Когда Каллен вошла в Его покои, то подобных мыслей не было в её голове и в помине.
В помещении было холодно — Зеро не терпел жары, и мерное гудение кондиционеров всегда сопровождало его, где бы на флагманском корабле формации не появлялся лидер Ордена. Казуки догадывалась, что любовь к прохладе — это единственная черта, которую Лелуш Ви Британния привёз со своей родины. Имперский Принц не был имперцем от слова совсем. Но это лирика. Когда девушка зашла в личную каюту Зеро — сейчас уже и не упомнить с какой целью — она не имела абсолютно никаких мыслей о том, чтобы надеть на себя эту проклятую маску. Хозяин каюты, судя по звукам бегущей воды и какому-то странному и неразборчивому бубнежу, принимал душ. Его форма была аккуратно сложена на белом диване, а шлем, что стал настоящим символом восстания, лежал на этой стопке сверху. Чёрный металл, плавно изгибающийся и заостряющийся к верхушке, пуленепробиваемое стекло, с открываемыми пазами для использования Силы Короля, системами вентиляции и продвинутой визорной оптикой. Она валялась на диване, неосторожно, будто неряшливо отброшена. Чёрное Око лежало на боку, хищно сверкая в тусклом освещении, которое почти всегда поддерживал в своих покоях опальный принц. Алая Демоница могла поклясться — проклятый окуляр смотрел ей прямо в душу. Она нервно сглотнула и поправила воротник костюма пилота, явно ощущая некомфортный жар, несмотря на холод вокруг. Африканская кампания шла полным ходом, войска Ордена Чёрных Рыцарей, при полной поддержке ФОН, двигались через весь континент в сторону Кейптауна, где окопались основные силы под началом ещё одного Имперского Принца, все имена которых не помнил наверняка даже Лелуш, и ожидали нападения со стороны океана, но никак не из раскалённой пустыни. До начала операции оставалось в лучшем случае часов восемь, но… Медленные, осторожные, почти испуганные шаги застучали по дорогому паркету, который прямо кричал о том, что хозяин помещения в глубине души склонен к сибаритству. Пальцы в красных перчатках из полимеров касаются чёрного пластика. Сжимаются на гребнях и поднимают неожиданно тяжёлый предмет в воздух. Британка японского происхождения нервно прислушивается. Шум воды ровный, без рывков и стука воды обо что-то, кроме кафельного покрытия ванной. Выпуклое чёрное стекло безотрывно наблюдало за её метаниями. Каково это, носить эту маску? Какого это, скрывать под ней своё лицо? Какого это, быть Зеро? Какого смотреть на мир, через эту бесстрастную чёрную выпуклость? Красные перчатки падают на журнальный столик рядом с диваном. Кондиционеры работают — но жар нестерпимый. А пластик и стекло практически ледяные. Они охлаждают мягкую кожу женских пальцев, и холод этот, ледяной мороз, пробивает до самого нутра. В этой маске он пошёл против всего мира. В этой маске он превратил маленькую группу повстанцев в настоящую армию и создал третью сверхдержаву мира. В этой маске он убил собственную сестру, что скатилась в кровавое безумие под ударом его воли, развязал мировой конфликт и отдавал приказы об уничтожении городов. В этой маске он создал легенду о Зеро — равнодушном защитнике справедливости. Судье, который стоит выше всех систем обвинения и наказания. Вода в соседней комнате продолжала спокойно барабанить по кафелю. А если её надеть? От внезапной мысли девушка даже зажмурилась, до боли сжимая пальцы на остром выступе гребня. Никто ведь не узнает, правда? Синие глаза вновь открылись — и если бы Каллен могла видеть себя сейчас, то никогда бы не поверила, что они способны излучать такой фанатичный блеск. Она восхищалась Зеро — но иногда он пугал её. По настоящему, до дрожи в коленках и холодного пота. Этот плавный кусок тьмы в её руках не может быть обычным предметом. Не может просто маска давать такую силу. Такую волю. Демоница сама не заметила, как облизала верхнюю губу — и воровато осмотрелась по сторонам. Никого. Один только раз. Один единственный раз — и больше никогда. Трясущимися руками Каллен поднесла к голове растекающуюся в полумраке тёмную фигуру маски. Судорожно сглотнула, и сверкающими от возбуждения, страха и любопытства глазами посмотрела в темноту провала. Внутри не было ничего. Чернота была такой