Лепестки

- Они прекрасны, не правда ли? Вилусийская принцесса опустилась на колени, склонилась над буйно разросшимися элленикосами и полной грудью вдохнула их аромат. Менелай молча стояла и смотрела на нее. Ей хотелось поскорее вернуться на корабль и лететь на Крит – там ждали спартанскую королеву, и Менелай знала, что не имеет права уронить честь своей страны. Но нежданная гостья все портила. Менелай смотрела, как Александрос только что не зарывается лицом в пылающие рыжим лепестки, и думала: за что все их так любят, эти проклятые цветы? Цветут недолго, осыпаются быстро, и ни в какой интерьер их не впишешь – слишком вызывающий, слишком яркий цвет. Недаром же это символ кратковечной любви. Бурной, но кратковечной. Интрижка, которая ничего доброго не приносит и выдыхается так же быстро, как осыпаются эти странные цветы. А поэты посвящают им целые оды: им – и Елене… Менелай поморщилась. - Вы готовы? – спросила она, не сумев полностью скрыть резкость. Александрос оглянулась на нее. - Разве мы спешим? Менелай сцепила зубы. - Извините, - улыбнулась Александрос. – Я вас не задержу. Мне просто хотелось посмотреть на них поближе. У нас на Вилусии элленикосы не растут: я видела образцы в лабораториях и музеях, но это совсем не то. Я бы с удовольствием с вами поменялась, подумала Менелай, но промолчала. Неразумно показывать чужеземной принцессе свое дурное настроение. К тому же она сама виновата: зачем позвала Александрос с собой? Потому что не думала, что она согласится. - Ведь это в их честь назвали вашу жену? - Да. – Заученная формула сама легла на язык: - Прекрасное имя для прекраснейшей женщины галактики. Александрос задумчиво кивнула. - Говорят, что не найти средь звезд женщины, подобной Елене Ахейской. Она легко поднялась с земли. - Вы верите в богов, Менелай? - Если бы боги существовали, мы бы уже их нашли. - Я их видела. Менелай криво усмехнулась – неудачная шутка, - но Александрос была серьезна. - Давным-давно, когда я была еще не принцессой, дочерью могучей Приам, а простой девчонкой с фабрики по производству синтетической еды, я задремала у станка, и мне приснились три фигуры. От них исходил такой ослепительный свет, что я зажмурилась. Одна из них, самая высокая, обратилась ко мне: «Скажи, кто из нас прекраснее других, и мы одарим тебя богатыми дарами; но выбирай с умом. Если ты назовешь меня, я подарю тебе власть над всеми планетами Азиатского пояса». Я сглотнула. Другая сказала: «Назови меня, и твое имя прогремит среди звезд: ты станешь великим полководцем и одержишь бессчетные победы». А третья нежно прошептала: «Выбери меня, юная Александрос, и я подарю тебе любовь ахеянки, прекраснейшей женщины галактики». Менелай вздрогнула. - Я сказала: «Как же мне отличить, кто из вас прекраснее других? Вы так ярко светитесь, что я совсем ничего не вижу», - как ни в чем не бывало продолжала Александрос. – И тогда та, что первая заговорила со мной, улыбнулась – я услышала это в ее голосе – и сказала: «Смотри не глазами, как люди; смотри сердцем». - И кого же вы выбрали? – машинально спросила Менелай. Ей казалось, что она уже знает ответ. - Я была совсем юна, - вздохнула Александрос, - и бедна. Где мне было править всем Азиатским поясом? Или одерживать победы над ахейскими и ионийскими полководцами? Я выбрала самую простую вещь – любовь. - Значит, ты приехала ко мне за Еленой. Александрос пожала плечами: - Да. Пустота – вот что ощутила Менелай. Пустота и легкость. Как будто она всегда знала, что этот день настанет. Старая Тиндарей обязала всех ахеянок, добивавшихся руки Елены, не злоумышлять против ее избранницы, а, напротив, во всем ей содействовать – но то ахеянки. Слава Елены гремела по всей галактике. Наверняка множество самонадеянных юниц грезили, как вырвут этот прекрасный трофей из лап спартанской королевы… Александрос