Биология

– Нет, мам, я не приду, не ждите меня! Все хорошо, не волнуйся. – Но, милая, сегодня же смотрины, ты не можешь на них не прийти. Давай я лучше дам трубку папе, и он… Но мне наплевать, что там «он…», я бросила трубку. Ненавижу. Больше всего на свете ненавижу это дерьмо – свою же семейку. Конечно, я – не нежная комнатная фиалка, я знаю, как устроен мир, но все же… Когда сталкиваешься с этим лицом к лицу, сложно сдержать раздражение. Из века в век омег, вроде меня, продают альфам побогаче и посолидней. Нас, будто экзотических домашних животных, вроде дорогущих попугаев размером с холодильник или енотов, портящих все вокруг, выставляют на торг в сети, показывают наши фотки своим начальникам, устраивают конкурсы. Это окей, таков мир, но почему этим занята и моя семья? Мне бы хотелось верить, что они желают мне счастья, но верить – так сложно, когда хочешь иного будущего. Мои родители были бетами, и я – единственная из сестер, кому так не повезло. Альф сейчас стало так много, что конкуренция возросла многократно, и за мою несчастную шкуру всего неделю назад боролись с десяток кандидатов. Мне исполняется семнадцать, первая течка близка, и мужчинам нужно спешить. Мужчинам и женщинам, желающим моей плоти, меня никто не спрашивал ни сейчас, ни раньше, никто и не будет. Зачем? Я же омега. Отец выбрал того альфу, что богаче, чье положение лучше, чей возраст больше моего чуть менее, чем в два раза. Как представлю себе этого тридцатилетнего мужика, боровшегося за семнадцатилетнюю девочку… Брррр. Сегодня он как раз должен был явиться к нам, а я не приду. Для омег клеймо повиновения значило многое, и общество осуждало отказ от строго отведенной им роли. Обычно отец забирал меня с танцев, но сегодня день был таким важным, что он хотел подготовиться к приходу гостя за несколько часов до. Мне повезло – никто не ждал от меня непослушания, как от хорошо выдрессированной собачки. От омег, впрочем, никогда и ничего не ждут. Вместо того, чтобы идти домой, я заглянула к своей альфа-подружке, одолжила ее кожаную куртку, солнцезащитные очки и фейковое удостоверение личности. Я специально накрасила глаза так ярко: никто не должен понять, что мне еще нет двадцати одного. – Похожа, – сказала Лейси, сравнив меня с собственным фото на пластиковой карточке счастья. – Смотри осторожнее там, это почти что байкерский клуб, а они не знают, что такое: «Нет, сэр, не надо», – последнюю фразу она прохныкала, изображая омежье млеяние. – Заткнись, – ответила я, нервно смеясь. Мама продолжала звонить, явно не желая принимать мое сопротивление, а я, в конце концов, устала сбрасывать ее бесконечные звонки. Я выключила телефон, чтобы больше не чувствовать, как он вибрирует в моем заднем кармане и отвлекает, пусть волнение поглотит меня с головой. И все же… Биология брала свое. Мое тело сопротивлялось, инстинкты подсказывали: нельзя делать то, чего окружающие так просят избегать, нельзя быть непослушной, нельзя решать самой. Омега внутри меня хныкала и просилась домой, смотреть своего нового альфу, но гордость пыталась ее заткнуть. Я сжимала губы до боли, до легкого онемения, пока не пришла к клубу, отмеченному в моем GPS. Ночь превращала тихую улочку в спавн сомнительных личностей. Можно было просто идти на звук музыки: она лилась из колонок, застревая в моей груди, заставляя что-то дрожать внутри, подпрыгивать в танце. Охранник выгнул бровь, когда я протянула ему пластиковую карточку. О, конечно, он понял, что я обманываю его, но ничего не сказал. Его дело – проверить эту чертову бумажку, не больше. Громила кивнул, хмуро улыбаясь мне. Из-под рукавов его футболки виднелись цветочные узоры