое и поднес его к носу парня. Дэй ухмыльнулся, игриво взглянул на друга и впился в запястье его руки пальцами. Медленно потянув ее вниз, юноша растянул губы в хищной улыбке: — Зачем же так неловко, — мурлыкнул он и, не давая другу опомниться, обхватил его палец губами, втягивая в рот, скользя по нему горячим языком. Прожигая Хатаке взглядом, Дэйдара отпустил его палец, захватывая следующий. Какаши застыл. Опешив, он неотрывно следил за происходящим. Не без удовольствия Дэй заметил, что парень, кажется, даже забыл вдохнуть. — Это у тебя объектив в кармане или я все делаю правильно? — облизнувшись, спросил блондин. Повернув голову в направлении того самого «объектива», Дэйдара крепко прижался к члену щекой и потерся об него сквозь грубую ткань. Хатаке рывком вздернул парня, сажая перед собой. Его щеки пылали огнем: — Ты пьян! — Нет, я не пьян! Я вполне себе даже и ничего, — хмыкнул блондин и, встав на четвереньки, подполз обратно к другу. Поставив руки ему на колени, он уткнулся лбом в лоб Какаши и, пристально глядя в темные глаза, севшим от напряжения голосом прошептал: — Так что, перепихнемся? Или так и будешь смотреть на меня как на розового слона? — Чувак, ты, кажется... — Что я кажется?! — взвился Дэй и, подскочив на ноги, метнулся в противоположный угол библиотеки. — ЧТО?! Запутался?! Ошибся?! Свернул не туда?! Он в бешенстве затопал по комнате: — А кто виноват в этом, по-твоему?! Кто!? Может быть, Алекс?! А?! А, может, ебаный Мезински?! (2) Или тот мужик, после которого я нарвался на тебя в тот долбанный день?! Он шагал по комнате как заведенный, натыкаясь на предметы, ловя их. Парня трясло. В итоге, долбанувшись коленом о подлокотник одного из кресел, он взвыл, но вряд ли от боли. Казалось, боль физическую он был уже не в состоянии чувствовать – после того, как столько выпил. Остановившись, Дэйдара кулем обрушился на колени и в который раз за вечер закрыл лицо руками. Тонкие пальцы скользнули в соскользнувшие пряди волос, отливающие розовым золотом. Какаши поднялся, обеспокоенно глядя на друга, но стоило ему сделать шаг, как Дэй заговорил. Будто предостерегая от прочих попыток приблизиться. — Когда я свалил... Я думал, что смогу перерасти это. Я... думал, что если я столкнусь с... какими-то трудностями, один... Мне будет некогда думать. Дэйдара издал сдавленный, истеричный смешок. — Но трудностей... Не было, понимаешь?! Опустив руки, он с безумной ухмылкой уставился в потолок. — Я, черт побери, слишком красив. Особенно для японцев. Уже на вторую неделю я снимался в рекламе, которую до сих пор крутят на национальном телевидении. Заказы потекли потоком... Так что я... Просто работал. Как всегда. Уставал как собака... Меня даже в ток-шоу приглашали, прикинь! Облизнув бескровные губы, парень посмотрел наконец на своего слушателя. Лоск, подобно скорлупе, ссыпался с него в этот момент. Возможно, под таким углом падал свет, но глубокие тени очертили впавшие глаза, такие же щеки, подчеркнутые острыми скулами. Кожа тонкая, бледная, восковая. Совсем не тот, что вчера, совсем не тот, что минуту назад. Весь его вид будто вопил о том... Хатаке сморгнул, теряя мысль. Он заметил вновь появившуюся в руках друга бутылку и, решительно приблизившись, отобрал ее. Дэйдара промолчал. Вновь опустив взгляд, блондин стал задумчиво перебирать россыпь тонких цепей на запястье, на каждой из которых висело по камушку. — Потом мне стало так тоскливо... — тихо продолжил он, и Какаши, отставив бутылку подальше, опустился рядом на ковер. А Дэй продолжал. Еле слышно, будто через силу: — Я был там чужим. Они не воспринимали меня как человека... Скорее... Как какую-то куклу. Идол. То, на что можно дрочить, но чему нельзя сказать больше пары выверенных вежливых фраз в сутки. В основном, я общался с другими моделями, мы вместе сняли двухэтажный лофт. Я и еще несколько парней и девчонок из Европы. Получилось что-то вроде общины. Потом, когда я набрал популярность, стал выбирать проекты более придирчиво, и начались все эти вечеринки. Юноша колюче усмехнулся. Он потер шею и испытующе посмотрел на друга. — Море выпивки, горы наркоты, ебля. Много ебли. — Он прищурился, неожиданно острым для такого количества выпитого взглядом смотря на Какаши. — И почему-то в основном с мужиками, знаешь? — Нет, не знаю, — раздраженно ответил тот. Поняв, что уколол как надо, Дэйдара осклабился: — Конечно, где тебе. — И отвернулся, не позволяя ответить. — А потом, знаешь, все мои знакомые стали покупать такие клевые штуки! То, чего я не мог позволить себе на гонорар модели. Украшения из последних коллекций BVLGARi и классику Tiffany, коллекционные сумки Hermes… Я позавидовал. Мне хотелось как-то заполнить ту… чертову пустоту, побороть