Медленный огонь

"Саперничить будете вы", ха. Еж поправляет на плече тяжелый ящик и нервно жует нижнюю губу, продолжая быстро и зло переставлять ноги. И чего все-таки именно они? Их не так жаль пустить в расход? Короткий раздраженный взгляд назад. На самом деле - не самая страшная потеря для взвода. Шла бы речь не о Вискиджеке - так бы и подумал, но тот не разбрасывается солдатами, насколько бестолковыми бы они не были. Да и мелкого костлявого мудака, который пыхтит сзади под весом второго ящика и упрямо тащится за ним след в след, он вроде как сам привел. Им доверяют. Ему, всравшему собственный взвод за три дня, и сопливому ещё долговязому рыжему пройдохе, которому найдет за что вломить и с удовольствием вломит при случае уже каждый во взводе, не исключая совсем недавно присоединившихся семиградцев, которые только друг с другом и общаются. Может, парень все-таки достал даже сержанта, и от них правда решили избавиться? - Если собрался просто свалить, прихватив ящик морантской взрывчатки, сразу бы так и сказал, чтоб я следом не перся. А то догонялки какие-то утомительные, а может и бессмысленные вовсе выходят, - нагло фыркает сзади неприятный, еще ломающийся голос. - Засунь голову обратно в задницу, почти пришли. Шаг Еж не сбавляет, пожалуй и маршрут выберет не прямой - мальцу не помешает нарастить немного мяса на кости. Вот какого Худа именно они? Да, сначала это показалось правильным - когда переглянулись понятливо, обменялись горящими ненормальными взглядами. Первыми прикоснуться к чудовищным морантским игрушкам, проверить их, придумать как использовать. Пол из под ног чуть не уехал от одной мысли, а сейчас он опять вспоминает, как мальчишка с гнусной лыбой извлекал из несчастного инструмента эти выворачивающие потроха и взрывающие мозг визги и стоны. Учился он играть, как же. За скрипку немного неловко, зато больше ни у кого от этих звуков зубы не болят. Как он сам их терпел - совершенно непонятно. Теперь за этим рыжим еще и присматривать. С каких пор он на няньку-то похож? Да и не сработаются они, это без вариантов... Зажимая уши руками и свесив головы вниз, провожают жадными взглядами первый снаряд, брошенный с уступа - конечно, сначала они запускают самый здоровый. От места его приземления взлетает огромный и беспощадный столб пламени, неосторожно высунутые лица обдает жаром и взметнувшейся крошкой, сквозь гул в ушах Еж слышит счастливый смех. Почему-то не получается стереть с собственного лица такую же как у него дебиловатую ухмылку, сердце бухает как ненормальное, а у мальца наверное сейчас так же радостно и нетерпеливо подрагивают пальцы - таких еще два ящика. Они копают яму и носятся прятаться в нее от взрывов наперегонки, случайно поджигают горелкой телегу какого-то бедолаги, до хрипа спорят, чем лучше долбахнуть подложенную под здоровенный камень хлопушку, пока Еж, психанув, не запускает в нее жульком и, не успев спрятаться, остается без бровей и части волос. Скрип, мудак, конечно заливается ломким подростковым смехом, лишенным всякого сочувствия, и остается только с невозмутимым видом натянуть кожаную шапку и философски сообщить, что настоящий морпех должен быть готов к любому дерьму. Когда они выбираются к остальным за пайком, их встречает все больше недоумевающих взглядов, и только в эти моменты они спохватываются, насколько перестали походить на солдат регулярной армии на постое. Грязная форма местами изодрана и прожженна, из-под ногтей давно некогда выскрести черные полумесяцы, нормально оттереть с кожи копоть и темные веснушки постоянно разлетающейся, въевшейся крошки толком холодной водой не выходит, но больше всего их выделяют горящие маньячным огнем глаза, потому что даже