татуировок. «Как у девочки», – подумала я, придержав язык. Яркий свет заливал танцпол, и внутри музыка звучала особенно громко. Всполохи цвета красили пол, потолок и стены, перемещаясь в бешенном танце. Я внезапно почувствовала, что в куртке, которая была мне заметно велика в плечах, слишком жарко, а в солнцезащитных очках – темно. Широкоплечие мужчины выхаживали в центре зала, выхватывая из пестрой толпы танцующих девушек, высокие женщины в коротких юбках поглядывали на подошедших к барной стойке юношей. Альфы. Альфы охотились здесь на ищущих приключений бет и омег. Я почувствовала себя лишней, до смешного нелепой в куртке, чьи рукава закрывали кончики моих пальцев, слишком юной и глупой. Может, биология права, и мне незачем строить из себя кого-то другого, и следовало бы принять свою суть? Я чувствовала, как чужие взгляды липнут к моей коже. Омега задрожала во мне, уговаривая развернуться к двери. – Привет, – прогремел незнакомый голос над моим ухом. – Осторожнее, – сказал он, положив обе свои руки мне на плечи, когда я дернулась в испуге. – Такая лапочка, а пришла сюда одна. Я повернулась, ведомая тревогой. Высокий, плечистый, русоволосый альфа смотрел на меня сверху вниз. Мне казалось, что я могу уместить свои узкие бедра на одном его плече. В костюме-тройке, будто мафиози из старых фильмов, будто не принадлежащий этой пестрой панковской толпе – неоново-кожаной, он возвышался над присутствующими. Феромоны заполнили воздух вокруг меня. Альфа. Все они казались мне огромными, но этот – особенно. Его ладони, казалось, хватит, чтобы сжать оба моих запястья, мою шею, меня всю. Омега задрожала в приступе восторга, а я только скривила губы. Я испуганно отступила на шаг, опуская взгляд к полу. Альфа улыбнулся, удовлетворившись моим смиренным выражением, и чертова омега внутри привстала на задние лапки, словно прося, чтобы ее похлопали по голове. Я улыбнулась в ответ, опасаясь, что бегство заставит его кинуться в погоню. – Как ты прошла контроль? – спросил незнакомец, недовольно выгибая бровь. – Алкогольная интоксикация особенно опасна, когда пьет такое юное тело. Тебе повезло, что я здесь, чтобы помочь с дозой. Он улыбался, а я испуганно принюхивалась, чувствуя себя юным телом в большой беде. Но… Но ведь эти омежьи инстинкты всегда говорят, что опасность рядом, даже если в кустах сирени завозится старый соседский пес. Я бы хотела в будущем удалить комок этих нервов, чтобы избавиться от ненужных инстинктов, но не уверена в том, что смогу, если стану собственностью какого-то альфы. Он будет решать, что можно пришить, а что – отрезать, и ни один врач не проведет операцию без его разрешения. – Как тебя зовут, золотце? – спросил он, повернув голову на бок, будто заинтересованная блеском птица. – Давай уберем это, – добавил незнакомец, снимая мои солнечные очки. – Рика, – ответила не я, но омега внутри. «Он – такой большой, такой сильный, так пахнет», – шептала она, скребясь о грудную клетку. «Понравься ему, понравься». Альфа убрал очки моей подруги в свой карман, и не думая возвращать их. Я покраснела, почувствовав этот зов, и альфа громко рассмеялся, кладя ладонь на мою спину. Его пальцы оказались теплыми, а меня охватила нервная дрожь, жар прилил к щекам. Я казалась себе удивительно маленькой под его рукой, удивительно хрупкой. Страх кольнул изнутри, но природа подсказывала, что все в порядке, что так и должно быть. Альфа ведет, а ты идешь за ним, альфа лучше знает, что нужно делать. – Ммм, отлично. Пойдем, у меня есть для тебя местечко. Я – Роберт, можешь звать меня – Роб, золотце, – улыбнулся он. – Первое время, потом выберем что-то понежнее, – вновь засмеялся