***
Очередной смятый листок, торопливо исписанный неровным почерком, полетел в мусорное ведро. Несмотря на великие достижения современной науки, основы для экспериментов и исследований Франкенштейн по-прежнему предпочитал записывать на бумаге, лишь после этого переводя их в электронный формат. Так почему-то работалось лучше, но сегодня даже это будто бы валилось из рук. Смешивая в колбе реактивы, Франкенштейн умудрился перепутать пробирки, в которые они были налиты, и цветок, используемый в данном эксперименте в качестве подопытного, мгновенно зачах, скукожившись и почернев. В записях внезапно обнаружилась ошибка, а микроскоп из-за неосторожного движения рукой свалился на пол. Чертыхнувшись, Франкенштейн поднял прибор и вышел из лаборатории, понимая, что в таком состоянии он неспособен даже простейший раствор приготовить. Сказанное Лордом будто бы раздавило его сердце, растерев его в пыль. Пусть Мастер пока что ничего ей не ответил, но почему-то учёного не покидала уверенность в том, что тот согласится на предложение Раскреи. Он понимал, что женитьба пойдёт Мастеру лишь на пользу, ведь союз с Лордом может существенно восполнить его силы, но ядовитая змея, имя которой — ревность, обвила его душу, беспрестанно вонзая в неё свои клыки и причиняя тем самым невыносимую боль. Кухня в такой поздний час пустовала. Визит Лорда отпугнул, видимо, даже Тао, любящего устраивать поздние набеги на холодильник, что было только на руку Франкенштейну, предпочитающему сейчас остаться в одиночестве. Приоткрыв дверь висящего над раковиной шкафчика, учёный оглядел содержимое его полок и, приметив нужную ему коробочку с заваркой на самой верхней из них, привстал на носочки, чтобы дотянуться. Доставая её, он нечаяно задел жестяную коробку с хранящимся в ней зелёным чаем. Та повалилась с полки прямо ему на голову, от удара об которую крышка приоткрылась, и всё, что в ней было, рассыпалось на пол и на самого Франкенштейна. Резко мотнув головой, чтобы вытряхнуть из волос застрявшие там чаинки, Франкенштейн направился к заварнику, молясь, чтобы хоть здесь сегодня не произошло ошибки. Обычно всё выходило безукоризненно, и ситуаций, подобных произошедшим, было крайне мало, однако сегодня у него всё попросту валилось из рук. Мысли беспрестанно возвращались к словам Лорда, и Франкенштейну даже на миг показалось, что он сходит с ума, настолько навязчиво звучал в голове спокойный и уверенный тон. Покончив с завариванием чая, которое прошло на удивление гладко, Франкенштейн, взяв поднос, направился в комнату Мастера. Тонкая полоска света между дверью и полом возвестила о том, что Мастер ещё бодрствует. Уснуть на длительное время, чтобы восполнить энергию, тот наотрез отказывался, однако его силы были уже на исходе. В итоге Франкенштейну всё же удалось уговорить его на кратковременный, но регулярный ночной сон, как у людей, надеясь, что это хоть немного поможет. Забыв из-за сегодняшней рассеянности даже постучаться, Франкенштейн приоткрыл дверь и тихонько проскользнул в комнату. Мастера он застал стоящим у окна и, кажется, раздумывающим над чем-то. Услышав шаги Франкенштейна, тот невольно вздрогнул, выпутываясь из кокона своих мыслей, и повернулся к учёному. — Мастер, простите… — сконфуженно пролепетал Франкенштейн, осознав, что увидел Рейзела в том виде, в котором не должен. Белоснежный пиджак покоился на спинке кресла вместе с небрежно свисающим с неё шейным платком. Рубашка из тонкого струящегося шёлка была полностью расстёгнута, обнажая гладкую, будто бы фарфоровую кожу с едва различимым тонким шрамом, тянущимся от ключиц до кромки брюк. По-видимому, Мастер