тоску, которая ебаным огнем вылизывала изнутри все хорошие эмоции. Я спросил. Они не особо парились из-за этого: они подрабатывали эскортом. Оказалось, за один такой выход престижная модель может получить в три раза больше, чем за сезонный проект… — Дэй замолк на секунду. Он наматывал шелковую прядь на палец. — …Если не будет сильно артачиться. Какаши щелкнул зубами — язык, который он прикусывал до этого, наконец не выдержал боли. Дэй обернулся на звук и, встав на колени, подполз вплотную, пристально глядя на жестко сомкнутые губы. Меж них, поигрывая в тусклом свете торшера и точно повторяя изгиб рта, поблескивала розовая ниточка крови, смешанной со слюной. Дэйдара поднял руку, будто намереваясь стереть ее, но на полпути одернул себя и упал вбок, рассыпая волосы по ковру. Через секунду он перевернулся, уставился в черный дощатый потолок и, облизнув губы, сглотнул. Какаши тоже проглотил соленый комок и потянулся к бутылке. Сделал глоток, пытаясь избавиться от привкуса крови. Дэй автоматически протянул руку в направлении пойла. Хатаке посмотрел на него, на бутылку — и поднялся, подходя к своей куртке. Отстегнув погон, он вынул из подшитого под него кармана небольшой пакетик и, высыпав его содержимое на стол, полез в бумажник за кредиткой. Когда он обернулся, Дэй уже стоял на коленях у столика, аккуратно скручивая бумажку для записей в трубочку. — Ну, и как, понравилось тебе быть шлюхой? — как можно спокойнее спросил Какаши, ловко располосовывая дорожки. — Шлюха? Фи, как грубо, — хмыкнул Дэйдара. — Ну а что мелочиться? Как ни назови, смысл не поменяется. Хатаке наклонился над столом и, отобрав у блондина трубочку, быстро втянул дорожку. Тут же, по инерции откинувшись головой на сидение кресла, он уставился в потолок, вдруг заметив в нем несколько новых оттенков. — А самое противное, знаешь, что? Его голос стал отдавать железом. Не дожидаясь ответа, он продолжил: — Есть люди, которые занимаются этим из нужды. Им просто не остается ничего, кроме как выйти на панель. Но ты не такой. Ты сделал это из скуки. От жадности. Посмотри на себя. Ты элитная шлюха и чуть ли не гордишься этим. Дэйдара засмеялся. Чистым, искренним смехом. Какаши открыл глаза и приподнялся на локте, с удивлениям глядя на поехавшего друга. Тот, продолжая смеяться, утирал с нижней половины лица кокаин. Похоже, веселость застигла его не в самый удачный момент. — Нихрена ты не понимаешь, Какаши, — продолжая улыбаться, проговорил парень и, стерев со стола остатки порошка, с наслаждением обсосал палец. — Ни в моих мотивах, ни в поступках. Потому что ты слеп, Ка-Ка-Ши. Имя друга он выдал на нескольких выдохах. — Твой тупой мозг не желает вставить один, последний кусок в эту головоломку. Знаешь, я дам тебе еще один шанс. Дэйдара поднялся на ноги и отряхнул колени. — Может быть, тогда ты поймешь, что я не просто пьян. Может быть, ты тогда поймешь, что я слишком пьян, давно и надолго... пьян. Он сделал пару шагов назад и скрестил руки на груди: — Где-то через месяц я сколотил этакий круг клиентов. Отмел тех, кто был слишком назойлив или требовал каких-то особых привилегий, не желая их достойно оплачивать... Осталось всего пять человек. Три мужчины, пара женщин. В основном, немолодые. Зачем молодому, красивому, богатому человеку снимать себе хоста. Он и так кого угодно снимет, что они и делали со мной на вечеринках. Дэй плотоядно ухмыльнулся. — Незачем брать плату за то, что доставляет тебе удовольствие. А вот та моя «золотая пятерка»... В основном, мы ходили на всякие мероприятия. Часто они просто хотели поговорить, сходить в ресторан, провести время в приятной компании. Опера, прием, бои, в конце концов. Иногда им хотелось трахнуться. Нет особой проблемы, когда я трахаю их, но вот если им хотелось трахнуть меня... Голос Дэя становился все ниже. Он будто подкрадывался к чему-то. Хатаке скривился, глядя на стройного, грациозного — даже в нынешнем состоянии — Дэйдару, который, несмотря на сегодняшний блеклый наряд, все равно был невероятно ярким, красивым. Какаши всегда ценил эту красоту. Она завораживала. Но представлять, как он отдает ее этим... похотливым толстосумам за какой-то ебаный браслетик Тиффани?! — Ты уверен, что мне нужно знать все это? — процедил он сквозь зубы и перекатил во рту натекшую с языка кровь. — Ты даже не понимаешь, насколько это нужно мне. Дэй вновь впился безумными глазами в губы друга, потому что тот смел облизнуть их. Дэйдара рывком смахнул прилипшие ко лбу волосы, потом провел по лицу рукой, будто пытаясь отогнать наваждение, отступил еще на шаг и продолжил: — Я не мог расслабиться. Не всегда мог кончить с ними... Редко. Очень редко. Он замолчал, глядя в пол. — Нехорошо, когда так... Я же не баба, в конце концов. Я