Изысканный шале

      Арсу в Питере надоело, наскучило, остоебло. Не привык он дома задерживаться больше, чем на пару дней. Заскочить, кофе выдохшегося из два месяца назад открытой пачки выпить, вещи в стирку бросить, выспаться нормально в своей кровати, сгрузить свежую кипу футболок в рюкзак — и можно снова бежать, лететь, гореть.       Вот только не горится ему почему-то, все больше тлеется. Не хочется ни говорить, ни шутить, ни танцевать. Тянет в чуть приоткрытое окно курить, забивая на режущий глаза дым, и телефон отключить. Но это роскошь непозволительная, забытая где-то в прошлой жизни. Когда можно было в себя уйти, в окно выйти, с ума сойти — никто бы особо и не заметил.       Словно в напоминание об этом айфон вибрирует, скачет по столу, требует. На экране всплывает сообщение от Арины. Арина хорошая, она через объектив камеры видит больше, чем многие лицом к лицу. Ее игнорировать нельзя, поэтому Арсений проводит пальцем вправо, слушает голосовое. Арина зовет в Петрозаводск, очередной проект снимает, сыплет деталями. Ему плевать, можно и в Петрозаводск, все равно там концерт через два дня. Какая разница, где не спать и в потолок тупить.       Билет купить — минутное дело, еще шесть часов в поезде и вот — тоннели вокзала, где с серого потолка капает мерно, неспешно. И весь город такой же — тающий, размытый, выцветший, как старый снимок на солнце. Снег крупинками на лицо падает, мелкий, бессмысленный уже. Все равно в воду превратится, не долетев до земли.       Арсений фотографируется на фоне вокзала быстро, смазано. Не смотрит, что получилось в итоге, находит сползший за пределы экрана диалог, не здоровается даже.       — Кажется, я рановато в этот раз приехал.       Антону без Арса надоело, наскучило, остоебло. И лёту всего полтора часа, даром что ублюдской «Победой», где даже безвкусного растворимого кофе не нальют.       — Я тоже в этот раз не опоздал.       И здание аэропорта за спиной.       Арсений не спрашивает, почему он приехал. Не любопытствует, что сказал Ире или Стасу. Не интересуется, как прошел полет. Просто тащит за рукав необъятной куртки куда-то в одному ему известном направлении, улыбается, нелепый совершенно в своей розовой шапке. Счастливый, кажется.       — Смотри, дом какой крутой. Как будто шале где-то в Альпах, на задворках мира.       — Он и есть на задворках мира — в Петрозаводске. По-нашему — в ебенях.       — Не романтик ты, Шаст, — и снова смеется дурацким своим смехом тихим.       — Ночевать мы где будем, романтичный ты наш? Тоже в шале-шалеле?       — Да гостиницу найдем, вряд ли тут горячий сезон и туристический бум.       Отель с виду приличный, относительно новый. Но в номере вместо чайника — надо же — кипятильник. Антон такие и не застал поди. И вайфай ловит только на ресепшене, через толстые стены номеров даже сотовая связь пробивается с трудом.       Стас звонит, голос его смешно прерывается, то и дело становится металлическим, искусственным, как у робота. Ругается, судя по отчетливому «дебилы, блядь», тонущему в очередном сбое сети. «Зато я паспорт не забыл», — отвечает Антон уже в пустоту.       — Давай «Дошик» купим, тысячу лет этого говна не ел, соскучился.       Шастун перебирает упаковки с вермишелью в маленьком магазине прямо напротив гостиницы. Ищет грибную.       «А я по тебе соскучился, пиздец как», — думает Арсений, но вслух произносит:       — Давай.       Запах убойных специй и дешевого масла пропитывает номер за пару минут. Напоминает о съемных московских квартирах с крохотной кухней, пожелтевшими обоями и обязательно горбатым раскладным диваном, предназначенным скорее для пыток, чем для нормального сна.       — Арс, тебе никогда не хочется вернуться назад? Ну, туда — до всего?       — Мне часто кажется, что я до сих пор там. А это все — то ли снится, то ли мерещится.       — И я снюсь? — Антон цепляет пальцами его колено, может случайно, а может обозначает свою реалистичность.       — Ты — в первую очередь.       — Сон хоть хороший?       — Кошмар настоящий: ни вдохнуть — ни выдохнуть. Мне нравится.       — Мазохист?       — Есть немного.       Датчик дыма в номере не работает, батарейки в нем никто с момента установки не менял. Но они все равно выходят курить на балкон, ежатся от промозглого мартовского ветра, затягиваются глубоко.       — Ты вот во сне, а я как Алиса в стране чудес. Все страньше и страньше. Непонятно, где цель и конец ебучей кроличьей норы. А может, я просто бегу изо всех сил, чтобы оставаться на месте.       — Так ты поэтому такой большой, что пирожок съел?       — Дурак, я с тобой серьезно, а ты.       — Если все в мире бессмысленно, что мешает выдумать какой-нибудь смысл?       — У тебя получилось?       — Мне повезло найти.       — И какой?       — Длинный, смешной, кепки идиотские любит.       — Иди ты.       — Вместе пойдем.       — Пошли.