когда они заходят быстро схватить перекус и новые ящики - все еще продолжают думать, прикидывать, предвкушать и спорить. Вскоре они разбираются почти со всем морантским арсеналом, кроме Худовых долбашек - слишком большие, ужасающе мощеные. Их можно детонировать меньшими снарядами, и да, несколько дней уходит на разные варианты конструкций. В сухом остатке после они имеют огромные ямы, вывернувшие несчастное поле наизнанку, снова оставшегося без бровей Ежа и Скрипа, пытающегося приладить к арбалетному болту увесистый глиняный сосуд. - Эти ублюдки просто сбрасывают их с кворлов. Почему пара летающих скотин не идет в комплекте? Разве мы теперь не союзники? - Я сейчас слышал нотки отчаяния? - Мальчишка усмехается, продолжая возиться с долбашкой. - Это был закономерный и вполне резонный вопрос, Скрип. Кстати, твоя затея нас скорее всего угробит. Парень медленно поднимает голову, сверлит серьезными серыми глазами, в которых ни просьбы, ни возмущения, только вопрос. Еж пожимает плечами: - Попробовать все равно стоит. Искусанные губы растягивает счастливая ухмылка, которую не получается оставить без ответа. Тяжелый арбалет с широкими плечами предсказуемо не выбрасывает долбашку на достаточное расстояние, и приходится в последний момент подмять мальца, утягивая в яму, накрывая собой. Спину хлестко огревает земляной дождь, морансткая гадина взрывается как будто между ушей, и уже через секунду их укрывает мягкая тишина. С беззвучными проклятьями Еж выбирается за глотком воздуха, стряхивает комья, чувствует, как противно сыпется за шиворот, сплевывает скрипящие на зубах частицы, опирается на руку, приподнимается и тащит вверх рыжую волосню. - Живой, - сипит парень и тоже начинает яростно плеваться, а потом ехидно интересуется. - Открой страшную тайну - у тебя на взрывы все время стоит, или это я тебе так понравился? Еж раздраженно выпихивает его из-под себя, чтобы спокойно растянуться на животе: - Сам сейчас не лучше. - И с чего бы? - А ты проверь, - он специально поворачивает голову, чтобы убедиться в том, что серые глаза пораженно округляются, когда рука мальчишки быстро ощупывает пах. - Я не больной на всю голову маньяк, - встревожено поясняет и непонимающе хмурится. - Как и я, - устало врет Еж. - Ты сейчас чуть не отправился к Худу, а маленькие Скрипачата просто не хотят составить тебе компанию. Парень обиженно надувается и бурчит: - Нужен арбалет побольше. Прикусив язык, он скоблит ножом глиняную оболочку - медленно, аккуратно, почти нежно, снимая один тонкий слой за другим. Скрипу по-хорошему сейчас лучше находиться как можно дальше, чтобы потом хотя бы объяснить Вискиждеку, почему ему нужен новый сапер, но тот сидит рядом и не отрывает от этого занятия горящих глаз, тоже почти не дышит и нетерпеливо кусает губы. Взгляд этот Ежу совершенно не нравится, напрягает больше похолодевших от ужаса потрохов, обманчиво-безопасного глиняного сосуда в руке, ползущей за шиворот струйки пота. Еще ему не нравится, как они синхронно тихо выдыхают, когда он пристраивает первую долбашку в заранее приготовленной ямке. Когда он, не дыша, упирает острый камень к соскобленной до толщины яичной скорлупы стенке, парень не лезет под руку, понятливо не заслоняет свет, но его все равно слишком много. Нервное возбуждение пульсирует в воздухе между ними, и Ежу очень хочется заорать, но он лишь присыпает яму землей и отползает в сторону. Скрипач так же осторожно перемещается к нему. Снова не просит, только сверлит тяжелым взглядом. - Средние сам, - сдержав раздраженный рык, выдыхает сапер. Мальчишка коротко кивает и тянется за следующей долбашкой. Принимается за нее, сосредоточенно сопя, кусая губы, не поднимая головы, но Еж все равно