стояла перед ней, непринужденно опустив руки. В горле у Менелай пересохло. Она слишком легко согласилась сесть на этой уединенной планетке, поддавшись обаянию вилусийской принцессы, и вот теперь пожинает плоды. - На корабле моя стража, - хрипло сказала она, - они поймут, если я не вернусь… - Зачем мне ваша стража? – удивилась Александрос и вдруг рассмеялась – звонко, заразительно. Так не смеются в королевских дворцах, в чинных приемных залах. Именно этот смех и привлек внимание Менелай – смех чужестранки и улыбка Елены, какую она никогда не дарила своей законной супруге – и что-то остро кольнуло в груди. Ни одна из тех, кто прежде пытался флиртовать с Еленой, не вызывала у нее такой реакции. Возможно, потому, что все они были… ненастоящими. - Я приехала за вашей женой, - повторила Александрос. – Но мои намерения изменились. Елена очаровательна, умеет себя подать и довольно неглупа, хотя и несколько своевольна… но мне обещали другое. Она обвела глазами поляну элленикосов, у которой они остановились, и Менелай смогла наконец перевести дыхание. Смотреть в глаза Александрос становилось все труднее. Сердце билось как сумасшедшее, и она проклинала себя… за то, что вообще допустила эту поездку. - Цветок, который вянет, не успев расцвести? Божество обещало мне любовь, которая прогремит среди звезд. Украсть сердце спартанской королевы – чем не достойный подвиг? Она не улыбалась и не смеялась. В ее глазах плясали чертики, но взгляд был серьезным, ищущим. Менелай сглотнула. - Я вас не понимаю. Вам нужна прекраснейшая женщина галактики? - И я ее нашла, - заверила ее Александрос. Она мягко взяла Менелай за руку; пальцы у нее были сильные. – «Смотри не глазами», помните? Люди так не умеют; вы сами себя не знаете. Хотите, я вам покажу, госпожа моя? Менелай вдруг остро ощутила, как далеко они сейчас от безопасного, знакомого корабля – последнего средства бежать. Она резко вырвала руку. - Вы перепутали королев, ваше высочество, - она очень старалась говорить сухо, но в горле слишком пересохло, и выходило жалко. – Моя жена с удовольствием согласилась бы на ваше предложение. Она несчастна со мной, и это не секрет. Но я помню свой долг. - В чем же ваш долг? – поинтересовалась Александрос. - В том, чтобы заботиться о моей стране. - Вы позаботитесь о ней гораздо лучше, если позволите себе быть счастливой. Несчастный человек никому не может помочь. Ну же, Менелай. Или вы настолько возгордились, что пойдете против воли богов? Что она знает о королевском долге – она, вчерашняя девчонка с фабрики? Менелай ненавидела себя за то, что не могла отвести от нее глаз. Под взглядом Александрос осыпались и таяли все те года, в течение которых она тайно презирала себя – слишком бледную, со слишком светлыми, почти прозрачными волосами: тень, призрак рядом со смуглой Еленой, чьи волосы были черны как ночь – и донимала супругу бесконечными придирками, если та смела выглядеть недостаточно идеально. Пожалуй, в словах Александрос был резон. Но даже если так – что с того? Это все те же лепестки. Менелай смотрела на элленикосы. Она пыталась ненавидеть их – и не могла. - Так что же? - Мы летим на Крит, - хрипло ответила Менелай. – Меня там ждут. А по дороге я, может быть, подумаю о вашем предложении. Александрос заглянула ей в глаза и тихонько рассмеялась. - Вы уже все решили, - сказала она. – Но если вам нужно время, чтобы произнести это – я не стану вас торопить. Вы слишком королева, госпожа моя. Но я-то всего лишь влюбленная женщина. Будьте осторожны – в следующий раз у меня может и не хватить терпения. Они двинулись к кораблю. Менелай смотрела прямо перед собой, но чувствовала Александрос рядом, и даже мысль об утомительном полете на Крит переставала казаться такой уж утомительной. Мне должно быть страшно, сказала она себе. Но страха почему-то не было.