О дружбе и её разновидностях

— ...Сиэль Фантомхайв, твоя душа! Крик Эрика отразился от стен богом забытой лондонской подворотни, улетел в низкое иссиня-черное небо. В глазах тоже было черно, и Алан кинулся наперерез косе почти на ощупь, напрягая последние силы, чувствуя, как хрустит и лопается что-то в груди, словно сердце выдуто из некачественного стекла и дало трещину... Металл звякнул об металл, сопровождаясь странным далеким звуком — уже позже Алан понял, что это присвистнул с крыши Рональд Нокс, оценивший драматизм картины. — Всем стоять! Эрик Слингби, сложите оружие. Этот начальственный голос трудно было с кем-то спутать. Алан упал на колени, оперся руками о холодные камни и зашелся в кашле, все еще чувствуя спиной острие эриковой пилы, чиркнувшей по пиджаку от удара секатора — вниз. Еще немного, совсем капельку... и все бы кончилось. В глазах немного прояснилось, зато зазвенело в ушах, Алан почти не слышал, что говорит мистер Спирс своим размеренным тоном умного робота, но изумление и досада демона Михаэлиса, а также гнев и ярость — до слез! — на лице его маленького хозяина свидетельствовали: ничего хорошего им не сообщили. ...Стоп, но ведь наказывать-то должны Эрика — отступника, преступника, убийцу. Забрать в Департамент? А может, у главы отдела есть полномочия казнить прямо на месте? Эрик!.. Алан резко обернулся, попытался встать, поймал встревоженный, ошалелый взгляд Слингби... и почувствовал, что теряет сознание. — Ала-а-ан!!!.. Крик еще звучал в ушах, а жнец Алан Хамфриз уже сидел на своей кровати, в едва заметном свечении раннего утра, и отчаянно кашлял, пытаясь прийти в себя. Грудь нестерпимо болела... Стоп. Нет, не болела. Фантомные боли, как ему объяснили медики. После таких бурных событий их не избежать, вкупе с внезапными головокружениями и приступами кашля, как при бронхите. Тело помнит, как болело и умирало. Со временем пройдет. Еще одним побочным эффектом стали кошмары: каждую ночь вариации на тему погонь, отчаянных драк, слабости, крови, смерти... Сегодня ради разнообразия приснилась чистая правда, разве что чуток искаженная. Вроде бы в реальности Рон прибежал минут на пять позже Уилла. Или нет? Во сне Алан упал на камни под крик Эрика, которого удерживал мистер Спирс, заломив ему руку за спину. А на самом деле Эрик, кажется, успел подхватить, удержать, даже кровь с губ вытер и всё повторял шепотом: "Подожди, потерпи еще чуть-чуть, Алан, ну самую малость, не может же все это быть зря..." Кашель отступил. Жнец откинулся на подушки, наслаждаясь буквально всем: теплом одеяла, чистой тканью пижамы, брезжившим за занавеской утром, холодком от подсыхающего пота на лбу, собственным глубоким дыханием, отсутствием боли... Оказалось, что привыкнуть жить без боли гораздо легче, чем с ней, но в такие моменты, после кошмаров, ему все еще казалось, что это сон. Другой сон, счастливый, хороший. Словно он обманул все законы и все-таки попал в рай. ...Хотя на самом деле законы обманул мистер Уильям Т. Спирс. Как ему это удалось, никто толком не понял, и, сколько Алан с Эриком ни обсуждали те события, оба, хоть и храбрились друг перед другом, еще ждали подвоха. Ну не может же быть, чтобы такой наглый финт сошел их начальству с рук. Однако шли дни, складываясь в недели; прошел месяц, потянулся второй. История с "демонической оргией в Хрустальном дворце" потихоньку теряла популярность, шла вниз в топе самых обсуждаемых в Департаменте. При виде них переставали перешептываться, и у Алана уже не спрашивали каждый день, как он избавился от шипов смерти. Тем более что для простых диспетчеров информация была