Конфеты и цепи

- РОМАНЕНКО, СТОЯТЬ ГАДЕНЫШ!! Вопль начальника заставил проснуться мирно спящего в ординаторской Фила. Кажется, давно пора было привыкнуть к этому, он привык, но сейчас другая ситуация. Дверь в ординаторскую с шумом открылась. Фил быстро поднялся с пола, на который благополучно упал с дивана. - Ааандрей Ееевгеьевич, яяя не спал, честно. - Ричардс, за то, что так тупо спалился - дежурство тебе. Быков зашел за историей болезни одного из пациентов Романенко, на которого последний благополучно забил. Он уже не ненавидел сыночка Кисегач, нет, ему давно было плевать на него, как и на саму Кисегач. Но то, что этот маменькин подъюбник так нагло забивает на работу, его злило. Но это потом, изощренный план мести уже давно был готов. Сейчас заведующего терапевтическим отделением волновал другой подопытный - Левин американской сборки. С ним было сложнее. Наглый американишка позволил себе неслыханную наглость. И здесь Быков не знал, что делать. Нет, конечно, можно было поступить с ним так же, как с Глебом, но тут дело совсем в другом, Быков н е х о т е л поступать с Филом так же. Это его и пугало. Он не мог сделать привычной вещи. Хотелось поговорить с кем то об этом. Да вот только с кем? Купитман - старый пудель, быстро растреплет всему отделению, а то и всей больнице. Но выбора не было. - Вань, мне надоело делать вид, что я ничего не знаю. Но я не хочу портить ему его розовый мирок. - Может, голубой? - усмехнулся Иван Натанович. - Так, ддавай мне тут ненадо! - Быков свирепел. - Андрей, ну признай наконец, что ты сам неравнодушен к своему американскому интерну.- Купитман продолжал выводить старого друга. Нет, ему не хотелось обидеть Быкова, он просто хотел помочь, он не видел ничего плохого в нетрадиционной ориентации. Но понимал, что сам Андрей никогда в этом не сознается. - Вань, ты же понимаешь, что мы разные. Ну, во первых, страна, к тому же, он мой интерн. - не унимался Быков. - Просто поговори с ним. - сказал наконец Купитман. Быков понимал, что от этого не уйти и Купитман прав. Андрей молча согласился и вышел. Фил целый день пытался создать видимость работы. Он не мог думать ни о чем, кроме того, что он позволил себе а отношении Быкова. Он понимал, что влюблён в своего начальника. Конечно, Фил пытался это скрыть, ведь Россия не та страна, где можно было бы.. и Андрей Евгеньевич не тот человек, который мог бы... Что же, Фил пытался держать все в себе, но шутки и колкости Быкова давали понять, что у него не выходит. А последняя его выходка окончательно дала понять заведующему, что нерадивый интерн американского происхождения был влюблён в него. Но самое смешное, что Фил не подозревал, что и начальник не равнодушен к нему. - Филя, тебе тут письмо пришло. Его выдернула из размышлений подошедшая медсестра. - Письмо? - Да, вот. - улыбчивая медсестра протянула Филу конверт. Из Бостона. Фил быстро пробежался по строчкам. Суть письма довольно проста, его приглашали вернуться в бостонскую клинику. Письмо он воспринял как знак свыше. Значит не придётся говорить с Быковым, не придётся скрываться, он просто уедет и все. На этом кончено, ведь парень не раздумывал ни секунды. Он быстрым шагом направился в ординаторскую. Быков доделывал отчёт. В ординаторскую влетел сияющий Фил. - Так, кукушонок, на одно дежурство ты уже оставлен, ты нарываешься на неделю дежурств ? - Нет, Андрей Евгеньевич, я пришел сказать, что возвращаюсь в Бостон. - Эвоно как. Все таки решил? - Да. - Ну молодец. Лети, не держу. Но на дежурство все равно остаёшься. - Спасибо, Андрей Евгеньевич. - А теперь, кыш отсюда, пока я тебя на 2 недели не оставил. Фил спешил покинуть кабинет, будь его воля, он бы прямо сейчас улетел в Бостон. Но впереди его ждало ночное дежурство. Но сюрпризы на этом не заканчивались. Быков остался дописывать отчёт. Ночь с Быковым в ординаторской. В середине ночи, когда отчёт уже был допечатан, а обход завершен, Быков все таки решился поговорить с Филом. - Эй, американская гуманитарная помощь, наливай чай и садись поближе, у нас есть разговор. Фила затрясло, он надеялся, что разговора удастся избежать, но делать было нечего. Он покорно выполнил указание начальника и сел рядом. - Ну что, Филька, что делать будем? - Быков не знал как начать. - Вы о чем, Андрей Евгеньевич ? - будто бы не понимая спросил Фил. - О том Фил, о том, что ты себе позволяешь, в отношении меня. Не пытайся оправдаться, ты влюблён в меня? - он старался говорить мягче. - Ну... Я... - Ладно, можешь не говорить, по тебе видно. - Но.. -Фил хотел возразить, но его перебили. - Молчи и слушай. Ты сам понимаешь, тебе 24 года, ты влюблен, но это пройдёт, так же, как и прошло у Вари. Ну, а если ты считаешь, что все серьёзно, то ты должен понимать, что Россия - не та страна... Фил вскочил на ноги. - Да, да, Андрей Евгеньевич, я все понимаю, Россия не та страна, вы не верите мне, точнее в мои чувства... Именно поэтому, я хочу уехать в Америку и забыть это. Быков смотрел на него несколько минут. - Ты считаешь, что тебя это спасёт? - спросил он наконец. - Дда, я так считаю. - Эвоно как, что же, твое право, удерживать не буду. Можешь ехать и собирать вещи, я, так и быть, подежурю за тебя. - Андрей Евгеньевич... - Иди. Фил спешно снял халат и начал одеваться, тихо выйдя из ординаторской он побрёл к лифту. Ему, неожиданно, не хотелось уезжать, он готов был терпеть Быкова и его нелюбовь всю жизнь, только бы остаться, но пути назад нет, ведь он уже принял решение. Неспешно заходя в лифт он увидел приближающегося Быкова. Заботливо придержав дверь, Фил замер. Быков вошел в лифт. Фил нажал кнопку, как только дверь закрылась, Андрей Евгеньевич повернулся к нему. Фил недоумевал, Быков протянул ему конфету и сказал: - Давай так, я сейчас даю тебе конфету, а ты говоришь, что останешься. Это не звучало ни как вопрос, ни как предложение, это было утверждение человека уверенного в своих словах. Фил колебался. Он не знал, как это понимать. - Решайся, американишка. - в голосе Быкова было уловимо некое раздражение и страх. Конечно, он боялся, что Фил откажет ему и уедет, чего он н е х о т е л. Фил легко улыбнулся и взял конфету. - Я остаюсь. Но скажите, вы тоже... - Да. Резкий ответ начальника заставил его вздрогнуть, пусть взятая конфета обратилась цепью, несмотря на это, он был счастлив.