уже готовился ко сну, и Франкенштейна угораздило зайти в самый неподходящий момент. — Я не должен был заходить без стука…простите, — ещё раз извинился Франкенштейн, мгновенно отвернувшись и аккуратно опустив поднос с чаем на прикроватную тумбу. — Всё в порядке, — слабо улыбнулся Рейзел. — А вот с тобой и впрямь что-то не так, — его тон внезапно стал серьёзным. — Ты сам на себя не похож, — произнёс он, обеспокоенно глядя на учёного. Франкенштейн похолодел, будто бы его обличили в каком-нибудь преступлении, и на мгновение замер, наклонив голову. — Вы не должны волноваться об этом, Мастер, — тихо проговорил он, не решаясь поднять взгляд. — Ты не ответил на мой вопрос, — неожиданно мягко возразил Рейзел. — Я вижу, чувствую, что тебе плохо, и меня это сильно заботит, — добавил он, сделав несколько шагов в сторону Франкенштейна. — Если я скажу это, то вы вряд ли будете относиться ко мне как раньше, — Франкенштейн печально вздохнул, стараясь не выпустить наружу то, что может навсегда отстранить от него Мастера и породить в душе того презрение к нему. — Но я всё равно хочу это услышать, — спокойно, но твёрдо ответил Мастер, тонкими пальцами приподнимая подбородок Франкенштейна и заглядывая ему в глаза. — Мастер, я… — он запнулся, пытаясь собраться с мыслями, вихрем проносящимися у него в голове. Сейчас Рейзел был так близко, но по-прежнему оставался недосягаемым. Его прикосновения действовали на разум сильнее тёмного копья, подчиняя его, и пронзая сердце тонкой, но болезненной иглой осознания того, что скоро эти касания останутся в прошлом, оседая в сознании лишь трепетным воспоминанием. — Находясь вот так рядом с вами, чувствуя на себе ваш взгляд, я всё с большим и большим трудом перебарываю охватывающие меня эгоистичные и совсем неприемлимые желания. Мне хочется касаться вас в ответ, слышать биение вашего сердца и ощущать радостное смущение, граничащее с эйфорией что, должно быть, испытывают люди при поцелуях. Я люблю вас, Мастер, таить тут уже нечего, — он прикрыл глаза и, вздохнув, продолжил: — Но я понимаю, что желания эти в корне нелепы, и не хочу сталкивать вас с осуждением, которое непременно последует со стороны. Не хочу быть помехой вашему союзу с Лордом, — голос Франкенштейна задрожал. — Я хочу, чтобы вы были счастливы, Мастер, а со мной это вряд ли будет возможно… — учёный замолк, с грустью смотря на Рейзела, будто пытаясь запечатлеть в памяти каждую его черту. Рейзел растерялся и немного отпрянул от Франкенштейна, осмысливая сказанное. — Союз с Лордом? — переспросил он. — Да. Признаю, я подслушал часть вашего разговора. Не смог побороть себя… — виновато ответил учёный, не двинувшись с места. — Учитывая сказанное, твоё любопытство вполне объяснимо, и я не виню тебя за него. Но, как ты помнишь, ответ я ей ещё не дал, — подметил Мастер, сделав шаг навстречу Франкенштейну. — Но я уже определился с ним, и твои слова лишь подкрепили уверенность в правильности сделанного мной выбора, — неяркий свет от стоящего в углу торшера падал на его чёрные, идеально уложенные волосы, однако лицо оставалось в тени, и чтобы понять его взгляд, нужно было чуть-чуть присмотреться. — Теперь я полностью уверен в том, что должен отказать ей, — подытожил Мастер, приблизившись к Франкенштейну почти вплотную. — Но брак с ней может восполнить ваши силы, — Франкенштейн замялся, прерывисто дыша. Сердце колотилось в бешеном ритме, пульсацией отдаваясь в грудной клетке. — В этом нет необходимости. Способов пополнить запас энергии много, и женитьба с Лордом — не лучший из них. Я не собираюсь столько лет жить бок о бок с той, к кому не испытываю