мужчина, обнажая безупречно белые резцы. – Ты здесь впервые, правда? – Да, – кивнула, чувствуя, что смущаюсь лишь сильнее. – Ты же не выдашь меня охране? – Но ведь, если выдам, им придется позвонить твоей маме, а она заберет тебя домой и накажет так, что больше ты из дома не выйдешь, – притворно обиженным голосом сказал Роб. – Нет, так не пойдет. Присаживайся. И я села, плюхнулась на скользкий кожаный диванчик, забившись в угол тесной кабинки, так сильно пропахшей табачным дымом. Вокруг меня – только свет и звуки музыки, и ведомая неясным мне инстинктом, я не заметила, как мы очутились за столиком, отделенным от всего остального зала ширмой и тонкими деревянными стенками по бокам. Я улыбалась, чувствуя себя дурочкой, и альфа улыбался в ответ. Хищно… Хищно, как все они улыбаются одиноким омегам. – А ты… – замялась я, пытаясь заполнить тишину. – Ты здесь работаешь? – В каком-то роде, – ответил он, даже не повернув головы. Роб махнул рукой кому-то вдалеке, и, спустя одно лишь мгновение, на нашем столике оказались два бокала не то шампанского, не то вина, я не могла разглядеть, есть ли в жидкости пузырьки. Принесла их омега, на шее которой уже красовалась брачная метка. Редкий альфа разрешает своей омеге работать… Один из бокалов альфа осушил сам, громко стукнув пустым сосудом по столу, второй пододвинул ко мне, не прекращая улыбаться. Он перевел взгляд на меня, и я взволнованно заерзала на кожаном сиденье. – Ты никогда не пила раньше, золотце? – спросил он, довольно облизнув свои тонкие губы. – Что за умница. Пей, со мной все можно, – добавил он мягко. – Мне кажется, – замямлила я, чувствуя, что больше не хочу «веселиться», что я хочу идти домой, что бы там ни ждало. – Мне кажется, это плохая затея. – Пей, – повторил альфа громче. Улыбка на мгновение покинула его лицо, и искорки, светящиеся в его взгляде, не понравились мне. «Альфа недоволен, сделай же что-нибудь», – захныкала омега внутри, отчаянно суча ножками. Я подчинилась, прислоняя к губам стекло предложенного мне стакана. Это – только вино, ничего ужасного не случится, ведь правда? Первый глоток обжег язык, я хотела остановиться, но Роб положил ладонь на дно бокала, заставляя меня выпить до конца. Вкус неприятный. – Хорошая девочка, – проворковал он, улыбаясь, пододвигаясь ближе. – Ты выглядишь так, будто должна быть в другом месте. Оглядываешься, ерзаешь, – говорил он. – Сбежала из дома? – Нет, – отмахнулась я, чувствуя, что после алкоголя голова начинает кружиться. – Может, немножко. – Немножко, – улыбнулся он, вновь пододвигаясь, сокращая расстояние. – Боюсь, в этом деле нет полумер, Рика. Ты либо сбежала, либо нет. Его зубы клацнули возле моего уха, и я испуганно пискнула, но Роб засмеялся. Альфа. Я никогда прежде не ощущала так близко половозрелого альфу, к школам их не подпускают, а по дороге из нее мне не приходится идти самой, автобус развозит нас по домам ровно в три часа. Приятный мускусный запах заполнял легкие, и даже когда мужчина двигался ко мне, я не желала отодвигаться. Что-то внутри нашептывало, что так и должно быть. – Смешная омега, – сказал он, положив руку поверх моего дрогнувшего плеча. – Твоя одежда пахнет маленькой альфой. Украла ее у подружки или нашла? – Я не украла, – слишком наивно прозвучала я, тут же закусывая губу. – Ах, прости, ты же – хорошая девочка, как я забыл. Просто удрала из дома за приключениями, да? Альфа продолжал говорить, но я смутно понимала, что именно. Его слова растворялись в воздухе, смешиваясь с музыкой, грохочущей в моей черепной коробке. Однажды я была на домашнем рейве, и все происходило не так. Это – опьянение? Ноги покалывало, руки тоже, и