абсолютной, что казалось, если попробовать засунуть туда руку, то можно провалиться во мрак, как в кроличью нору. В каком-то смысле так оно и было. Медленно, очень медленно девушка начала подносить шлем к голове, будто страшась его. Но в один момент широко вдохнула — и резко, единым движением нырнула в него, придавливая алые волосы чёрным пластиком и металлом. Резко пахнуло какими-то неведомыми ягодами. Так пах одеколон или шампунь Зеро? Или он сам? Козуки сделала вдох — и активировалась система визоров, сразу подкрашивая всю комнату. Темнота отступила, заменяясь показателями доброго десятка датчиков и сенсоров. Сообщения, таблицы и элементы интерфейса оглушали из-за своего количества и наполненности самой разной информацией, запросами и данными. Температура, несколько спектров наблюдения, датчик движения, который сходил с ума по какой-то причине, сбитая акустика — всё это давило. Маска Зеро не была удобной. Она удушала. По настоящему удушала и давила, не давала сделать ни одного свободного вдоха. «Если ты не снимешь эту чёртову штуку прямо сейчас, то она прикончит тебя»,— настойчиво билась в голове мысль… но это так и не произошло. Ну конечно. Как может обычная маска убить, в самом деле? Дыхание вернулось в норму. Запах неизвестной ягоды перестал заползать под веки и раздражать глаза. Яркие таблички стали привычнее, информация начала сортироваться, и даже нейроинтерфейс будто начал слушаться её команд. С трудом и явными будущими мигренями, но куда охотнее, чем можно было ожидать от тонко настраиваемой на конкретного человека аппаратуры. Какие-то системы всё ещё плохо работали, как например всё тот же датчик движения и аудиосистема, но в целом… Демоница осмотрелась вокруг, старательно изучая покои своего руководителя в новом свете. Множество книг, на каждой из которых следы многократного изучения. Стеллаж, за которым скрывается арсенал. Закрытый проход в спальню и экстренный лифт в скрытый ангар с специальным кнайтмером для экстренного отступления. Лелуш был в своём параноидальном стиле. Лелуш. А как чувствует он себя, когда одевает эту маску? Так же его душат все эти данные, что проходят через неё? Вся та информация, что завязана на ней? Режет ли ему до слёз глаза интерфейс, хочется ли сдёрнуть с себя это проклятый металл только для того, чтобы вдохнуть что-то кроме тошнотворного запаха гниющих ягод? Тяжело ли быть Зеро? Тяжело ли не просто одевать этот шлем, а… А что? — Нравится быть мной? Каллен Козуки никогда не испытывала в своей жизни такого испуга. Она подпрыгнула бы на месте, если бы тонкие, аристократичные, почти арахнодактилийные пальцы не обхватили её шею, а обе руки и спина не оказались прижаты к мужскому торсу, пахнущему всё той же, чёрт бы её побрал, непонятной ягодой. Трясущиеся от испуга кисти сами вцепились в ткань чуть влажной белой рубашки, что была на подкравшемся к девушке со спины молодом мужчине. Проклятый датчик движения! Он наверняка вывел его из строя специально, чтоб его! Специально, чтобы вот так…! — Я задал тебе вопрос, Каллен. Отвечай, — голос тихий, спокойный, но какой-то… насмешливый? Он веселится? Или это не насмешка? Сложно было разобрать тончайшие оттенки интонаций из-за так же барахлящей акустики шлема. Но в любом случае, Лелуш, шествие Легиона демонов ему в зад, Ви Британния над ней потешался! — Да какого чёр… — Отвечай. А вот этот голос, холодный, чёткий, командный — он уже принадлежал Зеро. И ослушаться его девушка не могла и при всём своём желании. — Душно. Неприятно, — слова будто сами находили путь по языку прямо из разума, всплывая чёткими и удивительно правильными ассоциациями, — Тяжело. Минута молчания. Напряжённого, густого, как смола. Не менее удушающего, чем аромат этих ядовитых ягод. Пальцы на её шее мелко подрагивали. — Эта маска… она давит. — Это просто кусок металла, стекла и электроники, который не имеет никакого значения, — слышит она в ответ тихое, вкрадчивое предложение, которое практически сочится чем-то болезненным, рваным, непонятным — и понимает лишь тогда. Носить маску — это не тяжело. Это чудовищно. Ведь под бесстрастной поверхностью есть живое лицо, которое может выражать эмоции. Может испытывать боль. Под слоем