ничего, кроме уважения, зная, что тот, кто мне по-настоящему дорог, и кого я люблю, страдает, — Рейзел замолк, выжидающе глядя на растерянного Франкенштейна. На щеках проступил едва различимый румянец. — Тот, кого вы любите? — поражённо переспросил Франкенштейн, не до конца веря в услышанное. Казалось, что вот-вот стоящая перед ним фигура Мастера расстает, а сам он очнётся ото сна где-нибудь за столом в лаборатории, однако Рейзел не исчезал, а лишь пристально смотрел на Франкенштейна. — Да… За все годы, что я прожил, ни одному существу не удавалось вызвать у меня столь сильных чувств, — слова давались Рейзелу с некоторым трудом из-за сковавшего его смущения. — Ни одному, кроме тебя, — он сконфуженно отвёл взгляд в сторону, на тени, сгустившиеся в дальнем углу, куда почти не проникал свет от торшера. — И свою жизнь я хочу провести именно с тобой, — комнату наполнила тишина, с каждой последующей секундой становившаяся всё более осязаемой, давящая своим весом на сознание. Рейзел тревожно думал о том, что его ответное признание могло чем-то отпугнуть Франкенштейна. Прокручивал в голове каждое слово, пытаясь понять причину молчания Франкенштейна. Только он собрался добавить ещё что-то, как тот внезапно порывисто обнял его, приникнув к его губам. Напряжение постепенно стихало, сменяясь новым, незнакомым до этого момента ощущением. Сердце учащённо билось уже не от беспокойства, а от сладостного волнения, глаза непроизвольно прикрылись, отчего тепло прильнувшего к нему Франкенштейна и мягкость его сухих губ стали чувствоваться ярче. — Тогда я сделаю всё, чтобы вы никогда не пожалели о своём выборе, — почти неуловимо прошептал Франкенштейн, едва отстранившись, однако в его мыслях это звучало в разы громче, перемешиваясь с тысячами фраз, заменённых одним поцелуем, который был в разы красноречивей любых слов. Ментальная связь вдруг резко обострилась, обрушивая на Рейзела поток тайных мечтаний и невысказанных желаний, которые самому Франкенштейну казались постыдными. — Мастер, я… — учёный опомнился лишь спустя некоторое время, испуганно осознав, что только что открыл Мастеру то, о чём порой боялся даже помыслить. — Ты боишься, что это может оттолкнуть меня? — в голосе Мастера звучало лишь понимание, вместо ожидаемой ненависти и возмущения. Франкенштейн пристыженно кивнул и сбивчиво пробормотал извинения, не тратя время на бессмысленные оправдания. — Тогда… Сначала показалось, будто ничего не произошло, но не успели миновать и несколько секунд, как Франкенштейн понял, что Мастер только что открыл ему и свои мысли. Чуть менее хаотичные и сумбурные, чем у него, они были подобны плавно текущей реке, лишь на некоторых моментах пути становящейся бурной из-за порогов и воронок. Франкенштейн ошарашенно застыл, угадывая в некоторых мыслях и порывах Мастера отражение своих собственных. Рейзел нежно провёл пальцами по щеке Франкенштейна, очерчивая линию острых скул, и мягко улыбнулся. Пусть понимание чувств пришло к нему совсем недавно, сами они не давали ему покоя уже многие годы, хоть их значение он распознать и не мог. Проведя в одиночестве долгое время, скрашиваемое лишь однотипным пейзажем, открывавшимся из окна, он совершенно забыл о существовании такой вещи, как эмоции. О любви он слышал лишь рассказы, никогда не думая, что она может постигнуть и его. Старался избегать привязанности, ни на миг не забывая случившееся с его братом и страшась, что однажды судьба может вновь вынудить его пойти против того, кто ему дорог. Он так и не успел понять, когда Франкенштейн, без спроса вломившийся к нему в дом, успел ворваться и в его сердце, наполнив