Рожденная смертью

«От лица Катерины» Для меня самый большой грех вовсе не какое-либо отрешение от Господа, ни связь с великим герцогом ада, за что склоняю я голову на отсечение бесконечным небесам светлых ангелов на заслуженную казнь проклятой души, ни моя серьезная влюбленность в демона, невзирая на столь юный возраст. Скорее я самостоятельно вырву своё крохотное сердечко, забрызгав кровью окружающие предметы и людей вокруг себя, слезами вечного несчастья ополаскивая своё тело, в смертельной бледности гниющее на сырой земле за то, что увижу человека, страдающего лишь по моей глупости. Мама… мамочка, любимая моя, я не слышу стука твоего сердца, понимаешь? Это так тяжко, наблюдать беспроглядную пропасть в твоих безжизненных, потухших во тьме глазах, падать вниз, вечно лететь в пустоту и так и не ответить на вопрос: «Это ты или… после смерти уже нет?» Несмотря на то, что ты погибла и испытала на тонкой коже клыки адских тварей, ты моя мама, немного испорченная, но моя, незаменимая, как и для других преданных родным людям детей. Любую игрушку может починить особенный человек, вверенный одному единственному делу всей своей жизни – мастер, сидящий в маленькой комнатке с развешенными необходимыми инструментами на стене. А я, мама, буду твоим мастером. Только мне не понадобится для твоего возобновления скотч, рабочие ножницы или что-то другое, требуется лишь любовь, требующая особенной связи и нескончаемого желания быть вместе, рядом, до самого имеющегося на земле конца. И, поверь, только семья способна спасти от смерти, даже если ты уже мертв. Знаешь, рассматривая твоё тело, словно лед, играясь с озорными лучами солнца, тающее под давлением холодного безмолвия мрачных стен, я придумала способ вытащить тебя из этой паутины бесконечных пыток и унижений. Я отдам тебе свое сердце, правда. Ему жить осталось недолго, но все равно потом с нисходящим торжествующим чувством победы в глазах Велиал проглотит его за один раз и не пожалеет ни на минуту о содеянном поступке с моим органом, благодаря которому я умею сочувствовать, переживать, надеяться. До этого момента всего-навсего три с половиной года осталось, однако я дарю тебе возможность любить, быть преданной чему-то, как верный пёс своему хозяину, и сердце мое прослужит до самого конца, до того момента, пока по идее мне не исполнится восемнадцать лет. Предсказано еще до моего появления на свет, рождения – умру в первые секунды своего совершеннолетия. Но ты ведь возьмешь мое сердце все-таки? Я не обещаю приходить к тебе после смерти, ведь мой призрак заблудится в отражающих прошлое зеркалах, я буду слоняться по нескончаемым коридорам незаметной тенью. Зато буду помнить, а ты воспользуешься возможностью вернуть свою человечность и прожить мое оставшееся жизненное время. Ведь сейчас кричишь на весь зал не ты, моя настоящая мама. Истерическими нотками голос, разлетающийся и будто ударяющийся о толстое настенное покрытие, возвращается обратно и навязчивым пронзительным звучанием проносится в голове. Он не принадлежит твоей истинной стороне души. Поэтому я спрашиваю у тебя, не колеблясь в вопросе: «Ты примешь мое сердце, мама?» - Если бы я только могла воплотить свои мысли в жизнь, - сипло хриплю я не своим голосом, нет, он у меня совсем другой. Ты не слышишь меня, а я обращаюсь именно к мамочке. Странно только одно: почему я могу позволять себе падать настолько низко, думая о демоне, который оставил меня наедине с потерявшей рассудок матерью? – я бы действительно отдала тебе своё сердце, мама. Но не могу. Я же живая, а ты уже умерла. У живых и мертвых нет общего, - шепчу я еле слышно. - Прости, мама, за предательство. Но твоя дочь рожденная смертью, не думаю, что нужно надеяться на спасение. Мамино лицо уродливо: морщины, какие-то пятна на коже, грязные и мокрые волосы скомканными нитями свисают, падают на согнутые в старческом безобразии плечи. Обнаженное тело покрыто красными точками, словно брали иглу и методом одного прикосновения продевали насквозь, оставляя за собой только эти неприятные царапины. Складки на животе, спине, тело покрылось животными волосами, словно не женщина передо мной на коленях сейчас находится, которая при жизни