не могу имитировать... Это риск потерять клиента... Голос Дея скатился в бархат: — Но... У меня был свой способ... Хочешь знать, какой? — Просто сгораю от нетерпения, — саркастически проговорил Какаши. Он уже успел занять кресло и теперь хмуро сверлил оттуда Дэя взглядом. — Ну смотри, ты сам попросил... Когда я не мог кончить, я закрывал глаза, пытаясь отключиться от происходившего, и представлял, что это ты меня трахаешь. Парень медленно подошел под сердитым взглядом, наверное, уже бывшего друга, опустился на корточки рядом с креслом и, ухватившись пальцами за подлокотник, внимательно посмотрел на Какаши. Не дождавшись реакции, он раздраженно подскочил: — Если я думаю, что мы с тобой трахаемся, что это ты ебешь меня, своим... — Его дыхание сбилось, а к щекам прилила кровь. — Меня можно даже за член не трогать, я просто кончу, блядь. — Он истерично хихикнул. — Каждый долбанный раз срабатывало... Каждый. Долбанный. Раз... Весь. Ебаный. Год. Какаши... Медленно сев на пол, он зажал голову меж колен и впился пальцами в волосы: — Блядь...* * *
Какаши даже не обернулся на скрипнувшую дверь, а вот Дэй встрепенулся. Вскочив на ноги, он быстро вытер кулаком глаза и широко улыбнулся вошедшему Алексу. — Я тебя везде ищу, а ты вот где, — улыбнулся мужчина. — Да, мы тут что-то заболтались, повспоминали всякого, совсем не заметили, как время прошло, — голос Дэйдары, чуть хриплый в начале, к концу фразы звенел нарочитой бодростью. Хатаке поднялся и кивнул вошедшему. — А почему у твоего друга лицо такое, будто ему лавина на голову сошла? Какаши нахмурился. Мужчина, казалось, искренне улыбался, но глаза... Глаза Алекса были полны холодной ярости. Дэй же, казалось, решил не брать этого в расчет: — Да просто, рассказал ему, что одна девка в школе по нему текла и скулила. Вот, теперь охуевает, что проебал пилотку. Что там гости? — Разошлись. Хатаке встрепенулся: — Я тоже поеду! Не успел он закончить фразу, как буквально кожей почувствовал полоснувший по нему взгляд Дэйдары. — Зачем? — Алекс пожал плечами. — Я распорядился постелить тебе в комнате для гостей. Для чего ехать среди ночи, лучше переночуй и отправляйся утром. Какаши потер ершистый затылок. Сердце все еще колотилось как бешеное, но кровь перестала стучать в ушах и пытаться покинуть голову через нос. — Я не уверен, что это будет вежливо с моей стороны. Я и так приехал слишком поздно... — И весь вечер играл с моим мальчиком? — хмыкнул Алекс, кивая на притихшего Дэйдару. — Не отказывайся, я буду вынужден настаивать. Пьяные подростки под кокаином — не совсем то, что хочется видеть за рулем едущего навстречу гелендвагена, не так ли? Мужчина снова улыбнулся, но на этот раз как-то зловеще. Хатаке кивнул. Признаться, после такой встряски ему меньше всего хотелось куда-то ехать. Алекс вынул из нагрудного кармана платок и, встряхнув его, по-отечески стер белый налет со щеки Дэйдары. — Гарри проводит тебя в твою комнату, — не глядя на Какаши, проговорил он. — Пойдем, Дэй. Последнее, что увидел фотограф, прежде чем они скрылись за углом, было то, как порозовела кожа на запястье Дэйдары, когда Алекс впился в него пальцами.* * *
Густаво рылся в бумагах на письменном столе господина Негина. Решительность нахлынула на него спонтанно и накрыла волной, оглушая, не позволяя думать в ином направлении. Двадцать минут назад он помогал выволакивать из дома мешки с мусором. Один из них прорвался, и вместе с салфетками и бумажными упаковками от еды на землю вывалилось несколько листов. Одобренный кредит на несколько десятков тысяч. Крохи для Негина, эти деньги могли невероятно помочь семье Гуса. Облегченный гипс для отца, брекеты для младшей сестренки, он мог купить, наконец, машину... Развалюху, конечно, чтобы никто ничего не заподозрил, но... Это была бы его развалюха. И он мог бы начать писать... Купил бы себе ноутбук. И вот, повинуясь неосмысленному порыву, он вскарабкался по решетке для плюща, которую сам вчера починил и укрепил, после чего проскользнул в кабинет Негина через сообщавшуюся с ним спальню. Густаво искал пример подписи. Единственную вещь, отделявшую его от несметных богатств, предоставляемых банком. Перебирая бумаги на столе и уже предвкушая покупки, он слишком поздно услышал в коридоре приближавшиеся к кабинету шаги. Замерев, Гус в ужасе перебирал в мозгу возможные пути отступления. Дверь кабинета блокирована. Прятаться под стол... тупо! Что если он решит за него сесть?! Портьера? Нет! Бред! Парень метнулся к тяжелой двери, ведущей в спальню, и юркнул в нее. Дальнейшей целью была ванная. В кино все прячутся за шторкой в ванной. Но стоило парню сделать пару шагов в ее направлении, как ручка двери со стороны коридора повернулась. Парень похолодел и