его неизвестным ранее трепетом, который побороть не удалось, несмотря на все попытки. С некоторой долей опаски Рейзел позволил новому для него чувству властвовать над ним и не заметил, как привычное присутствие Франкенштейна рядом стало необходимым. Вслед за трепетом пришли и другие чувства, смешавшиеся в единое целое, и представлять свою жизнь без этого человека он уже стал неспособен. — Теперь ты продолжаешь так думать? — немного неуверенно поинтересовался Рейзел. — Мастер, вы и правда желаете меня?.. — задал встречный вопрос Франкенштейн. Чистая непорочность его Мастера шла вразрез с тем вожделением, которое тот испытывал по отношению к нему. Страх опорочить Мастера — последний барьер к их близости, заглушило, сводя на нет, тихое согласие и вереница мыслей, подтверждающая его и открывающая Рейзела с другой стороны. — Я могу убедить тебя в этом, — проговорил Мастер, потянувшись за поцелуем. Теперь даже мысли отошли на второй план, позволяя ощущениям взять контроль над телом. Легонько коснувшись плеч Рейзела, Франкенштейн сбросил с них ненужную сейчас шёлковую ткань и слегка наклонился, оставляя невесомый поцелуй на шее. Мастер немного запрокинул голову, без колебаний вверяя своё тело любимому человеку. Тёплые ладони, плавно поглаживающие спину, заставили волну мурашек прокатиться по коже, а внезапно подступившее волнение немного стихнуть. Руками Рейзел потянулся к воротнику рубашки Франкенштейна, принявшись спешно высвобождать мелкие пуговицы из петелек. Расправиться с ними никак не получалось, те не поддавались, выскальзывая из напряжённых пальцев. — Вас что-то беспокоит, Мастер? — спросил Франкенштейн, мягко перехватывая ладони Рейзела своими и поднося их к губам. — Нет, это просто немного волнительно, — полушёпотом ответил Мастер. — Я совершенно неопытен в таких вещах, — неловко пробормотал он. Даже в тусклом освещении комнаты можно было разглядеть, насколько ярко пылает его лицо от смущения, пришедшего вслед за откровенными мыслями и речами. — Это нестрашно, — нежное прикосновение губ к тонким пальцам. — Я не причиню вам ни капли боли, — твёрдо заверил Мастера Франкенштейн. Бережно, будто Рейзел мог в любой момент расколоться, Франкенштейн подхватил того на руки и аккуратно опустил на светлое покрывало. Раздражающие пуговицы он одолел сам и небрежно откинул вещь в сторону. Взобравшись на кровать, Франкенштейн навис над Мастером и, чуть опустив голову, вновь соприкоснулся с губами Рейзела своими. Отстранившись, он вдруг заметил, что Мастер уже избавился от оставшейся одежды при помощи силы. Полностью обнажённый, он лежал, раскрывшись перед Франкенштейном теперь не только душой, но и телом. Его щёки, обычно аристократически бледные, сейчас были пунцовыми, но во взоре кроваво-алых глаз читалась лишь нежность и безграничное доверие. Кончиками пальцев Франкенштейн дотронулся до шрама, пересекающего грудь Мастера. Тот от этого чуть вздрогнул и затих, нисколько не сопротивляясь действиям своего человека. Причина, по которой Рейзел получил этот шрам, ему была уже давно известна, и именно тогда он узнал, что его Мастер пусть и силён, но не всесилен. Тот, кто рассказал Франкенштейну об этом, хотел таким способом подорвать его веру в Рейзела, надеясь породить в нём сомнения о правильности его выбора, сподвигнув тем самым на предательство. Однако ожидаемого смятения со стороны Франкенштейна не последовало. Вслед за изначальным неверием, продлившимся лишь краткий миг, он испытал только большую тягу к Мастеру. Да, тот сдался без боя, позволив ранить себя, причём не какому-то высшему существу, а обычному человеку, девушке, подосланной