засекречена. Можно было поспать еще полчаса. Или встать, сварить себе очень-очень густое какао и прихлебывать его, сидя на подоконнике. Или подремать минут пятнадцать и еще столько же проторчать под душем. Такой выбор — все приятно, и все без боли — до сих пор казался роскошью, и Алану хотелось всего и сразу. Жизнь жнеца — унылый и однообразный алгоритм "встал — пришел на работу — отработал — написал отчет — вернулся домой — спи" — вспыхнула и засияла тысячами оттенков. Тем более вечером должен был прийти в гости Эрик. Снова. Уже в который раз. ...Всю дорогу от своих дверей до тяжелых ворот Департамента Алан думал как раз об этом. Они с Эриком стали проводить вместе намного больше времени, чем до... до всей этой страшной истории. Интересно, почему? При мыслях об этом Алана обдавало сложной смесью переживаний — это был целый клубок из недоумения, негодования, смущения, страха и гнева, жгучего сочувствия и еще более горячей благодарности. "Посттравматический синдром" — решил он про себя и не противился желанию проводить со Слингби ровно столько времени, сколько тот захочет, то есть много. Довольно быстро выяснилось, что... нет, не остальные жнецы отдалились, просто Эрик приблизился. Стал самым надежным и осязаемым островком реальности, за который просто нельзя было не уцепиться. "Это нормально, — говорил себе Алан. — Мы пережили кошмар вместе, и никто не понимает меня так, как он. Значит, и противиться не стоит, само пройдет потихоньку". Но хотел ли он, чтобы это прошло?.. На подходе к отделу, еще в коридоре, Алана подхватил Рон, поволок с ходу в столовую: "Хамфриз, ты кофе не пил ведь? Пил? Все равно не пил! Скорей, там пирожки дают, даже вкусные!", и стало не до размышлений. Вкусные пирожки с утра — это аргумент. ...Из кухни засвистел чайник. Эрик, стоявший у полки с книгами и неизвестно по какому разу изучавший их корешки, встрепенулся: — О, вот и чай. Заваришь? Алан, с ногами забравшийся на диван, кивнул, почти видя, как рассыпается образовавшийся вокруг них кокон тишины, неловкой и уютной одновременно. За пару недель постоянных визитов он успел заслужить у Эрика репутацию великого знатока чая, скорее всего незаслуженно. У него и было-то в шкафчике всего с десяток сортов плюс собственноручно насушенные травы, немного корешков и совсем уж ерундовые добавки вроде еловых побегов, сухой смородины и сотового меда. Просто Алан любил все это смешивать в разных пропорциях и пробовать результат. Раньше — всегда один. Теперь — еще и с Эриком. — Держи, — пол-литровая кружка-колокол перешла в руки Слингби, тут же сунувшего нос в ароматный пар. Хозяин же квартиры предпочитал маленькие чашки, чтобы пить быстро и чай не успевал остыть. — Ух! Сладкий. Эрик пил небольшими глотками, обжигался, дул на кипяток, пил снова. Алан смотрел на него — совершенно обыкновенного, грубоватого, даже неловкого местами, особенно в быту, в рабочем костюме — а был ли у него другой?.. Смотрел и думал: "Кто же ты мне теперь? А кто я тебе, Эрик?.." Ни на что, кроме как на магию момента, это не спишешь, но, похоже, мысли прозвучали вслух. Эрик оторвался от чая, вскинул брови: — Как кто? Друг, конечно. Алан отвернулся, отчаянно хмурясь, совершенно не зная, как реагировать. Извиниться? Но за что? Сказать, что не хотел спрашивать вслух? Глупо выйдет. — Мы же друзья? — уточнил Эрик, подходя и плюхаясь на диван. — Наверное, даже лучшие друзья. Если такие у жнецов бывают. — Лучшие... — Алан попробовал слово на вкус. — Да. Или близкие, тоже подходит. Слингби почему-то фыркнул в кружку, слегка забрызгавшись. Смущенно утерся. — Близкие — это как-то... ну... слишком