Привет Андрей

      Ночь уже вступила в свои права и окутала город легкой белесой дымкой. Из окна было видно, что на улице необычайно светло для этого времени суток — особенности северных городов. Знаменитые белые ночи Петербурга, длящиеся три дня в июле, впрочем, жители еще более северных городов вечно разрушали романтику этого образа, доводя до сведения, что уж у них-то ночи куда белее, а в культурной столице страны этот феномен так, пустячок.       Но кто бы что ни говорил, а определенную атмосферу это создавало. Легкая щепотка романтики, грамм загадочности, фунт невесомости и полкило… беспечности? Да, именно такое настроение было у Лунева: голкипер Зенита лежал на диване, лениво почитывая потрепанный роман, который когда-то давно начал, да так и оставил пылиться несколько месяцев назад. Времени все не хватало, тренировки, игры, необходимость доиграть сезон достойно, еще и сборная. А тут наконец долгожданный перерыв, можно отдохнуть немного. Вот забытая книжка и пригодилась.       Балкон был открыт нараспашку, с улицы дул приятный ветерок с морским запахом, который временами окутывает весь Васильевский остров. Периодически к бризу примешивался легкий запах цветов — за окном приятно зеленели клумбы, цветы, деревья и, как ни странно, смешение ароматов вовсе не создавало неприятную какофонию для обоняния. Наоборот, все веяло гармонией и уютом. Ничто не нарушало покоя, даже соседи, имеющие свойство мешать в самые не подходящие моменты будто исчезли. Впрочем, возможно так и было. Лето как-никак, быть может улетели отдыхать.       Лунев тоже думал смотаться куда-нибудь. Развеяться. Но в последний момент ему захотелось остаться в Петербурге. Он так много времени отдает работе, что порой кажется не успевает жить и совсем не узнает свой город. Когда он в последний раз видел разводящиеся мосты? А видел ли? Он уже и не помнил. Надо бы выбраться, посмотреть разок. Прочувствовать теперь уже родной город. А Мальдивы, Сейшелы, Дубаи, они подождут. Времени еще полно. Конечно, не очень здорово, когда остаешься один — ведь друзья и коллеги его приступа патриотизма не оценили и уехали за границу — но Андрей знал, что кто-то уж наверняка остался в Санкт-Петербурге.       Как ни странно, а этот кто-то не заставил себя ждать. Тишину ночных улиц нарушил чей-то громкий крик. Слегка пьяный, если судить по интонации. Явление было нередкое, Андрей даже сперва не обратил внимания. Как говорится, в Питере — пить. А день недели не играет роли, тем более лето, настроение загулять бурлит в венах каждого.       Но затем крик повторился, и Лунев услышал обрывки звуков, которые отдаленно напоминали его имя. На мгновенье мужчина нахмурился, но вот морщинка, пролегшая меж бровями, разгладилась, и Андрей вновь сфокусировался на печатных страницах. Однако загулявший на ночь человек и не прекращал орать: вопль повторился еще раз, два, три… Да и набор звуков все отчетливее напоминал петербуржцу его имя. Затем выкрикиваемая фраза приобрела иную тональность и кажется стала длиннее. Кажется ночной посетитель их двора решил устроить концерт не по заявкам. Это уже никуда не лезет. Отложив многострадальный роман, Андрей поднялся и лениво, но слегка недовольно направился на балкон, чтобы узнать, кто же этот пропойца.       Сказать, что Лунев обалдел, значит ничего не сказать. Он жил на седьмом этаже, а потому лицо человечка внизу было вполне узнаваемо. Им оказался Далер собственной персоной. Говорил же сам себе Андрей, что кто-то да остался в Питере из его коллег. Остался. Студентишка его остался. Который уже нашарил взглядом Лунева, ведь Кузяев прекрасно знал, где находится его балкон.       — О… — парень будто удивленно воззрился на вратаря Зенита и кашлянул, явно пытаясь побороть зевоту и желание икнуть одновременно. Собравшись с мыслями, а также с силами, Далер сделал глубокий вдох и двумя длинными выдохами неуклюже пропел, — Приве-ет Андре-ей!       А сам Андрей от шока чуть челюсть не уронил себе под ноги, ибо удивляться тут было чему. Во-первых, явно слегка пьяный Далер. Нет, даже не слегка. В своем уме он никогда бы этого не сделал. Во-вторых, Далер под его окнами. В-третьих, Кузяев еще и серенаду решил ему спеть под ночь. Не самую удачную, конечно, да и голос слабоват, все же татарин не оперный певец, но… И Лунев даже посчитал бы все это милым, если бы не соседи, которые тоже потихоньку начали просыпаться и стягиваться к окнам, и опять же, не самый удачный репертуар, тем более исполненный в нетрезвом виде.       А Далер тем временем, не получив ответа, решил, что Лунев его быть может просто не услышал. Подсобравшись, Кузяев вновь крикнул, на этот раз еще сильнее напрягая связки:       — Приве-ет Андре-ей!       И хотел бы Лунев ему ответить, чтобы тот прекратил, но его опередили:       — Да привет-привет, обнимать я тебя не буду, так что иди-ка домой, — юморной сосед на два этажа выше и на пару квартир влево посмеялся, припоминая следующую строчку припева. Но Далера такой ответ не устроил.       — Ты не Андрей!       А сам Андрей спохватился, что если ничего не сделает, Кузяев перебудит весь дом, а учитывая, что в этом городе они оба лица небезызвестные, проблем потом не оберешься. Прежде чем полузащитник успеет в третий раз его позвать, мужчина рванул к двери и, даже не дожидаясь лифта, побежал по ступенькам, перескакивая через две, а то и три иногда. И все равно он немного не успел, потому что проносясь через пролеты, он услышал еще одно надорванное, уставшее, но все еще полное энтузиазма:       — ПРИВЕ-ЕТ АНДРЕ-ЕЙ!       Первый этаж, и вот уже дверь, которая без чертовой кнопки открываться не хочет. Казалось, Андрей так торопился и боялся, что он мог ее спокойно выбить, хоть и была он из железа. Наспех разобравшись, Лунев выскочил во двор и устремился к Далеру, сразу заключая в объятия и, что важнее, наклоняя голову парня, чтобы лицом он уткнулся ему в плечо: ведь узнают же его.       Фокус Лунева собравшиеся редкие зрители оценили, и кто-то в шутку — кажется та самая тезка — пропел строки припева еще разок. Но потом все-таки соизволил уйти. А может и нет, вратарь как-то не проверял, у него были проблемы понасущнее, и они повисли на его плече.       — Привет, Андрей, — почти не попадая в ноты, уже тихо пропел Кузяев, с трудом поднимая голову и глядя на Лунева.       — Да здарова, чувак, ты чего… — мужчина взглянул на друга, прикидывая, насколько все плохо, — Расскажи-ка мне, как тебя в бар занесло?       Говоря это, он перехватил Далера за пояс, а руку перекинул через плечо и потащил друга в подъезд. Далер шел вполне бодро и даже почти не шатко, даже не сказать по походке, что он тут на всю Ивановскую Аллегрову распевал.       — Что?.. С чего ты взял, что я… а! — они остановились в ожидании лифта, и парень слегка закашлялся. Во рту сильно пересохло после импровизированного пения, — Одногруппники потащили, мы отмечали завершение практики, — видимо все силы он потратил на то, чтобы эта фраза вышла максимально стройной и адекватной, между прочим, успешно, и потому после замолк, накапливая силы на очередной рейд слов.       — Ясно, — Андрей закатил глаза и зашел в лифт. Тот быстро поднял их на нужный этаж, — Сказал бы, что ты с алкоголем на Вы, что у тебя работа не позволяет, будто твои друзья не знают этого.       На самом деле Андрей ворчал больше из легкой вредности, нежели он злился или еще что. Ему на самом деле было бы очень интересно самому как-нибудь напоить Далера, чтобы тот больше раскрепостился в постели, но в этот раз количество алкоголя для нужной кондиции было преувеличено, поэтому о своих влажных фантазиях Лунев мог забыть на этот вечер уж точно.       