не может избавиться от ощущения липкого, пристального взгляда. Первая, самая тонкая, сдетонирует от вибрации и разорвет те, что в центре под колонной, потом взорвется последняя сзади - на случай, если строй растянется, чтобы наверняка никто не выжил. Они то ли гении, то ли больные на всю голову ублюдки. После саперы сидят в яме на безопасном расстоянии и тоскливо смотрят на заминированную дорогу. Обсуждать совместный проеб после азартного воплощения блестящего плана никакого желания. - Местных предупредили, так что сюда никто не должен сунуться. - Но и оставлять тут это дерьмо не стоит. Подрываем? На кислой роже Скрипа отражение его собственного разочарования, за редкими деревьями проглядывает безопасная на вид дорога, которая в любой момент может стать пылающим, ревущим адом, но не тащить же теперь с соседней фермы какую-нибудь несчастную скотину на убой для чистоты эксперимента. - Можно камнями попробовать, - бухтит парень с достаточно недовольным видом, чтобы понять - сам не считает это хорошей идеей, но и отказаться от проверки не хочет до зубовного скрежета. Еж даже не отвечает. Да, они наловчились в последнее время кидать мелкие снаряды далеко и достаточно метко, но безопасным лучший бросок не будет даже по его меркам. И условную вибрацию для барабана не создаст, только подорвет при прямом попадании. Скрип просто время тянет, и его можно понять. Еж решает, что они вполне могут себе позволить ещё немного похандрить из-за неслучившихся испытаний, разглядывая из окопа уходящую в чахлый лесок дорогу. Совместное молчание выходит согласным и для разнообразия умиротворяющим, как будто парень на время оставляет свои попытки забраться под кожу, чувствовать его пальцами, думать за Ежа его мысли. Через пару минут даже сомнения разбирают: может, просто показалось, и на самом деле Скрип ничего не понял. Да не, ему никогда настолько не везло. Он еще вертит неприятную мысль в голове и досадливо пожевывает нижнюю губу, когда сквозь ветки и кусты начинает ломиться наверное последняя зверюга, по какой-то загадочной причине еще остававшаяся в этом лесу, несмотря на их ежедневные эксперименты. Понимая, что остановить отвисающую челюсть не получится, слышит рядом немного истеричный, ликующий смех Скрипа: - Подарочек Оппонов! Округлившимися глазами Еж провожает выскочившего не иначе как из какой-то бездны кабана, явно решившего принести себя в жертву инженерной науке. Время замедляется, сознание четко фиксирует: первые три не детонируют, четвертая разносит тушу по веткам широким веером, кровавые ошметки тут же накрывает взметнувшаяся земля, одуревших птиц с веток смахивает над всем лесом, и под их панический ор продолжают последовательно разрывать почву и выворачивать деревья оставшиеся три долбашки. Четыре взрыва накладываются друг на друга, грохают подряд в мягкую плоть недавно покоренного клочка суши, чудовищный барабан звучит началом новой эпохи, в которой за малазанской армией будут оставаться разрушенные стены и сожженные города. У каждого психа появится возможность без всякой магии творить массовые разрушения, а врата Худа разнесет плотным потоком тех, кто встанет на пути Империи. Ежу хочется проблеваться от восторга и не задохнуться от гордости. Наверное, их обоих сейчас трясет. - Пробежал в стороне, - тихо и обалдело выдыхает Скрип. - От вибрации долбахнуло. Все еще глядя на перемолотый лес, Еж кивает, подтверждая успех задумки, потому что голос его может подвести. Потом ловит на себе веселящийся взгляд, но парень, хоть и заметил его состояние, никак его не комментирует, только выразительно округляет глаза и качает головой. Ага, везение второе имя Ежа, не понял он, как же. Этой же ночью мальчишка