Так бесконечна морская гладь...

Парус снова порвался, а ведь Станнис заштопал его только вчера. Или это было неделю назад? Или он только подумал, что надо его починить, однако не взялся за иглу? Так или иначе, но в парусе зияла длинная прореха, через которую просачивался туман. Если поднимется ветер, парусину наверняка порвет пополам, и можно будет забыть о возвращении. Станнис уже не помнил, когда последний раз дул ветер (а дул ли вообще?), но парус исправно чинил. Лодка плыла по теченью, не то унося его все дальше в море, не то двигаясь вдоль берега. Просыпаясь по утрам, Станнис вглядывался в горизонт, надеясь, что вот-вот проступит очертание берега. Каждый раз его ждало разочарование: ни берега, ни самого горизонта — лишь белый, похожий на густое молоко туман. Порой Станнису казалось, что еще чуть-чуть — и он захлебнется, но туман проскальзывал мимо, перетекал рваными клочьями, словно махал рукой, а Станнис судорожно кашлял, не веря, что все еще дышит. Итак, утро начиналось с паруса. Хотя утро ли? Свет сквозь туман едва пробивался и был серым и тусклым. Станнис не понимал, когда темнеет, а когда светлеет. Должно быть, ночь наступала, едва он засыпал. Он много спал, а что еще делать на пустой лодке посреди моря? Например, заштопать парус. Станнис снял парусину, достал толстую иглу и аккуратно, мелкими стежками принялся стягивать края прорехи. Он шил медленно, прочно, чтобы в этот раз нити не порвались. Ткань не обтрепалась, будто порвалась впервые и ее ни разу не зашивали. А может, и правда не зашивали? Станнис уколол палец и зашипел сквозь зубы. Он столько раз это делал, а до сих пор не научился обращаться с иглой. Станнис посмотрел на свои бледные окоченевшие пальцы — они привыкли держать меч, а не иглу. На ткань капнула крохотная капля крови. Одна-единственная на белом (даже слишком белом для такого долгого путешествия) полотне. Станнис ошибся, он не чинил раньше парус. Или, может быть, чинил, но не этот и не сейчас. Станнис вернул парус на мачту. Он ужасно устал и проголодался, пора было пообедать. Точнее, позавтракать — он ведь только проснулся. У него осталась фляга воды и небольшой мешок еды — достаточно, во время осады было хуже. Станнис сделал несколько глотков, достал из мешка луковицу и соленую треску. Совсем, как тогда, непроизвольно пронеслось в голове. Он устроился, привалившись спиной к борту лодки, и вгрызся в луковицу. Рот моментально наполнился слюной. Из глаз покатились слезы. Станнис утерся рукавом и откусил еще раз. За бортом облако тумана расщепилось, став похожим на ладонь с укороченными пальцами. Станнис прикрыл глаза. Как бы ему хотелось сейчас коснуться этой руки — настоящей, теплой. Он помнил ее в мельчайших подробностях. Помнил бледные рубцы в том месте, где прошелся мясницкий тесак. Помнил мозолистую ладонь. Помнил, как касался губами сухой обветренной кожи. Запах лука и соленой рыбы только усилил воспоминания. Станнис словно снова оказался в маленькой комнате у горящего очага, укутанный медвежьей шкурой, прижимающийся к горячему телу. Быстрые неумелые поцелуи сменялись тихими стонами. Станнис впервые с кем-то делил ложе. Наверное, с самым неподходящим для него человеком — контрабандистом, спасшим ему жизнь. Однако в тот момент для Станниса не было никого ближе и желаннее. Как, впрочем, и всю оставшуюся жизнь. Может быть, сказалось выпитое вино, а может, его опьянила победа, но в ту ночь Станнис позволял Давосу намного больше, чем в последующие годы. По правде сказать — все, что тот пожелает. Все, что они оба пожелают. Позволять языку скользить по коже даже