кинулся к ширме, стоявшей в шаге от него перед окном. Лучше бы он оставался в кабинете! Ширма с одного конца была прислонена к шкафу. Юноша вжался в его стенку, уподобляясь японским убийцам, и зажмурился от ужаса. Он услышал, как кто-то легкими шагами подошел к кровати и почти беззвучно упал на нее: — Ты такой молчаливый... Гус сразу узнал голос Дэйдары. Медовый, заигрывающий. Парень всегда говорил так, будто каждое слово часами репетировал перед зеркалом. Одновременно мягко и колюче, с неуловимым налетом какой-то томной похотливости. Густаво услышал, как закрылась входная дверь и повернулся ключ. Он знал, что дверь, ведущая из коридора в кабинет, тоже заперта. Ему преградили все пути к побегу. Садовник нервно сжал крест, висевший на его груди. Он никогда не был излишне религиозен, но бабушка каждое воскресенье выпинывала всю семью в церковь, и, похоже, это не прошло даром. Пока Гус дрожал, Дэйдара явно не терял времени. Тонкий серый свитер перелетел через ширму и упал на пол рядом с Густаво. Кровать чуть скрипнула. Снова было зажмурившийся Гус открыл один глаз и издали взглянул в щелку между панелями ширмы. Дэйдара стоял на постели на коленях, затылком к нему. Длинные золотые волосы рассыпались по его спине, джинсы чуть спущены, белья, похоже, не было вовсе. Он смотрел на все еще стоявшего у двери Негина. Тот оставался при полном параде. Официальный вид портил разве что оттянутый галстук да пара расстегнутых пуговиц на рубашке. — Ну же... — тихо и томно проговорил Дэй, и Гус залился краской, глядя, как его стройные, обтянутые тканью ноги разъезжаются, и он падает вперед, на локти, грациозно и мягко прогибая спину: — Папочка меня трахнет? Густаво отвернулся и пожалел, что не носит с собой беруши. Ситуация выходила за рамки того, что стоило знать о своем начальстве. Захлебываясь стыдом, он вновь повернулся к шкафу, утыкаясь в него лбом, и проклял жадность, заведшую его сюда, когда понял, что уткнулся в стенку не только лбом. Сердце колотилось как в припадке, а Дэй продолжал: — Давай же... — Красочно, томно и так невероятно пошло. — Ты уже неделю мне не вставлял, я истосковался... В ширму что-то с силой ударилось, наверное, джинсы. Схрон Гуса пошатнулся, и он был вынужден вовремя схватить деревянную раму, не позволяя той на него обрушиться, вновь оказываясь один на один...на один со своей совестью и щелью для подглядывания. Дэйдара, абсолютно голый и белоснежный настолько, что белизна эта в полумраке казалась практически светящейся, стоял перед своим любовником. Прижавшись к нему всем телом, юноша накрутил его галстук на кулак и тянул голову мужчины к себе, к губам. Несмотря на свой недюжинный рост, Дэйдара был безумно хрупок. Особенно это бросалось в глаза сейчас, на фоне широкоплечего и... Взгляд Густаво упал на лицо мистера Негина, и парень забыл, о чем размышлял. Ни один мускул, ни одна морщинка на лице мужчины не дрогнула, и это при том, что ему пыталось отдаться совершенно богоподобное существо (и да, Густаво после не раз просил в исповедальне прощения за эту мысль). Светло-серые глаза Негина острыми льдинками впились в, казалось, ничего не замечавшего юношу перед ним. Челюсти сжаты, каменный подбородок, перекатывающиеся под кожей желваки. — Ну что же ты, папочка? Дэй потянул мужчину за собой к кровати, и тот поддался, как-то рублено идя следом. Гусу показалось, что воздух в комнате наполнился не только запахом похоти троих мужиков, но и каким-то непонятным, яростным электричеством. Оно будто обволакивало, сковывая тело, оседая привкусом железа на зубах. Вновь забравшись на постель и опустившись на колени, Дэй стянул с плеч стоявшего перед ним босса пиджак и, оттянув ворот рубашки, стал покусывать его ключицы. Продолжая ловко расправляться с мелкими пуговицами, он быстро добрался до ремня и, расстегнув пряжку, хотел было спустить брюки, но мужчина остановил его, схватив за тонкий подбородок с такой силой, что к щекам блондина тут же прилила кровь, а пальцы, впившиеся в кожу, очертились белым. — Хочешь, чтобы я трахнул тебя? Голос холодный, острый, как топором разрубил душную атмосферу, царившую в комнате. Говоря, он ухватился за пряжку ремня и, вытянув его из шлевок, несколько раз обмотал вокруг ладони. — Чтобы ты... Что? Глаза Дэйдары вдруг округлились, наполняясь ужасом и паникой. Он попытался вырваться из железного захвата, но лишь дернулся, так и оставшись в капкане. — Будешь представлять его? Мужчина небрежным движением отшвырнул Дэйдару на кровать. Тот моментально подскочил на ней, схватил покрывало, пытаясь завернуться в него и отползти по широкой кровати подальше, и с полными ужаса глазами лепетал: — Я... Нет, Алекс, все... Не так. — Не так? Алекс невесело усмехнулся и ухватил