смутно я ощущала, что пальцы мужчины сжимаются на моей талии, обжигают меня сквозь одежду. Он стянул с меня эту тяжелую шуршащую куртку, и я не сопротивлялась, только помогала, поднимая руки вверх, как хорошая омега. Роб улыбался, его глаза блестели все ярче и ярче, пока кроме них не осталось ничего вокруг. Картинка смазывалась и, как бы я ни кусала губы, четче не становилась. Я чувствовала, что что-то не так, и суетливая омега внутри меня забила тревогу. – Вот так, – сказал Роб, поворачивая мое лицо в своей ладони, будто выбирал на рынке тыкву. – Торкнуло, отлично. У тебя еще не было течки, малыш? – Я… Я… – силилась я ответить, но выдыхала лишь невнятное бормотание. – Сейчас будет, – улыбнулся он, сгребая меня в охапку. – Не волнуйся об этом, я знаю, что к чему. А я не могла возразить. Что-то странное завладело мной, дурман заволок глаза, и все, что осталось вокруг – запахи, отчаянно яркие запахи. Пахло альфой, это пахло им, желающим отнести меня в неизвестность и там… Я заскулила, думая об этом, смутно осознавая, что не хочу, что так со мной нельзя. Сквозь толпу мы пробирались к выходу, и Роб отдал на пути несколько распоряжений официанткам и охране. Я начинала скулить в его руках. Роб поправил меня на своем плече, когда я заерзала. Он уже не смеялся, улыбка сошла с его лица, и совсем скоро мы уже оказались у его машины. Альфа заботливо пристегнул меня, усадив на переднее сиденье. Это не было лишним: он гнал так быстро, что меня едва не стошнило на приборную панель. Дорога неслась под ногами, и странное чувство родилось в моей груди, опускаясь к низу живота, надавливая на него. Предметы снова обретали очертания, но тяжесть, сжимающая мое нутро, становилась все ярче и ярче. Когда альфа остановил машину, я успела только моргнуть, как он уже распахнул мою дверь. Омега внутри ликовала, когда он заботливо расстегивал ремень, когда брал меня на руки, заставляя обхватить его шею. Я хотела захныкать, запроситься домой, но альфа ласково ворковал мне на ухо. – Какая хорошенькая уставшая омега, так утомилась, пока шлялась там, где ей не нужно быть. В его голосе теперь слышалась злоба, и я отчего-то хотела пропищать: «Прости». Сознание то возвращалось ко мне, то вновь покидало. Я неосторожно пнула альфу в живот, пытаясь вырваться из его рук, но все тщетно. Он только глухо рассмеялся у самого моего уха, обдав его горячим дыханием. Когда я снова заворочалась, Роб легонько шлепнул меня. Дом, к которому вела тонкая плиточная дорожка, оказался большим: два этажа, закрашенных черной краской с темнеющего в ночи фасада. Круглые идеально постриженные кустики стояли у дверей, на ступеньке лежал коврик скучного черного цвета. На том, что лежит перед моей комнатой, было написано: «Wizards welcome, muggles tolerated». – Я хочу домой… – осмелилась сказать я, собрав все силы. – Мне нехорошо. – Я сделаю хорошо, – только и ответил он. «Не надо», – подавил инстинкт самосохранения, подсказавший, что альфа только раззадорится моими мольбами о пощаде. Дверь скрипнула, Роб наскоро сбросил ботинки в прихожей, тут же поспешив по ступенькам наверх. Я не видела, на что похоже это место, все, что оставалось перед моими глазами – бесконечно белый потолок. Здесь пахло альфой, все вокруг пахло им, кружа мою голову. Снова скрипнула дверь, альфа толкнул ее ногой, теряя остатки терпения. И только когда он бросил меня в кровать, я поняла, что происходит с моим несчастным обманутым телом. Смазка. По моим дрожащим от нетерпения ногам, теперь казавшимся мне слишком тонкими на фоне широкой спины альфы, текла чертова смазка, скапливаясь пятном на идеально белых простынях. – Но я… Я… Она не должна была