А Далер, видимо, думал о своих влажных фантазиях или же и впрямь вымотался после того, как хорошенько надорвал себе горло, Потому что когда Андрей заносил его домой и закрывал дверь, парень привалился к нему всем телом, выражая желание лечь на горизонтальную поверхность и отдыхать. Отток адреналина в крови свое дело сделал, и теперь настала стадия «вроде не мертвый, но и не живой».       — Андрей, я пить хочу, — хрипло прошептал на ухо Луневу Кузяев. От этого слабого голоса волосы на шее встали дыбом.       — Сейчас, мы тебя отнесем в кровать, и я принесу тебе воды, — кашлянув, чтобы самого себя отвлечь от неправильных мыслей, мужчина разобрался с замком и, усадив Далера на тумбочку, стянул с него кроссовки и легкую ветровку.       Когда эта часть была завершена, Андрей практически взял Далера на руки и понес к себе в спальню, где аккуратно уложил парня на покрывало. Тот, действительно внезапно утративший всю энергию, лежал, особо не двигаясь. Только сонные глаза еле моргали, держа сознание в клетке бодрствования.       Лунев осторожно погладил по голове Кузяева и передал ему стакан, что стоял на прикроватной тумбочке. Воды там было всего ничего, но хоть что-то.       — Выпей пока, я сейчас еще принесу, — и он мигом исчез на кухню, где достал припасенные на всякий случай спортивные бутылки с водой.       Вернувшись в спальню, он увидел, что стакан его вернулся на законное место, а татарин, нагло занявший его кровать, перевернулся на бок и свернулся в клубок у краешка.       — Ты чего, Далер? — открыв ему бутылку, Лунев протянул ее парню, — Сдвинься к центру, еще упадешь.       Что-то невнятно пробормотав, Кузяев встал и принял бутылку, вместе с этим немного перемещаясь по кровати. Запрокинув голову, он пил жадными глотками, словно пробежал пустыне Сахара, ну или отыграл полноценный матч против Спартака.Вода исчезала прямо на глазах, и вскоре бутылка была опустошена. Вытерев губы тыльной стороной руки — Андрею сразу захотелось остановить парня и сделать это самому, но он не стал, — Далер зевнул и устало, уже более трезво посмотрел на Лунева.       — Спасибо, — и рухнул на кровать, зарываясь в подушки и вслепую пытаясь скользнуть под простыню и одеяло.       — Да погоди ты, одежду хоть сними, — забрав пустую бутылку и поставив ее к стакану на тумбе, Андрей перевернул Далера на спину и стянул с него футболку.       Сопротивления не было от слова совсем. Но и помощи тоже: Кузяев просто лежал, пока Лунев его раздевал. и если поднять руки ему еще удалось, то приподнимать бедра уже было выше его сил. Когда с последними было закончено и Андрей все сложил на спинку стула, татарин уже забрался под одеяло, закутываясь в него с головой, несмотря на теплую температуру как внутри, так и снаружи.       — Ну все, давай теперь пойдем спа… — заметив, что Кузяев уже сопит в обе дырочки, беспечно, как младенец, будто это не он устроил ночной концерт, Андрей глупо улыбнулся. Ну и ребенок же ему попался. А впрочем, Лунев никогда не жаловался и ни за что не подумал бы променять его на кого-то или что-то еще.       Мужчина сходил за таблетками для Далера — наверняка ведь утром к нему с фанфарами нагрянет мигрень — взял пару бутылок воды, выключил везде свет. Еще пару минут Андрей смотрел на спящего татарина, а затем разделся и нырнул под одеяла, стараясь осторожно, чтобы не разбудить, слегка подвинуть парня, чтобы и ему место нашлось. Хотя этого-то сейчас и пушкой не разбудишь. Разместившись рядышком, он прижал к себе парня, напоследок потрепав по голове и чмокнув в макушку:       — Доброй ночи.