лично. Интимно даже. — Да? А в чём разница? Эрик пожал плечами, изобразил пальцами в воздухе этакое "Я сам не знаю в чём, но чем-то тут таким попахивает..." Алан повертел в голове одно и другое слово, попробовал подставить его к их новым отношениям. — Пожалуй. Если ты так считаешь. А еще бывает дорогой друг и милый друг. Эрик снова поперхнулся: — Ала-ан, ты издеваешься?! Это я-то тебе милый?! — Это говорят так и даже пишут! — возмутился Алан. Вскочил, отставив почти нетронутую чашку, взял со стола толстый томик с закладкой. — Вот, я буквально вчера видел, ну вот же! Он лихорадочно листал книгу, пока не нашел нужную главу. Заинтригованный Эрик подошел сзади, склонился над его плечом. — "Милый друг, — вслух, с выражением, зачитал он, — ничто в мире не обрадовало бы меня так, как твое письмо! Находясь вдали, я не перестаю ощущать твое присутствие, благодаря судьбу. С каждым днем я чувствую себя словно всё более осененным крылом твоей заботы, и не было ночи, чтобы в мыслях своих я не сжимал тебя в страстных... жарких... объятиях". Алан?!.. Но Хамфриз уже и сам пробежался глазами до конца письма к "милому другу", прочитав и про "нежные прелести", и про "манящие перси", и даже про "глубину и прелесть сокрытого в шелковых завитках лона". — Э-э... — Алан, это письмо к возлюбленной! — Э-э-э... Эрик взял книгу у него из рук, подхватил чуть не выпавшую закладку, заглянул под обложку, хмыкнул: — Ну надо же. С каких это пор ты читаешь фривольные любовные романы? Покрасневший, как маков цвет, Алан вырвал томик, сунул не глядя на полку, промахнулся, поднял, сунул снова. Он часто и злобно дышал носом, раздувая ноздри, даже, пожалуй, сопел. Отошел от шкафа, проворчал, не смотря на Эрика: — Это авантюрный роман... А на любовную линию я даже внимания не обратил, пока ты не сказал. Слингби примирительно поднял руки, как бы говоря "сдаюсь", и уселся обратно: — Хорошо, хорошо. Просто там же аннотация есть. Неужели ты купил книгу, не ознакомившись? На тебя не похоже... — Мне ее мистер Сатклифф дал почитать. Сказал, что сейчас "самое то, что нужно". — Хм. Судя по наступившей тишине, Эрик задумался. Он молчал, хмурился и изредка хмыкал довольно долго: хозяин квартиры успел унести и вымыть чашки, еще раз поставить чайник, соорудить им с Эриком по бутерброду — тот так и съел его в молчаливом отрешении — и зачитаться какой-то газетой из мира смертных. Наконец напарник подал голос: — Алан? — А? — Хамфриз с готовностью обернулся. Он уже начинал опасаться, что Эрик обиделся на него невесть за что. — Скажи, а... вы с Греллем, ну... Тоже — друзья? Настала очередь Алана задуматься. Он подошел, сел рядом, потянулся за своей чашкой через эриковы колени, вдохнул, прикрыв глаза, травяной пар. — М-м-м. Да, наверное, — он искоса посмотрел на Эрика, тот сидел неподвижно, в какой-то напряженной позе, выжидательно глядя на него, — но не такие близкие... Не как мы с тобой. — А. Ладно. Виной ли тому пережитый стресс, или Алан по жизни был все-таки тугодумом, но детали этого диалога дошли до него немного позже, когда Эрик уже попрощался и ушел домой. Задернув шторы и включив для уюта торшер, Алан взял в руки злополучный томик, полученный от Грелля, но читать не стал. Повертел, теребя в пальцах закладку. Перед его внутренним взором снова прокручивались события: вот Эрик сидит и хмурится, нетипично глубоко ушедший в себя. Вот чуть вздрагивает, когда рядом садится Алан. Замирает с прямой спиной. Вдыхает сквозь зубы, когда через него тянутся к подлокотнику. Натянутый и прищурившийся, ждет, что скажет Хамфриз. ...