наступить так скоро! – Папочка немного помог тебе, золотце, – произнес он, запирая дверь на засов. – Ох, ты такая хорошенькая в своей футболке. Сними ее. Но она не была моей. Футболку с логотипом группы Kiss я взяла у все той же подруги, она щедро позволила мне взять все это, потому что у меня самой одежда была только нежных пастельных тонов, как у идеально выученной омеги. Роб улыбнулся, медленно расстегивая пуговки своей белоснежной рубашки, ему мой страх казался смешным. Я не собиралась подчиняться только потому, что руки дрожали. Слезы сами заполнили глаза, когда я осознала, что он собирается со мной сделать. Альфа раздевался, а я медленно пятилась назад, к изголовью его большой кровати. Спальня Роба оказалась оформленной в ярко-красных и черных тонах, будто он и не спал здесь, а только… Я закусила губу, стараясь не скулить, стараясь удержать порыв и не начать молить его остановиться. На тумбочке будто случайно лежали мягкие розовые наручники. – Ты подмешал что-то в мой бокал, да? – спросила я внезапно дрогнувшим голосом. – Ты… Ты хотел изнасиловать меня с самого начала. – О, разве это изнасилование? – спросил альфа, притворно удивляясь. – Золотце, ты только посмотри: ты же вся промокла, у тебя началась течка, и ты чувствуешь, как внутри закипает кровь. Скоро ты начнешь просить меня взять тебя, – произнес он, рукой проводя по своим русым волосам, взъерошивая их. И он не врал. Я действительно ощущала, что внутри меня разворачивается буря, желание побеждало в ней страх. Альфа разделся, и единственным предметом одежды на его крепком теле были обтягивающие боксеры, сквозь ткань которых я видела, насколько мне будет больно. Я заскулила, точно щенок, зовущий маму, и альфа заворковал, сложив губы. – Ну, ну, золотце, не плачь, папочка рядом, папочка сейчас все решит. Будь хорошей омегой, лежи смирно и держи ножки раздвинутыми. Он двинулся к кровати, но я, ведомая ужасом, соскользнула с нее. Даже сквозь тонкие капроновые носки я могла ощутить, насколько мягким был ворс пушистого красного ковра возле его кровати. Зная, что дверь закрыта, я ринулась к окну, не боясь прыгнуть со второго этажа и повредить ноги. Моя первая течка, первая течка… Не хочу, чтобы все случилось вот так. Альфы – сильные, но омеги всегда были быстрее и юрче. Я надеялась проскочить, вцепилась в чертову раму, пытаясь открыть путь к свободе, но оказалась пойманной в руки Роба всего секундой спустя. Он прижал мою спину к своей груди, глухо засмеялся мне в ухо. Послышался треск чужой футболки, я осталась в нижнем белье и джинсах, обтягивающих дрожащие теперь ноги. Все бесполезно, течка притупляет рефлексы. – Хотела скрыться от меня уже дважды, ну как нехорошо, – говорил он, изображая обиду. – Плохих омег наказывают. Роб швырнул меня на кровать, бросил, не положил, как раньше. Его вес тут же придавил меня, вжал в матрас, и все, что я могла сделать – начать хныкать. Я не могла видеть, как он избавляется от своего белья, как рукой проводит по возбужденному члену, прижимаясь им к моим бедрам, но я чувствовала каждое его движение. Смазка текла по моим бедрам, тело одобряло его «ласку», но разум отчаянно сопротивлялся. Я не хочу вот так, не хочу свой первый раз с незнакомцем из клуба, с тем, кто накачал меня наркотой, чтобы сделать это сейчас. Его руки скользнули по моей коже, и я почувствовала, как пальцы альфы впились в мою кожу. Он скользил вверх медленно, медленно, но жадно, тяжело дыша в мой затылок. Мурашки прошлись по рукам, но инстинкт заставил меня остаться неподвижной, лежать на месте, пока Роб делает то, что должен делать альфа с течной омегой. Стыд и страх не могли прогнать призрак