главой небольшого городка, где он остановился ненадолго, заблудившись. Не стал останавливать её, зная, что если она не выполнит приказ, её ждёт голодная смерть в ветхом домишке, где она жила с маленькой сестрой. Вот только нож, которым девушка нанесла удар, оказался одной из наиболее удачных человеческих попыток скопировать оружие духа, оттого и рана затянулась нескоро, оставив о себе напоминание в виде шрама. И сейчас, ощущая его под своими пальцами, Франкенштейн почувствовал острую потребность защищать Рейзела, оберегать его от всех возможных бед. Его Мастер, его божество оказался неидеальным, и этот крошечный недостаток, неведомый для других, пленил, отдаваясь гулким стуком сердца внутри. Позволив увидеть это, позволив прикоснуться к воспоминанию о своём маленьком, хоть и опасном поражении, Рейзел подпустил Франкенштейна ещё ближе к себе, отдавая в его распоряжение всего себя, без остатка. Ладонь Франкенштейна скользнула ниже, проходясь по чуть выступающим рёбрам. Немного помедлив, Франкенштейн двинулся назад и нерешительно провёл языком по возбуждению Мастера. Рейзел резко выдохнул, издав почти неслышимый стон, едва различимый даже в тишине, что царила в комнате. Ощущая становящуюся всё более уверенной ласку и сладкое, тянущее чувство, пронизывающее, кажется, каждую клеточку тела, он слегка выгнул спину, растворяясь в захлестнувшей его волне наслаждения. — Франкенштейн, — голос надрывный, почти умоляющий. Одного взгляда в голубые глаза, излучающие трепетное обожание, хватило, чтобы передать просьбу, граничащую сейчас с мольбой, непреодолимое желание оказаться ещё ближе, чем сейчас. Пальцы вызвали непривычный лёгкий дискомфорт, который прошёл почти сразу же, перекрытый невесомыми успокаивающими поцелуями. Однако и этого вскоре стало мало. Смоляные растрепавшиеся пряди, вздымающаяся от частого прерывистого дыхания грудь и затуманенный взгляд. Сейчас Рейзел мало походил на тот безупречный образ, что он обычно являл окружающим. Сейчас он был настоящим. Руки непроизвольно потянулись к плечам Франкенштейна, обхватывая их. Бурный вихрь ощущений пронёсся по телу, а с губ сорвался практически выкрик. Мастер судорожно вдохнул, притягивая к себе Франкенштейна, который плавно и размеренно, стараясь не причинить даже малейшей боли, двигался в нём, достигая высшей точки близости. Почти неуловимо Франкенштейн дотронулся до лица Мастера, стирая выступившую от переизбытка эмоций слезинку. Ещё сегодня вечером даже прикосновения к Рейзелу находились за чертой, которую Франкенштейн не решился бы переступить, опасаясь неприятия и безмолвного укора. Теперь же эта грань размылась, стёрлась, подобно рисунку на песке, омытому приливом. Франкенштейн сильнее прижался к Мастеру, подрагивающему от охватившей его истомы, что казался сейчас до невозможности хрупким. Приятная расслабленность сковала тело, лишая сил и погружая в ленивую негу. Франкенштейн повернулся на бок, увлекая Мастера в неспешный, чуть смазанный поцелуй. Слегка встревоженный вопросительный взгляд и незамедлительно последовавший на него ответ в виде тёплой улыбки. Им не нужны слова, чтобы понимать друг друга, и даже ментальная связь тут не играет роли, лишь понимание, чувства, ставшие нерушимыми, и два бьющихся практически в унисон любящих сердца, открывшихся друг другу в эту ночь.Часть 1
5 апреля 2019 г. в 22:52
— Судя по их словам, они решили оставить Рейзел-нима с Лордом наедине и не мешать их свиданию, — громкий, чуть сбивчивый от быстрого бега голос Раэля прорезал царившее в кабинете безмолвие, нарушавшееся до этого лишь монотонным тиканьем часовых стрелок.