следила за своей внешностью и заботилась о мнении окружающих к своей личности, а чудовище из детских страшных сказок. Мне стыдно такое говорить про родную мать, но создается впечатление, что это и не она вовсе. Душа, испорченная временем – только это я могу наблюдать перед собой. - Как мне хочется верить, что это именно ты, - я несмело поглаживаю ее по волосам, что, впрочем, сделала зря. Рука, ладошка вымазалась в человеческом соку, в котором до этого мама находилась на протяжении всего времени после своей верной смерти на земле. Я не стала прибегать к опасным возгласам и крикам о том, как мне отвратительно это прикосновение. Я сдержалась. - Катенька, - моя мама растягивает это имя как молитву, беспрерывно твердит одно и то же, - доченька. – Мурашки пробегают по моей коже. Как же я мечтаю подарить ей своё сердце, я не могу видеть ее такой… поддельной. Игрушка испорчена, мастер не справился с работой. Так же и с ней. И мне вновь стыдно от своих же мыслей, но я не ощущаю тяги к маме… с другой стороны этому бесчеловечному существу. Кто она, и, главное, кто после всех своих оскорбительных слов в сторону матери я? Кто из нас все-таки действительно заслужил звание «чудовища?» - Мамочка, - одними губами произношу я, не говорю вслух то, о чем думаю. Кажется, ей и не нужны мои слова. Она их просто… не понимает? Словно умалишенная, просидевшая столько лет в этой клетке в собственном соку, моя мама не соображает, не мыслит. Мне грустно от этого, плохо, я умираю вместе с ней, медленно тону в черноте ее глаз. А раньше они были ядовито-зеленые, прямо-таки как у меня, достались, видимо, по наследству, ведь по маминой линии все особи женского пола считались «ведьмами». За рыжие волосы и зеленые глаза нас могли презирать и казнить – в современном обществе казнь – унижение и оскорбление. Но мне все равно, я горжусь тем, что ношу ее глаза. Она погибла, но взглянув на меня, память прошлого восстановится и многие смогут увидеть во мне мою маму. - Катя… - создаётся впечатление, что мы готовы вечность так просидеть, рассматривая друг друга, будто в первый раз, и питаться друг другом, не погибая душой, высыхая телом. Только два слова «мама» и «Катя» - большего не нужно. Маме не нужно, а мне необходимо ее тепло, прежнее, не то, что овладело ее потолстевшим телом сейчас, холодное и липкое. Это не моя мама, а я по-прежнему пытаюсь доказать обратное. И где Велиал, когда он так нужен мне своей поддержкой? Почему он опять бросил меня в трудный момент? Неужели нельзя хотя бы сейчас включить своё актерское мастерство и опять, как обычно бывает, притвориться, что волнуется? - Мама, мне так больно на тебя смотреть, - я вздрагиваю от своих же слов. Женщина, существо, чудовище – как ее называть? – отворачивается от меня, стыдливо опустив голову. Я не хотела обидеть мать, но говорю то, о чем действительно думаю на данный момент. Почему-то я, живая молодая девушка, мечтаю умереть, потому что я существую, а не живу. А в этом нет никакого смысла. И моё выживание превратилось с этого момента встречи с человеком, пленником демонов и низших тварей вроде чертиков, моим родным человеком в пытку, хуже, чем пережила моя мать. Видеть смысл всей своей жизни в таком-то состоянии… я не могу объяснить, выражая словами колющее ощущение в груди. Мне просто больно – этим всё сказано, наверное. - Катя… - я не удивляюсь тому, что она вновь повторила мое имя. Я не обращаю внимания, глупо сидеть, поджав к подбородку колени, и любоваться, как существо, именующееся твоей матерью, истерически хохоча, катается по полу и бессознательно выкрикивает твое имя. Это выводит из себя. Это нереально сильно пугает. - Мама, во что ты превратилась, - страдальчески простонала я, и, не выдержав, бессовестно ударила себя ладонью по лбу. Слезы градом выкатывались из глаз, казалось, они всё оставшееся чувство любви к моей маме. Я не могу понять, почему я до сих пор не обняла женщину, благодаря которой живу на этом свете,… почему я такая бессердечная? И, в наказание самой себя, я аккуратно тянусь руками к своему платью, дрожащими пальчиками нащупывая потрескавшуюся из-за падения на пол и сорвавшуюся об какой-то острый предмет ткань, сдирая по швам ее с