край покрывала, подтягивая парня к себе по скользким простыням, сдернул с него ткань, вновь оставляя перед собой обнаженным. — Каждый раз, верно? Ты так сладко стонал не подо мной? Он? Кто он вообще такой?! Мальчишка! Сопливый подросток. Шкодливая вошь... Густаво остолбенел от ужаса. Он неотрывно следил за тем, как Негин большим пальцем натирает ребро кожаного ремня. — Ты хочешь, чтобы Я трахнул тебя?! — прорычал мужчина. Дэй закивал. В тщетной попытке выкрутиться он успел подползти к краю постели, и сейчас, обойдя угол, подошел к нему, но не слишком близко. Юноша робко поднял руку и провел ладонью по груди Негина: — Я никогда не думал ничего такого, когда был с тобой, Алекс... Ты... ты не такой, как они. — Шлюха, — ухмыльнулся мужчина и, схватив парня левой рукой, дернул его на себя. Обмотанный ремнем кулак вписался мальчишке прямо под ребра. Гус зажал рот руками. Он в ужасе глядел на происходящее, проклиная себя за трусость. В голове молниеносно проносились сценарии спасения, как он, героически отшвырнув ширму, долбанет Негина вот этим вот подсвечником, как разобьет окно и кинется с осколком стекла, как метнется в кабинет и схватит лежащий в столе револьвер... Он думал об этом стоя как вкопанный и глядя на юношу, который, обхватив себя руками, задыхался и в ужасе смотрел куда-то вне комнаты, после чего повалился на пол. Его, пытающегося вдохнуть, поддели носком ботинка и перевернули лицом вниз. Алекс упал на колени позади Дэйдары и, отшвырнув ремень, навис над юношей, с силой накручивая на кулак золотые, влажные от слез пряди волос. Когда парень наконец закашлялся, мужчина оттянул его голову назад и, заломив правую руку, склонился, чтобы заглянуть в полные слез глаза: — Сегодня тебя действительно буду ебать я. И ты, мелкая, гнойная мразь, не сможешь даже на секунду расслабиться, чтобы подумать о своей ненаглядной, ебаной любви. Юноша дернулся, и его лицо исказила новая гримаса боли. Алекс зарычал и с силой потянул его за волосы назад, заставляя сильнее прогибаться. Густаво в который раз зажмурился и обессиленно сполз по шкафу на пол. Дэйдара болезненно всхлипывал, иногда вскрикивал от резких толчков. Придавленный к полу, он в ужасе скреб его, пальцами оставляя на светлом паркете тонкие кровавые ленты. Гус с трудом подавлял рвавшиеся из груди рыдания, а Негин продолжал, неумолимый, заламывая мальчишке руки, вырывая волосы и яростно шипя: — Твой дружок сейчас прямо под нами. И, поверь мне, я позабочусь, чтобы он услышал все. Чтобы он понял все. Ты, мелкая, лживая шалава. Все твои ебучие мечты, все твои слезы не стоят и ломанного гроша. Он засадил так, что Дэй закричал и рванулся, в ужасе пытаясь вырваться: — Нет! НЕТ! НЕТ! Прекрати это!!! Он захлебывался слюной и давился слезами, но Негин подхватил его под живот, спокойно возвращая обратно: — Ты знаешь, детка. — Слова закапали сладким ядом. — Мне тоже больно, но оно того стоит. Мужчина остановился и, вынув член, рывком перевернул Дэйдару на спину. Сжав тонкую шею пальцами, он с силой сдавил ее и вновь вставил захрипевшему, отчаянно скребущему пальцами по стальной кисти парню: — Ты напрасно старался, вам НИКОГДА не быть вместе. Ты противен ему. Дешевка, продающаяся за побрякушки, пидорская шлюха. Вот, кто ты в его глазах. Он не примет тебя. Не прекращая резких движений бедрами, Алекс склонился к синеющим губам и впился в них яростным поцелуем. Гус в который раз зажмурился и обхватил голову руками, обессиленно прижимаясь к шкафу. Все тело гудело, кровь будто кипела в венах, а мозг, пульсируя, давил на стенки черепа. Хотелось выть, вопить и бить, но не было сил даже открыть глаза... Густаво сморгнул и прислушался. В комнате было тихо. Пахло сигаретами, кислорода почти не осталось, разрывалась невообразимой болью голова. В ванной комнате шумела вода. Гус встал на корточки и посмотрел в щель. На смятом постельном белье лежал Алекс. Называть этого демона «мистер Негин» у Гуса больше мозг не поворачивался. Значит, Дэй был в ванной, а он, Гус, отключился... Густаво достал мобильный и посмотрел на время. Прошло два с половиной часа с тех пор, как он забрался в кабинет. Юноша аккуратно подобрался, пытаясь устроиться поудобнее. Руки дрожали. Хотелось сбежать отсюда и никогда не возвращаться. Он не мог спасти Дэйдару. Он ничего не мог сделать, только... Сбежать. Звук воды оборвался, и Гус услышал, как по полу шлепают босые ноги. Кровать скрипнула: — Прости меня, — тихо проговорил Дэйдара. Глаза Гуса попытались выскочить из орбит. Алекс молчал, а Дэй, казалось, робел, силясь понять, как продолжить. — И рыбку съесть и на хуй сесть? Гус услышал усмешку в голосе Негина. — Иди, куда хочешь. Только помни мои слова. Если останешься с ним — только изгадишь