металла, пластика и керамики — живая плоть, живого человека. Что чувствовал Лелуш, когда отправлял людей на смерть? Что чувствовал, когда по его приказу стирались города? Что чувствовал, когда выстрелил в собственную сестру, которую свёл с ума своей проклятой силой? Что чувствовал, когда благими намерениями он прокладывал дорогу на тот свет миллионам людей — напрямую и косвенно? Духоту, сдавленность, резь в глазах и острый ягодный запах. Она убивала и сама, знала, что это такое. Но всегда это было в бою, когда или ты, или тебя, когда враг может поднять против тебя оружие, когда ты сам можешь умереть. Но это — совсем другое. — Снимай к чертям, — слышит Стандтфилд и не смеет ослушаться. Пальцы на шее разжимаются — и она нажимает на кнопку в основании обхватывающей шею конструкции. Интерфейс отключается — и шлем с неё практически сдёргивают, в тот же миг отправляя куда-то на пол, но развернуться не позволяют. Каллен ощущает дыхание на своих волосах и этот проклятый всеми богами ягодный запах. Опальный Имперский Принц в ярости. В холодной, тяжёлой, подобной нависшему айсбергу на вершине горы, который готов сойти лавиной вниз от любого неосторожного движения. И она рискует сделать его — медленно, очень медленно поворачивает голову в сторону мужчины, стараясь взглядом синих глаз найти прикрытые волосами глаза британнца. Находит. Взгляд холодный, понастоящему аристократичный — Козуки содрогается от мысли, что именно так смотрит на своих подданных через десятки миллионов экранов Чарльз Зи Британния — даже без Гиасса пробивается прямо в глубины сознания японки и пробирает до костей. — Понравилось, что почувствовала? — слова сочились сарказмом и насмешкой, но Каллен видела, что юноше совсем не до смеха. — Нет, — отвечает она честно, и видит по чуть расширившимся глазам, что это был правильный ответ, — абсолютно нет. Я не понимаю, как ты можешь носить её часами. Как тебе хватает воли делать всё то, что ты делаешь, даже веря в то, что это для всеобщего блага? — К этому привыкаешь, — лишь пожимает Лелуш плечами. К этому невозможно привыкнуть. Но кто-то должен. Демоница встряхивает головой. Может ли она это принять? Чёртов ягодный запах пропитал, как казалось, уже всё вокруг, но без вызывающего клаустрофобию шлема он не был неприятным. Скорее, даже наоборот. Девушка всё ещё была прижата спиной к кронпринцу — и если на ней был костюм пилота, то юноша был лишь в широкой рубашке и спортивных штанах. Полумрак уже не угнетал, зрение Каллен привыкло окончательно, но на такие мелочи никто внимания не обращал. Тишина обволакивала. Не хотелось ни спрашивать, не отвечать. — Я не хочу, чтобы ты становилась Зеро, — разрезал эту успокаивающую вату голос Принца, — ты нужна мне и моим планам такой, какая ты сейчас. Каллен Козуки — незаменимая фигура. — Как и я не хочу этого для тебя, — ответила ему Алая Демоница через несколько секунд, в первый, но далеко не в последний раз задумываясь, насколько комфортно в этих точных, плавных, аристократичных руках. — Пусть Зеро остаётся в этой маске. Не позволяй ему стать Лелушем. Не позволяй маске стать тобой. И вновь — тишина. Которую нарушила последняя фраза, сказанная немного ехидным, саркастичным, но таким живым, и от того прекрасным, тоном. — Как пожелает моя Королева.***
— И как мне это понимать, Лелуш? Ярко горел свет. В дверном проёме ванной стояла фигура женщины, завёрнутая в белоснежный халат. Она с лёгкой, чуть насмешливой улыбкой смотрела на мужчину в чёрном одеянии, который задумчиво покручивал на руке странного вида шлем. Вода капала на пол с длинных зелёных волос, и золотые глаза сверкали ехидством, весельем и странным удовлетворением. Кто-то мог бы принять эти слова за проявление ревности — но сидящий знал, что это не в духе древней ведьмы. — Как хочешь, так и понимай, — не менее ехидно ответил тот, сверкая фиолетовыми очами и растягивая губы в широкую, чуть ироничную улыбку. Зеленоволосая лишь покачала головой, отрываясь от стены и двигаясь в сторону мужчины. — Бойся своих слов. Есть у тебя ещё эта странная ягода… жимолость, кажется, да?В конце концов, даже она, со своим огромным жизненным опытом, не смогла устоять перед соблазном примерить этот проклятый шлем.