На мгновение в помещении вновь повисло напряжённое молчание. Жалюзи кофейного цвета слегка колыхались от весеннего, но ещё прохладного и порывистого ветра. Маленькие клубы пара над чашкой Франкенштейна давно исчезли, а сам напиток остыл, но учёному до этого не было дела.
— С-свидание?! — с запинкой проговорил он, застыв в недоумении. — Ты точно ничего не перепутал? — повернувшись, Франкенштейн бросил недоверчивый взгляд на стоящего позади него Кертье.
Увидев, как тот отрицательно мотнул головой, Франкенштейн резко подскочил с места и в несколько размашистых шагов пересёк кабинет. «Что же делать?» — взволнованно бормотал он, прохаживаясь из угла в угол. Пальцами он зарылся в свои белокурые локоны, растрепав их. Узнав о внезапном визите Лорда, Франкенштейн был готов практически ко всему, но даже и вообразить не мог, что та решит позвать Мастера на свидание. В том, что инициатива исходила именно с её стороны, сомнений не возникало — вопросы, так или иначе касающиеся любви, Мастера интересовали мало, да и особой осведомлённости в них он не имел. Даже когда Раэль обратился к нему с просьбой о помощи в улучшении отношений с Сейрой, Рейзел просто ушёл от ответа, ограничившись общей фразой и отправив юного Кертье к самой девушке.
— Ну что вы так переполошились? — прервал хаотичные мысли Франкенштейна Геджутель, продолжающий безмятежно потягивать чай. — Ничего страшного ведь не произошло, — добавил он, взглянув на учёного.
Франкенштейн хотел было начать гневную тираду с разъяснениями, но сдержался, вспомнив о том, что сколько бы Благородных он ни встречал, слово «романтика» в большинстве случаев будет им незнакомо. Единственным исключением был, пожалуй, Кэриас, при воспоминании о котором Франкенштейн невольно поморщился, но тот вряд ли очень часто составлял компанию почтенному каджу. Ни говоря ни слова, Франкенштейн достал телефон и, спешно открыв нужный сайт, приблизил гаджет к лицу Гежутеля, ожидая, пока тот вникнет в суть прочитанного.
— Что?! — каджу внезапно закашлялся, поперхнувшись чаем. — Почему вы ещё не вызвали этих ваших модифицированных людей? Дело не требует отлагательств! — возмутился он, всплеснув руками.
Франкенштейн, закрыв вкладку с толкованием понятия «свидание», дал срочную команду Раэлю и поспешил связаться с модификантами, чтобы и те не сидели без дела. Как он и предполагал, узнав о том, где именно сейчас пребывает Лорд, Гежутель не смог больше оставаться в стороне.
— Гежутель-ним, разве вы не должны сейчас находиться поближе к Лорду? — ненавязчиво поинтересовался Франкенштейн у каджу, стараясь как можно более деликатно выпроводить того из кабинета.
Гежутель недоверчиво взглянул на учёного и, отставив в сторону чашку, негромко звякнувшую от соприкосновения с блюдцем, спешно покинул комнату, ворча себе что-то под нос.
Оставшись в таком желанном последние несколько минут одиночестве, Франкенштейн устало плюхнулся в кресло, стоящее за рабочим столом, и включил на компьютере запись, которую несколько секунд назад ему прислал Тао. На ней виднелась улица, с одной стороны украшенная зеленеющими клумбами, и безмятежно шествующий по ней Мастер, подле которого шла Лорд, смущённо улыбаясь и рассказывая ему что-то. Мастер лишь изредка кивал, одаривая ту изящной полуулыбкой. От Франкенштейна не укрылся тот факт, что внешне состояние Мастера напоминает то, в котором тот пребывал сразу после пробуждения от восемсотдвадцатилетнего сна, однако он прекрасно понимал, что в действительности силы стремительно покидают Рейзела, и сейчас их хватает лишь на поддержание его жизни. Стоит ему ввязаться хоть в одну битву, и даже этот запас полностью иссякнет.