его жизнь своей любовью. Для таких, как он, это бремя. Дэйдара ничего не ответил. Густаво открыл глаза и увидел босые ноги... Ноги казались удивленными. Внутри все оборвалось. Стараясь не цепляться глазами за обнаженное тело, Гус поднял взгляд, вновь прокручивая в голове все, что он видел и слышал за последние пару часов, и, казалось, побледнел еще пуще Дэйдары. Блондин же застыл, вперившись в него взглядом. В руках он держал мокрое полотенце, которым, видимо, вытирал волосы, перед тем как найти садовника в своей спальне. Дэй медленно поднял руку, указывая Гусу на стопку шелковых пижам, перевязанных лентами, которые лежали рядом с ним на табуретке. Густаво не глядя взял верхнюю и протянул Дэйдаре. Парень кивнул и сдернул серую ленту с нежно-розовой ткани. Он забросил полотенце на ширму и, быстро одевшись, ушел, ни разу больше не взглянув на незваного гостя. Через пару секунд Гус услышал, как поворачивается в замке ключ. — Ты же знаешь, что будет, если ты уйдешь? — услышал он голос Алекса. Дверь закрылась.* * *
Какаши в десятый раз безрезультатно врезался в дверь. Дэй кричал, и это сводило его с ума. Пошатываясь, он отошел от стены. Бок и плечо пульсировали, грозя через пару дней покрыться чернильными пятнами. Чертов бугай Гарри, проводив его до комнаты, запер ее снаружи. И теперь, судя по смешкам над тщетными попытками высадить дверь, охранял под ней в коридоре. То, что на первый взгляд виделось окном, на проверку оказалось драпированной стеной. В комнате тихо играл лаундж, на столе стоял поднос с фруктами и графином вина. Один из персиков, оставивший смачный влажный след на стене, валялся на полу среди обломков стула, разбитого о дверь. Какаши метался по комнате как раненный зверь. Порой он замирал под раскачивавшейся люстрой и подолгу, полными гневных слез глазами смотрел на нее. Какого хрена!? — Хочешь быть мужиком, разбирайся со мной, ТВАРЬ! — надсадно проорал он в потолок. — Сукабля, ты слышишь?! Ответом был только приглушенный грохот и явно сдерживаемый стон боли. Хатаке обрушился на постель, зарывшись лицом в покрывало, вскочил и вновь метнулся к выходу: — Выпусти меня! Сука! Выпусти!! Он забарабанил кулаками по двери так, что шпон посыпался, не выдержав натиска. — Сука! Я тебе глотку выгрызу за то, что ты сидишь тут и глумишься, ебаная тварь!! Какаши с силой пнул дверь и двадцатый раз проклял себя за то, что не отобрал у Гарри куртку, стоило тому к ней прикоснуться. Теперь у него не было даже мобильного. «А если бы ОН сделал так, ты бы кончил?!» — Кровать над головой фотографа ходила ходуном. — Чтоб ты хуй себе отъебал!! — задрав голову, проорал Какаши и закашлялся. В горле саднило, будто он наглотался песка. — Сука... — прохрипел парень и отхлебнул из графина. Вино оказалось хересом. Приторно-сладким. Он лишь обжег саднившее горло, не утоляя жажды. Какаши огляделся в поисках ванной комнаты и, отыскав в стене неприметную дверку, выкрутил кран на полную, жадно припав к струе губами. Напившись, он умылся и огляделся. Окошко. Маленькое, узкое, поблескивало под потолком светом фонаря. Посмотрев по сторонам, он нашел пустую бельевую корзину, но, подставив ее, тут же прорвал крышку, проваливаясь внутрь. Матерясь, что сам же сломал единственный стул в комнате, он поволок в ванную комод, настороженно прислушиваясь к тишине, неожиданно воцарившейся наверху. Нет, судя по тому, как по потолку то и дело елозили ножки кровати, секс продолжался, но Дэй молчал. Какаши зажмурился, отгоняя тревогу и сосредотачиваясь на цели. Окно. Ему нужно было пролезть в это долбанное окно. Двадцать минут понадобилось парню на то, чтобы заволочь тяжеленный старинный комод в ванную комнату, высадить окно, уже понимая всю тщетность усилий, и попытаться каким-то образом все же пропихнуться в проем. Похоже, это окошко делали для побега кошки, но никак не восьмидесятикилограммового увальня. Потеряв цель, он сел на комод и прислушался. Тишина давила не хуже криков и слез. Зачем его заперли? Зачем его вообще попросили остаться? Чтобы он знал? Как за какой-то год Дэй мог так... Какаши соскочил с комода и вышел в комнату. Посмотрел на люстру, прислушался. Дэй запутался. Это видно хотя бы по тому, сколько он пьет... Хотя в этой реальности его трудно упрекнуть. Хатаке подошел к графину и сделал еще пару глотков. Хотелось текилы. Желательно, метр — и отключиться на денек. Еще позавчера все было в порядке. Какаши собирался сделать самую охуенную съемку в своей жизни, но появляется он, и, как всегда, жизнь встала с ног на голову. Дэй будто искажал реальность под себя, и Хатаке не мог сказать точно, какой из двух миров ему нравился больше... Ведь в той тоске по другу, в тех снах о снеге ему снился именно он, с его собственной раздерганной вселенной… Стоило им вновь встретиться — и все пошло прахом. Где Какаши сейчас и где мог бы быть? Спал бы рядом с красивой девчонкой... А теперь, кажется, он никогда больше не захочет ебаться. Парень бросил взгляд на потолок и врезал в дверь. Для проформы. Может, они уснули? После такого вообще спят? У Дэя вообще бывает нормальный секс?.. Какаши упал на покрывало и уставился в тяжелый бархатный полог. Тишина. Скрип половиц, шум воды. Почему такая хорошая слышимость? И какого хера ему так невыносимо тянуло спать? С трудом открыв глаза, он яростно уставился в полог. Ебучий херес.* * *