***

      Когда Андрей проснулся, за окном уже вовсю светило солнце: оно проникало своими лучами в комнату, красиво оседало на станах, изголовье кровати и плечах Далера, что лежал рядом в полуобъятиях. Лунев посмотрел на парня, лаская взглядом выступающие части тела, но будить Кузяева и не думал: тому и так будет несладко, когда он проснется, так зачем еще и будить. Зная, что его прилежный студент редко позволяет себе алкоголь, мужчина мысленно порадовался, что додумался накануне заранее подготовить обезбол и воду.       Долго ждать не пришлось, и через несколько минут любования Лунев увидел, как на безмятежном лице появилась первый признак пробуждения. Им стала складка меж бровей, когда парень нахмурился. Организм, как растение, тоже согретый солнцем, пробудился и начал трубить тревогу и наказывать за веселую ночку. После нескольких попыток открыть глаза, Далер все же смог это сделать и вместе с этим болезненно застонал. Едва разлепив пересохшие губы, он тихо кашлянул и сфокусировал взгляд на Андрее, когда понял, что слишком уж тепло для обычно одинокой его кровати. Удивление быстро поползло по его лицу да так и остановилось, когда лоб прошило мигренью.       — Андрей?.. — Далер удивительным образом сочетал удивление, бледность, гримасу боли и миловидность, что вызывало умиление и желание опекать его, как ребенка.       — Доброе утро, — бодро отозвался Лунев, мягко потрепав по голове Кузяева. Убрав руку, он наконец сел на кровати и передал юноше бутылку с таблетками, — Можешь не говорить, я вижу, что ты не очень себя чувствуешь.       Далеру понадобилась минута, чтобы расправиться с таблетками, и теперь он тихонько осматривался, узнавая в убранстве интерьер квартиры Андрея. Не первый раз ведь здесь, совсем не первый. Однако вставал вопрос, как он тут оказался, если прошлой ночью он был со своими однокурсниками.       — А как я… — хавбэк не договорил, так как в горле вновь пересохло, тем более оно болело нещадно, и он присосался к бутылке, иссушая ее до конца. Голова уже меньше болела, а обезвоженный организм не так сильно возмущался.       — А что ты помнишь? — участливо спросил Андрей, забирая бутылку и ласково очерчивая профиль лица парня свободной рукой.       — Мы… — он немного замешкался, через бледное полотно проявился легкий румянец, — Мы пошли в бар, выпили немного… По крайней мере мне казалось, что немного. Было весело. А в конце я собрался домой, сел в такси и… И все.       — Не совсем все, — усмехнулся Лунев, — Видимо ты за пару дней нашего отпуска успел уже по мне соскучиться, раз приехал сюда, встал под моими окнами и все пытался докричаться.       — Господи, — глаза от удивления расширились, Далер закрыл лицо руками, отчаянно пытаясь вспомнить, как именно все было. Но это участок воспоминаний был как экран телевизора, который потерял связь. Полный провал. Но хотя бы теперь было понятно, почему горло так болит.       — Да забей, ничего такого не было, ну спел ты Аллегрову, с кем не бывает? — шутливо поинтересовался Лунев, с удовольствием замечая, как покраснели уши Кузяева, — Слушай, тебе поесть бы хорошо. Есть хлопья, но я могу и яичницу пожарить. Что будешь?       — Без разницы, — глухо пролепетал парень, все еще осмысляя услышанное. Не мог же он в самом деле петь «Привет Андрей». А что еще он знал у Аллегровой? Только это и знал, а от мысли, что его в таком состоянии видел не только Лунев, но и половина дома, становилось совсем печально.       — Эй! — Далер не успел среагировать, как его голова мягко плюхнулась на мягкую подушку, а над ним склонился мужчина, — Все в порядке. Почти никто тебя не увидел, а я… Я видел тебя разным: добрым, злым, обиженным, голым. Теперь еще и пьяным. Ничего криминального в этом нет.       Андрей наклонился к Далеру и мягко поцеловал в сухие губы, на которых уже испарилась влага от воды. Но это было лишь легкое прикосновение губами, ничего серьезнее — наверняка перед этим Далер хотел бы почистить зубы. Затем Лунев наклонился и уже чуть настойчивее поцеловал в шею, слегка прикусывая губами. Услышав тихий хриплый стон, он удовлетворенно улыбнулся и отбросил одеяло, сразу же опускаясь туда, где все самое сокровенное прикрывало белье.       — Андрей, — услышал мужчина тихий сбивчивый шепот с легкой хрипотцой.       Но Лунев не собирался останавливаться. Он подцепил пальцами плотную ткань и осторожно стянул ее вниз, склоняясь и произнося нараспев, как в песне Аллегровой:       — Приве-ет Дале-ер!