Часть 1
4 апреля 2019 г. в 23:42
― Я ждала тебя, мой Рейстлин, спеши преклонить колени перед своей повелительницей, раб, ― в голосе Такхизис звучит насмешка и что-то еще.
Крисания вглядывается в лицо замершего темного мага и постигает истину. Он обманул ее, ее, не Такхизис, ее Праведную дочь Палладайна он сумел увлечь на самое дно Бездны, чтобы исполнить свой замысел. И теперь Богиня торжествует. Вмиг на месте грозной пятиглавой драконицы оказывается юная девушка, пожалуй, даже моложе самой жрицы, что немым укором, в который раз отдает ей в сердце.
Девушка протягивает руки к магу и тот заключает ее в жаркие объятия. Влюбленные милуются, не стесняясь присутствующей при этой сцене Крисании. Наконец, ухитрившись оторваться от ласкающих ее губ Рейстлина, Богиня обращает свой взор на смертную, сердце которой трепещет, словно пойманный в сеть паука мотылек.
― Не печалься, Светлая Жрица, ты в этом не виновата и никто не виноват. Поверь, всего могущества моего брата не хватит для того, чтобы околдовать одного уже влюбленного мужчину. Посмотри на него, он счастлив. Был ли он так счастлив с тобой, могла ли ты дать ему то, что в эту же секунду даю ему я? ― Такхизис говорит простым и понятным любому, кроме Крисании, языком.
Девушка едва понимает, что говорит ей Богиня. Она слышит, но не слушает ее. Сердце Крисании разбито. Она разочарована в самой себе. Она недостойна своего священного сана, недостойна имени, которое носит и не достойна жизни. Палладайн доверил ей великую миссию, а она не справилась. Больше не будет ничего, ни мира, ни людей, ни любви, которая иногда возникает между ними, но все еще остается недоступной для нее. Рейстлин ее не любит, мир, саму жизнь, не спасти. Так есть ли разница в том, как и когда она покинет то, чем так дорожила?
Прекрасное лицо Крисании искажено болью, глаза полны слез, а тело напряжено. Она заставляет себя оглянуться, но тут же жалеет об этом, поскольку видит, как Такхизис уводит Рейстлина прочь. А она ничего не может с этим поделать. Богиня оглядывается и подмигивает жрице, все еще насмехаясь.
Внезапно перед Крисанией возникает ее дом в Палантасе. Она уже готова броситься к знакомым дверям, чтобы распахнуть их и очутиться в объятиях горячо любимого отца. Он единственный человек, который ее не предаст. Но вокруг себя Крисания видит только мертвых. Она пересекает огромный двор практически бегом, стараясь не смотреть в лица мертвецам. Но одно лицо все же привлекает ее внимание.
― «Отец, нет!» ― отчаянный крик вырывается из, казалось бы, уже охрипшего от рыданий горла. Рядом с отцом лежит мать, а неподалеку в нелепых, неестественных позах ― младшие сестры.
Крисания покидает двор и выбегает на некогда людную улицу, призывая людей на помощь. Но ответом ей становится лишь тишина. Спотыкаясь от усталости и превозмогая боль в ушибленной лодыжке, жрица достигает храма Палладайна. Но и там все мертво и безлюдно. Никого, в целом городе ни одной живой души. Глаза Крисании высохли, слез больше нет, тело отказывается их создавать. Уже готовая бездыханно упасть на каменные плиты мостовой, она в последний раз осматривает широкую лестницу, ведущую к подножию храма, и вдруг замечает одинокую сгорбленную фигуру в темном плаще.
Не имея больше сил для призыва о помощи, девушка кое-как, помогая себе руками, отчего они покрываются мелкими трещинками и ранами, поднимается вверх. Единственное ее желание быть ближе к живому существу, кем бы оно ни было. Достигнув цели, девушка осторожно дотрагивается до плеча незнакомца и стягивает с его головы капюшон плаща.
― Карамон! ― восклицает она.
Это действительно, брат Рейстлина. Но что стало с могучим воином? Он такой худой, что его без труда можно спутать с близнецом. Лицо Карамона вытянулось, глаза покраснели и запали, руки иссушились.
― Присаживайся, Светлая дочь Паладайна, ― тихо произносит он. ― Присаживайся, я рад, что ты здесь. Теперь мне будет не так одиноко. Ты знаешь, нет, наверное, не знаешь, а Тика умерла, и наш маленький сын. Все умерли, остался лишь Рейстлин, но он не придет. Он не может. Присаживайся, чтобы вместе со мной встретить свой конец. Все мертвы, Крисания, этот мир больше не существует, и мы тоже скоро умрем, ― сказав это, Карамон заплакал.
― Нет, нет, этого не может быть, ― Крисания вскакивает и в иступленном экстазе, в порыве веры или паники, простирает руки к небесам, туда, где должен обитать ее Бог. Но он молчит, нет никого, только она и Карамон.
― Как долго ты здесь сидишь? ― зачем-то спрашивает она.
― Не знаю, наверное, очень долго, месяцы, возможно, годы или столетия. Я не умираю и не могу присоединиться к моей любимой Тике на Реке Времени. Быть может это мое наказание, за то, что посмотрел на другую, ― воин подымает голову и смотрит Крисании в глаза. ― Кара, за то, что не смог уберечь родного человека от гибельного для него поступка.
Крисания понимает, что Карамон говорит сейчас о ней и о Рейстлине. И в ее душе тоже поселяются отчаяние и стыд. Ей горько вспоминать о своей любви и гордыне. Она действительно не достойна ни этого мира, ни жизни, ни Рейстлина.
Едва она подумала об этом, как храм Палладайна и сидящий на его ступенях Карамон, исчезают. Девушка вновь оказывается в Бездне, перед ней погребальный костер. Не долго думая, жрица всходит на него и ведомый магическими формулами огонь вспыхивает, опаляя ее одежду, волосы и добираясь до лица. Ей совсем не больно, как тогда, когда она прошла через пламя по просьбе Рейстлина. Но сейчас она очищается и от самого Рейстлина.
― Пусть моя жертва не будет напрасной, ― с этими мыслями Крисания закрывает глаза и позволяет огню полностью завладеть ее телом. Она не прошла испытание любовью и верой, но пройти испытание жертвенностью ей все еще по силам.
― Крисания, где ты? ― голос мага слаб, но Рейстлин все еще жив, а это многого стоит. ― Крисания, ― вновь, чуть громче, повторяет он. Но ответа нет. Наконец он видит ее, лежащую в центре прогоревшего кострища. Тело жрицы обожжено, но так же, как и сам Рейстлин, она еще жива. Впрочем, ненадолго.
― Рейстлин, ― произносят обожженные губы.
― Прощай, ― слышится в темноте. Она больше не может ему помочь, а значит, не нужна.
― Я принял твою жертву, ― вторит еще один голос, но маг не слышит его, а жрица вновь закрывает глаза, и по черной от крови и копоти щеке ее скатывается слеза. Перед взором умирающей встает Тика, и счастливый, подбрасывающий в воздух пухлого малыша, Карамон; живые отец и мать провожают сестер на ярмарку.