Вдруг Лорд, не сводившая влюблённого взора с Мастера, запнулась о валяющийся на дороге камешек и, не удержав равновесие, стремительно полетела вниз. Упасть девушке не дал вовремя спохватившийся Рейзел, аккуратно придержав её. Раскрея зарделась и немного отпрянула, пробормотав что-то в качестве благодарности.
Немного погодя, эта парочка скрылась в компьютерном клубе, а Франкенштейн медленно отвёл взгляд от монитора. Кабинет, на стенах которого играли красноватые лучи заходящего солнца, будто бы сжался до крохотных размеров. Неубранная чашка, стоящая на лакированном деревянном столике, раздражала, а экзотический цветок, скромно расположившийся у окна, давил на сознание своей яркостью. Безусловно, Франкенштейн был рад созерцать счастье Мастера, но беспощадный яд ревности, уже полностью отравивший его сердце и растекающийся по венам, заполняя весь организм, помутнял рассудок, омрачая все светлые чувства. Из головы, как бы Франкенштейн ни гнал её, не хотела уходить мысль о том, что эта улыбка Мастера предназначена не ему, что это не он находится с ним в данный момент, что не с ним Рейзел проводит то время, когда любой день может оказаться последним для него.
Звонкий щелчок кнопки мышки раздался в тиши кабинета, подобно выстрелу. Выключив компьютер, Франкенштейн откинулся на спинку кресла и закрыл лицо руками, пряча глаза от ослепляющего солнца, ещё не до конца скрывшегося за горизонтом. Сдвинув немного одну из ладоней, мужчина бросил мимолётный взгляд на часы, мерно отсчитывающие секунды, и вновь сомкнул веки, пытаясь обдумать происходящее. Работать как положено мозг наотрез отказывался, издевательски вынимая из обширной кладовой памяти моменты их с Мастером совместного времяпровождения. Вот их первая встреча, сопровождаемая недоверием и растерянностью со стороны Франкенштейна. Заметив оплошность с рубашкой, Мастер только покачал головой и помог исправить ошибку, сменив этот предмет одежды на строгий чёрный костюм. Защитил от ворвавшихся в замок разъярённых каджу, позволил человеку, ополчившему против себя половину Лукедонии и нагло солгавшему о своей должности дворецкого, остаться с ним. Подобно кадрам старой киноплёнки, эпизоды сменяли друг друга, всё больнее ударяя по сердцу учёного. В какой именно момент возникли эти, пугавшие его поначалу чувства, что сейчас не позволяли ему даже свободно вздохнуть, определить он так и не смог. Это воспоминание, видимо, затерялось где-то на задворках подсознания, покрывшись вековой пылью. Да и точная дата ничего бы не дала, ведь даже чувства с той поры сильно изменились. Признательность, сменившаяся наивной влюблённостью, уступила место чему-то более крепкому и незыблемому. Теперь это уже было не слепое обожание, а нерушимая сильная любовь, заполнившая собой всё его существо.
Приоткрыв глаза и очнувшись от недолгого оцепенения, Франкенштейн внезапно понял, что его ладони влажные, а на щеках ещё не успели высохнуть дорожки слёз. Сейчас ему хотелось забиться в самый дальний и тёмный уголок школы и позволить всему водовороту чувств вырваться наружу вместе с отчаянным криком и сдерживаемыми из последних сил рыданиями. Хотелось разнести половину кабинетов, поломав парты и раскрошив в щепки стулья. Упасть на пол и, свернувшись калачиком в царящем вокруг хаосе, позволить отчаянию поглотить душу целиком, уничтожая последние светлые искорки, оставшиеся в ней… Но вместо этого мужчина лишь тяжело вздохнул и, стянув со стола упаковку бумажных салфеток, направился к двери.