подползает вплотную, расталкивает, вцепившись в куртку, чтобы возбужденно и сбивчиво шептать в самое ухо: несколько горелок, медленно разгорающийся огонь, переходящий в плотную стену пламени, отрезающую возможность отступления. Сама идея ему по душе, а вот вторжение в личное пространство, от которого и так не много осталось, окончательно добивает. Чего бы Скрипу прямо сейчас не хотелось на самом деле - помогать он не намерен, пусть справляется своими силами. Сжимает тощее запястье, останавливая жадную ладонь до того, как та забирается под куртку, жёстко удерживает, недвусмысленно обозначая отказ, и чувствует, что чужая рука немного подрагивает - все это время собирался с духом что ли? Молча выпускает, и Скрип, вроде бы все правильно поняв, отползает в сторону. Еж нервно облизывает губы и отворачивается. Конечно, ему интересно, чем тот планирует задерживать огонь, но сейчас намного важнее осадить. Придётся ждать до утра. Из-за неровностей земли на дне вырытой ими ямы привычно болит спина, яркое солнце пытается продраться сквозь сжатые веки. Он не успевает до конца проснуться, когда накрывает спасительной тенью, но поспать ещё ему не дают - на ноги опускается что-то тяжёлое и костлявое. Скрип все-таки не понял. Еж открывает глаза, раздраженно кривится и, сжав в кулаке чужой ворот, дёргает дуралея к себе. Парень спокойно выдерживает его тяжёлый взгляд, словно был заранее готов к такой реакции, и с вызовом смотрит в ответ: - Я не договорил насчёт медленного огня. Еж тяжело сглатывает, чувствует, как холодеют пороха, и ловит удовлетворенный стальной блеск в жёстких серых глазах. Скрип садистски улыбается, неторопливо вытаскивает из походного рюкзака горелку, из кармана - пузырёк с кислотой. Роняет пару капель на восковую заглушку и внимательно вглядывается в его лицо. Тонкой струйкой взвивается дымок, тихое шипение перекручивает в загустевшем воздухе ужас и возбуждение, во взгляде парня появляется лихорадочный блеск. Еж скорее читает по мокрым искусанным губам, чем слышит: - Интересно, до десяти успеем досчитать? Кровь стучит в ушах, в окаменевшее тело врезаются друг за другом клинья острого желания, разбивая решительность, разнося в щепки самоконтроль. Мысленно дойдя до физически уже невыносимых семи, Еж достигает своего предела, хватает его взмокшую шею, тянет вниз, жадно накрывает подрагивающие губы своими, признавая полное поражение. Скрип сначала рвётся ответить, спохватившись - бросается запустить подальше все ещё шипящую горелку и падает на дно ямы. Шарахает почти сразу, Ежа прожигает очередной волной возбуждения, безумно хочется трахаться и разбить хитрому ублюдку лицо. Со стоном он отвечает вернувшимся настырным, неопытным губам, и навалившийся на него мальчишка смелеет, понимая, что сопротивления больше не последует. Притирается плотно, вжимается пахом в ногу, вцепляется в ворот куртки, тянет, как будто может содрать её, не расстегивая, второй рукой лезет снизу под неё, потом - под рубаху, чтобы сжать на голой коже цепкие пальцы, жадно провести ладонью по горячему боку, добраться до низа спины, съехать в свободные штаны, лапая, притянуть ближе к себе. Еж подаётся навстречу, тащит его за плечо, поднимая выше, охотно раскрывает губы, впуская неумелый язык, отвечает также сумбурно и жадно. Они того гляди захлебнутся друг другом, возможно кто-то в последний момент одумается и остудит второго парой крепких тычков, чтобы разорвать этот недопоцелуй и глотнуть воздуха, но пока дыхания почти хватает тихо выстанывать, коротко порыкивать, тереться, напирать и подставляться, не встречаясь взглядами. Жадные ладони излагают предельно ясно, горячий бугор вжимается между разведенных с готовностью ног Ежа, добавляя