себя. Мне становится невыносимо холодно. Теперь я понимаю, что чувствует мама, опираясь незащищенной спиной на ледяной пол. - Катя… - ее пронизывающий голос эхом разлетается по всему пустующему залу. И куда успели исчезнуть все демоны с торжественного мероприятия? Я начинаю потихоньку догадываться: всё это подстроено специально, как проверка для меня. Но мне плевать. Я не брошу мать, обращая внимание только на ее безобразную внешность. Время ее изменило, время ее и изменит заново. - Мама, - перечислять имена друг друга вошло в привычку, ведь больше ничего мы так и не рассказали друг другу за проведенное время вместе. Это странно, да, мама? Хотя, обращаться к тебе с вопросами бесполезно – всё равно не ответишь, я уверена. Тебе нужно сердце для понимания своих мыслей, а у тебя его нет, или, по крайней мере, оно сгнило. В аду же всё гнилое, не ошибаюсь. Никто из людей, даже не побывав в этом месте, не ошибся. Ад и есть Ад – для каждого он свой. Всё, что было до встречи с мамой – пустяки. Я неосознанно тяну руки к груди. Из одежды на мне только нижнее белье, и, признаться честно, мне холодно, как изнутри, так и снаружи. Пальцами исследую свою грудную клетку. Вся кожа покрыта мурашками. Я как под действием гипноза, чувствую, что нет возможности осуществить свои замыслы в реальности, ведь вырви я сердце себе – сразу умру, не успею отдать его тебе. И тогда мы погибнем обе, мама. Нити торчат из меня как из куклы, я – марионетка. Мой хозяин – Дьявол. У меня нарастает дикое желание разорвать грудную клетку и вытащить сердце – и будь, что будет. Это нормально, нет? Нет, конечно. Но я хочу это сделать, очень сильно, хоть убейте, делайте что угодно – я вырву, прямо сейчас, в эту секунду! Остановите меня, прошу… - И ты меня не остановишь, верно? – саркастически усмехаюсь я, обращаясь к матери, и скольжу подушечкой указательного пальца по левой груди, выпирающей из чашечки детского бюстгальтера с носорогами розового цвета. Смешно, но его покупал мне Велиал. Сказал: «Ничего, не расстраивайся, скоро мужчины за тобой в очереди место занимать будут». А я смеюсь с его слов. Мужчины? Мне ведь всего четырнадцать, а до того времени, когда на меня действительно будет законом позволено обращать внимание состоятельным и серьезным мужчинам, я буду высыхать в сырой земле. Этот демон издевается надо мной. В каждом его слове звучит намек на мою непредотвратимую смерть. Поэтому мои мысли смешались, и я перехожу на правую грудь, завороженно наблюдаю, как интересно, постепенно, как по команде от прикосновений, моя кожа покрывается мурашками. Кладу обе ладони к себе на грудь и тяжко вздыхаю. Осталось вырвать его – и всё кончено. Я специально надавливаю ногтями на кожу. Неприятное ощущение, колит, словно медлительным процессом с тебя срывают кожу, ножевым отверстием проделывая дырки в разных частях тела. И ты медленно, мучительно умираешь. Во мне просыпаются мазохистские мысли. Надавливаю еще раз, да с такой бешеной силой и возрастающим желанием сделать себе больнее, что проглядываются красные пятна, небольшие, но уже заметные для людских глаз царапины. До сердца совсем недолго – просто вцепиться в кожу ногтями и тянуть от себя, как разрывать бумагу, ничего сложного. Однако что-то меня останавливает, может, здравое мышление? Во мне сидит кто-то еще, мой личный демон, внутренний. И он приказывает не останавливаться, рвать дальше. Это часть испытания, если я не ошибаюсь, да? Тогда, Господин Дьявол, торжествуйте: я почти проиграла, без всякой борьбы и шансов на победу. - Катя, сумасшедшая, - я поворачиваю голову как в замедленной съемке на голос, раздавшийся позади спины. Как всегда – хриплый и высокий голос, нотки которого заворожили моё сердце черной магией, заставили влюбиться безответно в того, из-за которого сейчас я готова пойти на самоубийство. А мама не двигающимся предметом лежит на полу. Больно. – Катя, ты что творишь? Ты… - демон замолкает и делает вид, что ему тяжело произносить эти слова, - не прошла испытание. Ты сдалась, поддалась чарам другого демона. Именно он заставляет тебя медленно царапать себе грудную клетку. Остановись, - его рука ложится на моё плечо, и мне ничего не остается, кроме как