Весёлый гомон птиц сменился вечерним пением сверчков в траве. Улицы посерели от опустившихся на Сеул сумерек, а сгустившийся над городом туман веял прохладой. Франкенштейн медленно брёл мимо ярко подсвеченных вывесок магазинов, пустым взглядом рассматривая плитку тротуара, запылившуюся за день и полустёртую от тысяч ступающих по ней ботинок. Желания идти домой не возникало совершенно. Вместо этого хотелось посидеть где-нибудь у реки, прислушиваясь к её шумному журчанию, и ощутить холодный, пронизывающий до костей ветер в своих волосах. Однако, с усилием переборов этот порыв, учёный повернул в сторону дома, гоня прочь любые мысли о Мастере, что получалось из рук вон плохо. Его образ всё ещё стоял перед глазами, и иногда, на пару секунд к нему присоединялось ещё и довольное лицо Лорда, ставшее внезапно ненавистным. Мысленно осыпая Раскрею всевозможными проклятиями, в глубине души понимая, что девушка не виновата в его эгоистичном стремлении быть рядом с Мастером, и он делает это только чтобы успокоить гложущие его непреодолимые чувства, Франкенштейн, практически не глядя, набрал на панели у двери нужный код и вошёл в дом.
Свет в прихожей не горел, а на слух давила непривычная, поразительная тишина, даже незамолкаемый голос Тао не доносился из комнаты. Почувствовав неладное, Франкенштейн быстро скинул ботинки, даже не позаботившись о том, чтобы те стояли аккуратно, и молнией направился в гостиную, где обычно любил пребывать Мастер.
Он действительно оказался там — элегантно восседал на диване и пил чай, приготовленный мисс Сейрой. Вот только стоило Франкенштейну отвести взгляд немного в сторону, как кулаки непроизвольно сжались от нахлынувшей злости. Компанию Мастеру составляла Лорд, спокойный и удовлетворённый вид которой не оставлял сомнений в том, что чувствует она себя здесь комфортно и расслабленно.
— Кадис Этрама Ди Рейзел, у меня к вам есть один важный и очень серьёзный разговор, — донеслись до ушей Франкенштейна слова Раскреи, что заставило его невольно напрячься.
Воспользовавшись тем, что ни Мастер, ни Лорд его до сих пор не заметили, учёный затаился и притих, решив послушать ещё немного. Он понимал, что услышанное не предназначено для него, но справиться с эгоистичным желанием не было сил.
— Лукедония сейчас переживает не лучшие времена. Врагов стало ещё больше, и каждый новый из них превосходит по силе предыдущего. Мне всё чаще приходится самой участвовать в битвах, и неизвестно, какая из них может стать последней. Поэтому мне необходим наследник, который в случае чего сможет занять трон, но я, как ты знаешь, всё ещё не замужем, — произнесла Лорд. Франкенштейн прикусил губу и затаил дыхание. Отчего-то тело охватил неясный, возникший из ниоткуда страх. — Я долго думала над тем, кто бы мог подойти на роль моего мужа, и более достойного претендента, чем ты, так и не нашла, — её голос стал звучать чуть тише, видимо, от смущения, что она испытывала, говоря это. — Я знаю, что решение это нелёгкое, потому и не стану торопить тебя с ним. Завтра утром жду от тебя ответ, а пока что я должна отлучиться ненадолго — мисс Юна пригласила меня и Суйи к ней, — сначала послышались тихие шаги, а затем в дверях показалась сама Лорд.
Франкенштейн выпрямился и постарался состроить как можно более безмятежное выражение лица.
— Добрый вечер, — он немного натянуто улыбнулся, слегка поклонившись. Раскрея ответила ему лёгким кивком, кажется, вовсе не заметив фальши, и гордо прошествовала к двери, не взглянув более в его сторону.