нетерпеливому, незрелому требованию последний штрих, и он также просто отвечает, стискивая ногами чужие бедра и толкаясь вверх. Ни одному даже в голову не приходит, что полное отсутствие практики может им как-то помешать. С жалобным тихим стоном Скрип тянет их вверх, до последнего хозяйничает языком чуть ли не в глотке, как будто опасается, что сделав нормальный вдох, Еж перестанет тупить из-за недостатка воздуха и немедленно передумает продолжать. Напоследок мажет лицо юношеским пухом, некстати напоминая - да, он уже выше, но все ещё тощий, нескладный мальчишка, все ещё меняется. Подрастёт, окрепнет, наберётся опыта, отъебется от него наконец. Додумать приятное рыжий мудак не даёт - домусолив один своих первых поцелуев, разворачивает Ежа, толкая грудью на край ямы, наваливается на спину, обдает основание шеи горячими, неровными выдохами, беззастенчиво и требовательно вжимается в задницу стояком, нетерпеливо трется, стаскивая рваными движениями с них по очереди штаны. Еж помогает, пристраивается под ним, удобнее расставив ноги и прогнувшись, чувствует, как по копчику проезжается крупная горячая головка, лёгкие снова запирает спазмом, почему-то застрявшее в глотке сердце выколачивает знакомый истеричный музыкальный рисунок "Самый отбитый сапер - не Скрипач". Даже у озабоченного подростка меньше дерьма в голове. Парень сзади сплевывает, отстраняется и похоже быстро размазывает по стволу слюну. Спина Ежа каменеет, непослушное тело живёт своей жизнью, пока остатки сознания вопят о необходимости уйти от продолжения - подставляется, дрожа от предвкушения. Скрип вламывается нетерпеливым, эгоистичным движением, замирают, орут, шипят, обоих колотит от боли и необходимости продолжить. Выходит медленнее и все равно мучительно, а Еж уже не может дождаться следующего разрывающего толчка внутрь, дождавшись - радостно воет. Лихорадочно, неровно, все ещё нетерпеливо, неверяще и голодно его вжимают, вколачивают в землю, а в ответ хочется получить больше, потому что происходящее все ещё ему не подчиняется, предвкушение боли и ужаса не проходит, подменяется жаждой, счастливой дрожью, гоняет по телу вместо крови раскаленное, шипучее, колкое и яркое удовольствие. Спущенные штаны болтаются на коленях, тяжёлая пряжка ремня неприятно бьёт по голени, жадные пальцы с дурным энтузиазмом метят синяками бедра, бока, царапают отросшими ногтями сжатый непроходящим спазмом живот, горячий член движется внутри неумолимо, без подобия ритма и все быстрее. Боль, напряжение, кайф, страх, голод накапливаются, скоро он просто не сможет вынести концентрированного безумия, Скрип вжимается лицом в затылок, бездумно прилипая с неожиданной, какой-то сопливой нежностью и сипло и пораженно выстанывает срывающимся голосом, лихорадочными толчками заполняя его внутри. Еж сжимает руку на собственном члене, одного движения оказывается достаточно, чтобы радостно скорчиться под обмякшим мальчишкой, кончая собственной ненормальностью, с трудом не съезжая вниз из-за подкосившихся ног и опьяняющей лёгкости в голове. Скрип бормочет что-то похожее на извинение, медленно выходит, отползает в сторону, подтягивает штаны, падает рядом на край ямы руками и грудью, зеркаля позу Ежа. Тот не меняет положения, спокойно отмечает, что горячее и густое стекает по внутренней стороне бёдер, поворачивает голову, рассматривает мальчишку. Изгрыз губы до крови, дышит до сих пор через раз и даже не замечает, взгляд поплывший, немного виноватый, довольный и все ещё жадный. - И как? - И тон все тот же - наглый, требовательный. Еж думает, что Скрипу все равно скоро кто-то вломит, так что ему самому шевелиться сейчас необязательно. - Да хорош твой медленный огонь, хорош.