принять этот жест, - пойдем со мной. - Чтобы потом умереть от твоих рук? – насмешливо проговариваю я и смеюсь, прямо как моя мать, расположившаяся в моих ногах как животное. – Лучше уж так – самоубийство решит всё. - А потом ты все равно попадешь в ад, - совершенно спокойно говорит демон и присаживает передо мной на корточки. Будто он не бросал меня в самый трудный момент, будто не он держал мою мать взаперти этой «колбы», будто он не пил ее жизненный сок, будто он не врал мне никогда. – Ко мне попадешь, понимаешь? – Велиал протягивает мне ладонь, и мне так хочется оторваться от своего малоприятного занятия, но я не могу, кто-то останавливает меня. Внутренний голос твердит: «Пора покончить с этим раз и навсегда». Делаю движение ногтем – новая царапина и капля крови стекает и манит к себе, как варенье, сладкое, немного кисловатое даже – хочется облизнуть. Что со мной сделало пребывание в аду? Почему у меня возникают такие желания? – Катя, умрет она, - он показывает указательным пальцем на мою мать. Как он смеет унижать ее настолько сильно? – ты прекратишь думать о самоубийстве. Это твое испытание, - мужчина отрицательно качает головой, явно жалея о сказанных словах. Неужели ему было запрещено мне об этом сообщать? – ты обязана убить эту тварь сама. Не убьешь – не пройдешь испытание, пойми же. Это не твоя мать, посмотри на нее внимательно, - я слушаюсь его команде. Но… я все равно ее люблю. Мать всегда мать – не зависит от того, присутствует сердце в ее груди или нет, - убей это ничтожество. Я резко, не ожидая его унизительных слов, отталкиваю Велиала от себя. Демон падает на спину, немного не сообразив и не успев как-то среагировать на мою безбашенную ответную реакцию после его слов, адресованных в адрес моей мамы. Он не смеет так говорить, нет! Я вновь кладу свои пальцы к себе на грудь и слабо надавливаю, из-за чего ком в горле подступает, не знаю, судя по всему, нажала на какую-то точку. Тошнит. Я сдерживаюсь. Руки уже испачканы в еле заметных каплях крови. Я расцарапала себе грудь как бешеное животное, напала на себя, не поразмыслив над тем, чем всё может закончиться. Меня ничего не останавливает. Надавливаю ногтем еще раз. И еще. Пока на меня не нападает… собственная мать. Женщина обнажила острые клыки, и я поняла, что она точно другая. Но все же – мать. Я не способна ответно ударить ее, хотя мама вцепилась своими хрупкими пальчиками настолько сильно, что прикосновения доходили до моих костей. Мне больно, однако я знала, что мне когда-то будет больно. Мне, если поверить на слово, больно каждый день. Я привыкла. Я хрипло выдыхаю какие-то несвязные слова, сама не понимаю, что говорю. Велиал стоит без движения и смотрит за всем происходящим с намеком на скрытый интерес. Не удивительно. Демоны все такие. - Убей ее, иначе не пройдешь испытание, - настойчиво выкрикивает Велиал и бросает ко мне складной швейцарский нож, который приземляется в парах сантиметрах от моего лица. В глазах всё плывет, я не вижу, как рука тянется к единственному способу спасения своей жизни. - Ма… - я внимательно всматриваюсь в ее побледневшие, словно спрятанные за толстым стеклом, глаза с замиранием сердца, которое отчаянно желала вырвать. Сознание приходит в норму с того момента, как вернулся Велиал. Неужели он спас меня? Теперь мысли о самоубийстве улетучились. Какой же я глупой была… - ма… - я буквально выкашлянула последний слог этого слова. Голос осип, получается только хрипеть. А в ее глазах… весенняя зелень. Как раньше, когда она была живой, обнимала меня, рассказывала сказки на ночь в моменты моей боязни оставаться одной. Уже тогда я проболталась маме про загадочного мужчину – Велиала. Она мне поверила. И сейчас, уже подсознательно готовая вонзить в нее холодное лезвие ножа, я расслабляю ладонь, и предмет выпадает из моих рук, с шумом ударяясь о стеклянный пол. - Я люблю тебя, мама… - последнее, что вырывается из моих уст предсмертным тоном, перед тем как в моем подсознании не вырисовывается картина выражения лица моей матери. В нем выражалось единственное чувство – неподдельный страх. Тело женщины безжизненно обмякает, падая на меня, кровь, выливающаяся из ее рта, попадает мне на лицо. Перед тем как отключиться, потеряв сознание после пережитого, я вижу Велиала, который, усмехаясь, облизал длинным языком окровавленный нож…