Какаши сидел на постели и тер лицо, когда дверь бесшумно отворилась, и в комнату, не дожидаясь приглашения, проскользнул Дэй. Почти прозрачный, облаченный в розовую пижаму, он проигнорировал устремленный на него удивленный взгляд и толкнул Хатаке обратно на постель. Не понимая, почему тот подчинился, Дэй аккуратно забрался следом и обнял, укладывая голову ему на грудь. Какаши смотрел на уже изученный вдоль и поперек полог. Волосы Дэя пахли скошенной травой. Более диссонансного аромата для подобной ситуации просто нельзя было придумать. Полежав так с минуту, Дэй улыбнулся и потянул Какаши за рукав футболки. — А помнишь, когда мы были маленькими и я оставался у тебя ночевать, мы тоже так спали? — Мы не спим. И я не помню, — машинально проговорил Хатаке. Конечно, он помнил. Но сейчас хотя бы один из них должен был притвориться, что это не так. — Это было еще до смерти твоих родителей... В грозу, или просто когда не мог уснуть... Какаши машинально провел рукой по волосам Дэя и стал накручивать шелковую прядь на палец. Дэй усмехнулся: — Да, ты делал так же. — Наверняка они были короче. — Гораздо короче... Проще. — Что? — Насколько тогда было проще. Жить. — Думаешь? — Ну да. Обидел кого-то, сказал «прости» — и все. А как теперь... заслужить прощение. Взгляд Хатаке на секунду остекленел. — Заслужить... прощение? Он сел. Дэю пришлось пододвинуться. Он перевернулся на живот и приподнялся на локтях, глядя на Какаши. — Его прощение?! — Хатаке не верил своим ушам. Дэйдара кивнул. — Тебе что там, в этой Японии, мозги промыли?! Дэй опустил глаза: — Ты просто его не знаешь, он не такой плохой, как кажется... — Что, бывало и хуже!? Истеричная шутка упала камнем. Парни замолчали. — Но... Я ведь действительно виноват. Я обидел его чувства... — Если кто-то плюет на твои так называемые чувства, ты бросаешь его, а не душишь. Какаши нервно дернул наглухо застегнутую пижаму за ворот, заставив расстегнуться пару верхних кнопок, выставляя тем самым синяки от пальцев напоказ. — Поверь, из того, что я слышал сегодня на приеме, из всего того хвастовства твоей славной задницей и из того, что я... Слышал, — Какаши дернул головой, — сейчас. Здесь, под вами. Я могу сделать вывод, что ни о каких чувствах нет и речи. Ты просто его собственность, как... Как эта ебанная халупа. Ты хочешь быть вещью? Это то, к чему ты стремишься? Как бы обмазаться клеем, обваляться в бриллиантах и быть красивым украшением очередного пустого ублюдка с деньгами? Дэйдара хмурился. — Я понимаю, что здесь, внутри, вся эта жизнь кажется тебе единственно верной — возможно. Может, ты считаешь, что так ты добьешься большего. Но однажды один из них запретит тебе сниматься. Эти упыри просто высосут твою душу. И останется то, что им нужно. Тупая, безвольная куколка. Дэй, ты почти идеален. Ты всего можешь добиться сам, без всяких... Блядь! Дэй! Иди вещи собирай!! Мы со всем справимся. Хатаке рывком встал и пошел к двери: — Где этот твой Алекс? Мне надо с ним поговорить. — Какаши! — Дэйдара поднялся следом. — Ты не понимаешь, там... деньги. — Ничего. Лучше я буду жрать раз в день, чем оставлю тебя с этой гнидой. Подхватив с кровати свою куртку, он зашагал прочь из комнаты, обернувшись в дверях: — Я сказал, иди вещи собирай! Где тебя потом искать? Дэй закусил губы: — Какаши... это... я... нет. — Что нет?! — вспыхнул парень вновь. — Боишься, что не проживешь без сумки на день месяца?! — Ты не понимаешь... — Не понимаю. И Мне плевать. Ты мне ближе брата! Я тебя здесь не оставлю! — рявкнул он и хлопнул дверью, оставив Дэя стоять одного среди разгромленной комнаты. — Как брат... — тихо повторил юноша и медленно поплелся следом.* * *