в тех местах, о которых и подумать стыдно. Самому вставать на колени и послушно открывать рот. Раздвигать ноги, впуская в себя. А потом долго лежать в тишине в объятиях друг друга, вдыхая запах пота, плохого вина и соленого моря. Станнис открыл глаза, по щекам все еще текли слезы. Он поднялся и проковылял с кормы на нос. Нога едва слушалась. Сухожилье, вспомнил он. Неприятно, но не смертельно. Могло быть и хуже. Могло — или было? Мысль быстро пропала. Станнис не хотел думать о войне. У него еще будет время, когда он вернется. Сейчас ему выпала небольшая передышка, и можно забыть о сражениях и поражениях. Станнис достал одеяло. Или это плащ? По старой изношенной тряпке трудно сказать, чем она была. Удивительно, как она сохранила цвет — темно-зеленый, напоминающий морские водоросли. У Давоса был такой плащ, но это, конечно, не он. Давос сейчас далеко. Давоса больше нет. Станнис отправил его на переговоры с лордом Мандерли, и тот его казнил. Станнис помотал головой. Что за бред? Он послал Давоса на Стену за подкреплением. Правильно сделал, потому что его армия потерпела поражение. Проклятые Карстарки, предавшие в последний момент. Станнису чудом удалось выжить и найти лодку. Сначала он плыл по мелкой речушке, но потом его вынесло в море. Нет, наверное, в большую реку. Хотя за то время, что он провел в пути, можно было добраться до Королевской Гавани. Или нет? Он ведь только вчера сбежал с поля боя. Лодка качнулась. Станнис поднял глаза к горизонту. Может быть, наконец покажется берег? Нет — снова лишь туман. О чем он думал? О том, что Давос погиб. Но Давос не погиб, он проплыл под цепью проклятого карлика и вернулся к нему. Станнис плотнее завернулся в плащ и сел на палубу. Ему было холодно, но нет настолько, как тогда. Словно он лишился всей крови разом, словно из легких вышел весь воздух, словно сердце вырвали из груди. Он спускался в недра Драконьего Камня вслед за Мелисандрой, туда, где горел огонь скалы, но ни подземные источники, ни податливое тело Мелисандры не могли его согреть. Он помнил, как брал ее снова и снова: зло, жестоко, нежно, безразлично. Каждый раз она выгибалась под ним, стонала, будто он доставлял ей неземное блаженство (Станнис в это не верил), сильнее обхватывала его ногами и подавалась навстречу. Станнис чувствовал лишь холод. Влажный туман коснулся его кожи, словно погладил по щеке. Станнис вздрогнул. Тишина вокруг начинала пугать: ни шума волн, ни пения птиц, ни воя ветра. Неужели он так далеко отошел от берега? Тогда где волны? В море ведь должны быть волны? Станнис вслушался — ничего, даже собственного дыхания не слышно. Разве что где-то далеко едва различимо звучали слова. «Выполняй свой долг». Станнис скорее знал, чем услышал. Хотя, наверное, ему просто показалось. Ведь как могли слова быть сказаны его голосом, если он молчал? Станнис тяжело опустился на палубу; как же хочется спать. Он так устал за этот день (за всю жизнь). Неужели день уже закончился? Должно быть, раз его клонит в сон. Внезапно Станнис вспомнил, что еды осталось совсем мало и надо экономить, а потому он ляжет спать без ужина, как тогда. Это даже хорошо, ведь тогда его спас Давос, значит, и в этот раз спасет. Станнис закрыл глаза. Все что ему сейчас было нужно — это немного покоя. А завтра он сядет на весла и сам вывезет себя из тумана.

***

Парус опять порвался. Станнис был уверен, что чинил его вчера, но старых ниток на ткани не осталось. Да и как такое могло быть, если он только вчера сел в эту лодку, спасаясь с поля боя. Станнис взялся за иглу. Надо заштопать парус, а потом осмотреться.