Зелёный бамбуковый лес

Скромные, застенчивые лучи яркого летнего солнца, повисшего над бамбуковой чащей, пробивались вглубь зарослей, радуя землю своим скудным теплом. Устремлённые ввысь поближе к свету зелёные макушки, покачиваясь на ветру, шелестом заглушали птичий гам. Петляющая между деревьями тропинка, впрочем, как и вся лесная почва, была устлана сухими, побуревшими бамбуковыми листьями. — Уходи! Скорее! — сквозь голоса леса послышался крик мужчины, прятавшего жену за своей спиной, — спаси сына! Женщина, прижимая к груди своего младенца, медленными шагами пятилась назад, отстраняясь от мужа. Из её глаз градом катились слёзы. "Нашему сыну не повезло — он родился в моей семье. Семье простого крестьянина. Неделю назад подошёл срок выплачивать долг за взятый в прошлом году у хозяина рис. Но мне нечем отдавать. Его самураи ведут на нас" охоту". За моё неповиновение нашему господину приходится расплачиваться жене и сыну. Моя жизнь мне не принадлежит. Но судьба сына для меня важнее собственной. Он ни в чём не виноват. Пытаясь его уберечь, мы укрылись в лесу. Но нас нашли. Теперь нам некуда бежать. Я остановился. Прячу жену за своей спиной. Кричу ей: — Уходи! Скорее! Спаси сына! Надеюсь, что смогу хотя бы задержать людей нашего господина, чтоб жена смогла скрыться в чаще. Оборачиваюсь к ней, чтоб в последний раз взглянуть в её зелёные глаза, что сейчас полны боли, печали и слёз. Наш сын очень похож на неё. Прощаюсь и с ним. Моя жена замешкалась. Понимаю. Не хочет со мной расставаться, но ведь смерть — это ещё не конец! В начале нового пути мы обязательно с ней встретимся! Вновь... Её промедления меня начинают раздражать. Я резко обернулся и, махнув рукой в сторону зарослей, прорычал несвоим голосом: — Пошла прочь! " "Словно гром среди ясного неба, оглушающе прозвучали слова мужа. Медленно отстраняюсь от него. Онемевшими губами пытаюсь что-то сказать. Но не могу произнести ни слова — боль комом застряла в горле. Прикрываю рот ладонью. Чувствую, как по щекам бегут ручейки слёз. Я боюсь за него. Боюсь потерять навсегда. — Беги... — смягчил он тон. Прощается... Я заглянула в его глаза. Последний раз вижу их живыми... Прижимая крепче сына, я обернулась к мужу спиной. Не останавливаясь и не оглядываясь назад, бегу в самой чаще леса. Острые листья больно царапают мне щеки. Стволы бамбуковых деревьев, мелькая перед глазами, то и дело норовят столкнуть с ног. Не чувствуя земли под ногами, я бегу из последних сил. Но они покинули меня и, запнувшись, я упала на землю. Пытаюсь встать, поднявшись на колени. Где-то вдалеке мне послышались голоса. Моего мужа уже нет в живых... Самураи убили его. Теперь они преследуют и нас. Бежать дальше бессмысленно и нет больше сил прятаться. Выстилаю на земле мягкую "перинку" из листьев. Осторожно укладываю на неё свой драгоценный свёрток. — Прости, сынок... — говорю сыну, задыхаясь от страха и слёз. — Тебя найдут добрые люди. Ты будешь жить. Это единственный способ спасти тебя. —Целую в последний раз своего ребёнка и сверху прикрываю его зелёными ветками. Прощай... Я оставила сына в лесу. Слёзы застилают мне глаза. Иду наугад, не видя тропы. Вдруг сталкиваюсь с кем-то. Поняла... Жди меня, мы скоро встретимся... Люди нашего господина не пожалеют никого: ни женщин, ни детей. Они схватили меня за волосы и толкнули на землю. Наставили на меня клинок. — Ты ответишь за грехи мужа! Я уже готова умереть. Но только бы не нашли сына. Молча молюсь. " — Только молчи, только молчи, — молила она сына, сложа руки на груди, чтоб тот плачем не выдал себя, — только мол... — но холодная сталь пронзила материнское сердце, оставив малыша сиротой. Вечерело. В густой чаще и без того редкие лучики вовсе исчезли, отступая перед натиском вечернего тумана, охлаждающего землю. В лесу становилось ощутимо прохладно и неизвестно, как бы сложилась судьба мальчика, если б не проходивший здесь в это время отряд Онивабан. — Окашира! — обратился седовласый мужчина к своему командиру, — кажется, я слышал детский плач. — Ты, видать, совсем стар стал! — смеясь, съязвил молодой командир, — крики птиц от детских не отличаешь! "Командир мне не поверил... Прислушиваясь, иду на плач. Отойдя метров сто от тропы, вижу кучку из бамбуковых веток. Опускаюсь перед ней на колено и осторожно раскидываю ветки. Я застыл от увиденного. Не верю своим глазам. Что я вижу! На сухих листьях лежит карапуз и размахивает в разные стороны руками и ногами. Что есть мочи плачет. Завидев меня он успокоился, протягивая ко мне свои ручки. " — Ему от роду не больше полугода... — подняв перед собой ребёнка, проговорил седовласый мужчина. — Ты же понимаешь, что мы не можем взять его с собой,— подошедший окашира, положив руку на плечо товарища, строго намекнул на то, что младенца следует оставить. —Но и бросить его в лесу мы тоже не можем,— не колебаясь в своем решении, отчеканил Окина. — Хорошо. Тогда вся ответственность за него ляжет на твои плечи! —Как же твоё имя?! — спросил Окина, глядя на улыбающегося мальчика, — только теперь мы этого уже не узнаем. Никогда... — с сожалением выдохнул он, — ну, ничего. Нашли мы тебя здесь, в лесу, значит так и назовём — Аоши (Зелёный бамбуковый лес). Улыбаясь, малыш протянул к старику свои маленькие ручки и ухватил его за седую бороду. — Улыбаешься, — засмеялся Окина, пытаясь вырвать седые пряди из цепких детских ручонок, — вижу, имя тебе понравилось. — Знакомтесь, это Аоши, —представил Окина мальчика онивабановцам, выйдя на тропу. — Добро пожаловать в Онивабан, маленький воин! — поприветствовали его в ответ. Время быстротечно — много воды утекло с тех пор. Минуло уже пятнадцать лет и маленький мальчик превратился в юношу. Окина не ошибся — Аоши вырос сильным, умным и талантливым воином. — Окина, — обратился юный окашира к своему наставнику, — зачем ты мне всё это рассказываешь? И зачем мне знать об этих людях? — Это было лето 1853 года... —Да, я знаю. — перебил Окину юноша, —Это год моего рождения. —Так вот, —продолжил далее мужчина, — Теперь ты уже взрослый и как наш новый окашира ты должен всё знать не только о своих людях, но и о себе. Пришло время узнать правду. "Эти люди", как ты осмелился выразиться — твои настоящие родители. Аоши не успел даже опомнится от такой новости и подробнее обо всём разузнать у своего учителя, как тут же к нему подбежала маленькая, шустрая девочка лет пяти. — Аоши, Аоши! — пролепетала высоким детским голоском та, прыгая вокруг него и дергая за рукав, — я наигралась с Ханньей, Бешими, Хёттоко и Шикиджо! Я хочу бумажного журавлика! —Хорошо. — не сопротивляясь её просьбе, ответил юноша, взяв девочку за руку, — пойдём, Мисао.