***

Просыпаюсь в своей постели… дома, на земле, в России. Уверена я на все сто процентов, что это не было сном. Такое просто невозможно выдумать даже с хорошо развитым и больным воображением. Скидываю ожесточенно одеяло со своего тела и осматриваю себя с ног до головы. В одном нижнем белье. Грудь перевязана бинтами, кое-где просачивается еще не остановившаяся кровь. Слышу подозрительные звуки в соседней комнате, где живет Велиал. Что-то разбилось, видимо, бутылка виски. Он же незаменимый алкоголик. Встаю и, пошатываясь, иду к нему. Требуется поговорить. Серьезно поговорить. Чувствую горячие слезы на щеках. Он убил мою мать. Он не помог ей. Только она сумела освободиться от заточения, как ей вогнали нож в спину. Я видела ее смерть дважды – в семь лет и в четырнадцать. После такого жить вдвойне не хочется. Почему мне так не везет? Лучше бы на ее месте была я. Стучусь робко в дверь костяшками пальцев, хотя, к черту обязанность быть дисциплинированной и интеллигентной девушкой, как меня учил этот убийца Велиал. Врываюсь в комнату как незваный, что уж точно, гость, и ошеломленно моргаю, не в силах что-то сказать. Этот демон убил мою мать, кровь в некоторых местах на его теле не высохла, а он сидит и как ни в чем не бывало, курит дешевые сигареты? Подбегаю к нему и сажусь рядом на кровать, смотрю прямо в глаза и ищу хоть какое-то сожаление в них. - Я. Тебя. Ненавижу, - отрывисто, выделяя каждую букву грубым голосом, шепчу я. Он не отвечает, затягивает в себя эту смертельную гадость, потом, помедлив, игриво вскидывает брови и выдыхает прямо мне в лицо сигаретным дымом. Я, откашлявшись, повысила голос: - С ума сошел? Ты всё изначально знал! Знал, что я выпущу маму из этой клетки, знал, что мне придется ее убить. Как ты мог… - на то я и ребенок, чтобы плакать. Слезы опять текут. И как их только хватает? – Я ведь к тебе всем своим сердцем, а ты… предатель, - специально приближаюсь к его лицу и оглушительно кричу, громко всхлипываю и пытаюсь отвернуться, как его крепкая рука останавливает меня. - Это была не твоя мать. Демон, который умеет принимать внешность других людей и адских тварей, - равнодушно выдохнул он и снова выпустил дым прямо мне в глаза. Мне плевать, честно. Жду, когда дым рассечётся, вдыхаю в легкие неприятный запах, и моментально в голове всплывают воспоминания дней, проведенных в аду. – Это было испытание, и ты его не прошла. Ты бы умерла, если бы я не убил этого демона. Твоя мать на небесах, и она этого правда заслуживает, - он откидывает сигарету в сторону, перед этим потушив ее пальцем. Меня раздражает этот жест. - Ты мог сказать мне, что это испытание… - пытаюсь надавить на него до последнего, но заметно понижаю голос на несколько тонов и сочувственно качаю головой. Слава Богу, мамочка в раю, а не здесь. Я счастлива, что в аду в торжественном зале была не она. Все-таки чудеса, хоть какие-то, бывают. - Ты сама на это согласилась, поэтому, если бы я тебе об этом сказал – было бы нарушение правил. А за нарушения серьезно наказывают… - он взглянул на меня пронзительным взглядом. Впервые в его глазах пылала искренность, переживание, грусть. Или мне кажется? Не веря самой себе, слегка касаюсь его теплых губ, они сегодня безвкусные, только чувствуется запах гари на таком близком расстоянии. Он нехотя отвечает, сначала намереваясь оттолкнуть меня от себя. Мне с ним хорошо. Влюбилась в демона… и почему поцелуй этого самого демона сегодня особенный? Настоящий, какой-то… не наигранный. Он действительно ответный. Мы оба этого хотим. Я отстраняюсь, чувствуя, как воздух просится в легкие. Велиал хрипло стонет и отворачивается от меня, позже, что-то обдумав, говорит: - А я предупредил тебя, убил демона вместо тебя, поэтому… - он злобно хмурит брови, а я замираю на месте, понимая, что пропустила и не сразу заметила одну важную вещь. – Это я тебя должен ненавидеть сейчас. И только сейчас я заметила, после нашего поцелуя, его глаза не как раньше – ярко-красные, без зрачков. Теперь они нежно-голубого оттенка и святятся так, словно излучают… жизнь?