Дэй стоял перед зеркалом и выбирал шарф. На улице было довольно тепло, но синяки на его шее необходимо было закрыть. Что подумают люди... И будут правы. Дэйдара вздохнул и отбросил в сторону павлопосадский платок: — Никакого ляруса, — буркнул он себе под нос и вытянул из коробки тонкий шелковый жгут. Распустив его и встряхнув жатую ткань, он намотал шарф на шею и отступил на шаг от своего отражения. Удовлетворенно кивнув, юноша решил, что пришла пора сменить на что-то другое и пижамку, когда дверь распахнулась и в комнату вошел довольный Какаши. — Мы обо всем поговорили. Все просто. Он плюхнулся на кровать и, поманив Дэя пальцем, уставился в бумаги, которые принес с собой: — Эта распечатка — список всех побрякушек, что он тебе успел подарить. — Хатаке оторвал глаза от бумаг и посмотрел на друга: — Ты в них купаешься, что ли? Тут список, будто ювелирку строительным ковшом выгребали! Так вот. — Он снова уткнулся в свое чтиво. — Тут названия и их стоимость на момент покупки. Он хочет, чтобы ты все отдал. Говорит, что если есть что-то, что нравится особо, можешь оставить, но тогда надо возместить бабками. Какаши вскользь взглянул на Дэйдару. Тот смотрел в окно. Парень толкнул его в бок: — Давай! Сейчас соберем все — и поедем спокойно. Дэйдара молча поднялся и снял с руки браслет, бросая его на постель перед Хатаке. Открыл ящик трюмо, вытащил его и перевернул, высыпая содержимое на кровать. Отставил в сторону и все так же молча встал напротив друга. Тот кивнул: — Угу, уже неплохо. А остальное где? — А остального нет, — безразлично проговорил Дэйдара. Какаши нахмурился. Он с сомнением просмотрел без малого восемь листов списка, напечатанного мелким шрифтом, потом запустил руку в комок перепутанных цепей, браслетов и колец, пытаясь разворошить его. Посмотрел на Дэйдару: — Но здесь от силы треть... Где остальное? — Потерял, — отрезал Дэй и подошел к зеркалу, срывая с шеи шарф и бросая его на пол. — Ты ими что, в блинчики на речке играл?! Как можно потерять столько украшений?! Заметив, что Дэй молчит, Какаши поднялся: — Дэй. Он тронул парня за плечо, но тот скинул его руку и отвернулся. Хатаке видел, как друга сотрясает мелкая дрожь. — Дэй, слушай, мне ты можешь рассказать. — О-о-ох, прекрати это, ради всего святого! Просто проваливай и оставь меня здесь! Я их проторчал, понял?! А теперь катись к черту! Это не твои проблемы! Слышишь?! Я не твоя проблема! Он взмахнул руками и развернулся, глядя Какаши прямо в глаза: — Проваливай. Это ошибка — то, что мы встретились. Ошибка, что я позвонил тебе. Это все одна сплошная ошибка. — Идиот, — буркнул Хатаке и сел на постель. — Дай мне то писало в перьях, что валяется на столе, и иди сюда. Помоги сверить весь этот бесполезный хлам со списком.* * *
Светало. Какаши подогнал свой джип к парадному входу и принялся методично грузить в него бесчисленные пестрящие наклейками чемоданы и сумки. Впервые ему удалось под завязку забить поистине гигантский багажник своего авто, и теперь он запихивал оставшиеся сумки на заднее сидение. Парень был мрачен. Впрочем, любой был бы таким, если бы в семнадцать лет влез в долговую лямку, обещающую лишать львиной доли заработка в течение нескольких лет... Алекс был так мил, что даже не стал ломать им руки и ноги. Он просто вызвал нотариуса, и теперь грудь Хатаке из внутреннего кармана куртки прожигала расписка на несколько миллионов. Втиснув последнюю сумку, он захлопнул дверь и с чувством провел ладонью по глянцевой поверхности. Вскоре им придется расстаться. Какаши вздохнул и улыбнулся, оборачиваясь к остальным. Дэйдара выглядел счастливым, а провожать его проснулась вся прислуга, оставшаяся убирать после банкета. Табита, обливаясь слезами, умоляла его хорошо кушать, не забывать. Совала в руки мешок с пирожками и контейнер с гумбо. Сам Дэй тоже, казалось, был на пределе. Глаза и нос покраснели, губы плотно сжаты. Хатаке оглядел остальную прислугу и наткнулся взглядом на садовника. Тот как-то странно переминался с ноги на ногу и смотрел в землю. Какаши подошел к нему и протянул руку: — Пока, коротышка. Ладонь парня была горячей и потной. Он лишь кивнул в ответ, но так и не решился оторвать глаз от сапог фотографа. Машинально вытерев руку о джинсы, Хатаке подошел к Табите и, оттеснив Дэйдару, наклонился, крепко обнимая женщину: — Спасибо, что заботились о нем. Кухарка всхлипнула и похлопала Какаши по спине: — Будьте счастливы! Хатаке решил не вступать в дебаты, лишь хлопнул Дэя по плечу, кивком приглашая отправиться. С минуту они ехали молча. Дэйдара сморкался и вытирал глаза салфетками, а Какаши пытался подсчитать их совокупный месячный доход. Дэй шмыгнул носом: — Куда теперь? Где ты живешь? Автомобиль чуть мотнуло. Не стоит огорошивать выпившего, обторченного подростка подобными вопросами. — Где мы будем жить... — задумчиво проговорил Хатаке. — Об этом-то я и не подумал... — Что?! — Дэйдара резко развернулся к нему, роняя на колени салфетку. Какаши смотрел на хайвэй, простиравшийся на километры вперед и вталкивавшийся на горизонте в восходящий белый диск, слепивший настолько, что города не было видно. — Не волнуйся, — бесстрастно ответил он. — Мы справимся.