И расслабляется, буквально обрушивается спиной на диванный пуфик, услышав ответ. Бросает небрежное "ладно", но выдыхает длинно, с шипением, как после марш-броска. Веки прикрыты, волосы своевольно упали на лицо, и он не убирает их обратно с чертыханиями, как обычно; просто сидит, сложив руки на груди. А в уголках губ притаилась — или Алану все-таки показалось? — облегченная улыбка. Но самое интересное — никакой повторной реакции на слово "близкие". Как будто подтвержденная дружеская не-близость Алана с мистером Сатклиффом автоматически утвердила дружескую близость с Эриком. Как будто бы даже Слингби... ревновал? А потом успокоился. Но ведь не может такого быть? Друзья не ревнуют? Или ревнуют?.. Алан ни с кем особо не сближался в свою бытность жнецом, а как это происходит у смертных, точно не знал или не помнил. В книгах да, всякое бывало, но на то они и книги, художественный вымысел. Возможно, перенесенное психическое напряжение оставило отпечаток и на Эрике, заставило считать жизнь напарника как бы немного... своей заслугой, а значит, и в некотором роде собственностью. В том, что Эрик по натуре жуткий собственник, сомневаться не приходилось. Этим могло объясняться напряжение по поводу Грелля. Но... Алан снова вспомнил резкий, болезненный вдох и длинный облегченный выдох. Эрик сдержан в реакциях, очень сдержан, если не в бою, в драке или не в пылу спора... короче, если ситуация его эмоционально не затрагивает. Почему-то стало неловко и жарко: горячая волна пронеслась по лицу и нырнула вниз, аж рубашку расстегнуть захотелось. Алан, сам того не замечая, поджал губу и снова засопел, гоня от себя дурацкие мысли. Решил, что дальше думать в эту сторону не стоит, лучше просто дочитать роман, раз взялся, и открыл книгу на закладке. "Каждый раз, как я смотрел на тебя, дыхание вспыхивало в моей груди степным пожаром, а губы мои еще помнят вкус губ, и тонкость пальцев, и нежную прелесть точеного твоего плеча..." Ну, так и есть: Эрик оставил закладку на том самом "мило-дружеском" письме! Томик резко захлопнулся и отправился в полет за диван. Алан тут же укорил себя: очень нехорошо так поступать с чужими вещами, особенно книгами. Но... Не хватало только любовных романов, смерти ради! И так нервы пошаливают: то в жар бросает, то в холод, словно и не давно мертвый, бесстрастный по природе жнец, а трепетный подросток. Книгу Алан все-таки вернул на полку, дав себе зарок впредь внимательнее смотреть аннотацию, а еще лучше — свести знакомство с библиотекой мистера Спирса. Вот там точно никаких неожиданностей не будет, небось сплошь длинные запутанные детективы да мемуары — сонное, успокаивающее чтение, действительно "самое то, что нужно", а не как у Грелля. А Эрик... Хамфриз вздохнул, подошел к окну, по обыкновению любуясь погодой в любом ее проявлении — сейчас это был ветер, яростно треплющий деревья. Из рамы поддувало, но самую малость: тогда, в конце осени, осознав, что можно жить дальше, Алан с помощью Эрика законопатил и заклеил окна. От контраста холодного вечера "снаружи" и тепло-сонного — "внутри" стало особенно уютно. ...А Эрик — близкий друг. Самый-самый. И не стоит сейчас гадать о его поведении, причинах и мотивах. Единственное, что действительно важно, так это то, что завтра утром, выходя из подъезда, Алан увидит Слингби. Он будет подпирать спиной старую липу напротив и старательно делать вид, что "случайно шел мимо", хотя его квартира совсем в другой части жилого квартала. Они вежливо поздороваются с Эриком и вместе пойдут на работу. Остальное пускай останется в тумане неизвестности, который люди и зовут будущим. Главное, что оно у них теперь было.