удовольствия, пронесшегося по моим нервам. Я выгнулась, когда его пальцы сжались вокруг моего соска. – Умничка, умничка, – шептал он тихо, предвкушая еще больше веселья. – Ты трогала себя раньше? – Н… – собиралась солгать я, но закрыла глаза, почувствовав, что давление усиливается. – Я хочу домой. Отпусти меня домой. – Ч-ч-ч-ч-ч-ш-ш, – проворковал он, облизывая мою шею. – Ты будешь дома, когда я с тобой закончу. Но я не хотела и начинать. Я хныкала, пока он расстегивал ширинку моих джинсов, пока нетерпеливо, рывками стягивал их с меня. Его тело придавливало меня к кровати, каждый раз заставляя вздрагивать в страхе перед ним, каждый раз подавляя то жалкое сопротивление, что я оказывала. Мне хотелось кричать, но омега внутри меня покорно молчала, понимая, что никто не придет, что так и должно было быть. – Все могло бы сложиться по-другому, дурочка, – шептал он нетерпеливо, пальцами проводя по внутренней стороне моего бедра, собирая смазку. – Но ты захотела проявить ко мне неуважение, да? Нет, нет, о чем он? «Неуважение» – это нежелание спать с первым встречным? Я закусила губу, чтобы колкий вопрос не сорвался с языка. Мне хотелось укусить его, но я не могла дотянуться, только досадить непокорным ерзанием. Когда я двинулась в сторону, альфа шлепнул меня по бедру, заставляя взвыть от резкой боли. – Я бы мог ждать тебя в теплой кроватке, окружить свечками и благовониями свою маленькую омегу, быть нежным в твою первую течку, в настоящую, – шептал он, краешком губ задевая мое ухо. – Но возьму тебя пьяной и с искусственно вызванной течкой. Он снова шлепнул меня по бедру, и я почувствовала, как слезы текут по моим щекам. Я не хотела этого, но течка заставляла приподняться так, чтобы альфе было удобнее войти. Он погладил меня по спине, прошептал что-то одобряющее мне на ухо, и омега внутри замурчала, как ласковый котенок. Альфа поцеловал меня в затылок, пододвигаясь ближе. Головка его члена скользнула меж моих ног, дразня, предупреждая. Я не дергалась, я знала, что так сделаю только хуже, что альфа разозлится сильнее, а я получу в наказание боль. Локтем он давил на мою спину, заставляя выгибаться, второй рукой держал член, направленный в меня. Я закусила подушку, чтобы хныкать тише. – Прими его, – произнес он грубо, больше не называя меня своим золотцем. – Тебе стоит привыкнуть как можно быстрее. Но это сложно. Первым, что я почувствовала, несмотря на желание, на смазку, что залила простынь, была боль. Сильная боль, будто меня рвут надвое, будто режут ножом. Альфа был слишком большим, я – слишком маленькой. Мне хотелось согнуться дугой, и только локоть альфы не позволял изменить положения. Он – сильнее меня, он – больше меня, так и должно быть. Альфа действовал быстро, он не давал мне времени, чтобы привыкнуть к своему присутствию. Я чувствовала, как боль растет между ног, как его бедра почти касаются моих, как зубы Роба впиваются в мое ухо. Он набирал темп, пробираясь все глубже, заставляя меня плакать. Стоны сами срывались с моих губ, пока слезы текли по щекам. Он держал меня за шею, не позволяя вырваться. – Такая маленькая, такая узенькая, такая зайка, – шептал он с каждым новым движением. – Скажи, что ты любишь папочку. Я не ответила, продолжая всхлипывать, и альфа вошел до конца, прижимая свои бедра к моим. Мои ноги затряслись, низ живота обожгло болью, и с губ вырвался не стон, но крик. Больно, так больно… – Скажи, – повторил он, сжимая ладонь на моем горле. – Я… Я люблю папочку, – сквозь слезы произнесла я. – Моя умничка, моя девочка, – зашептал альфа, прижимая свои губы к моей щеке. – Получишь… получишь конфетку за послушание. Его грудь касалась моей спины, я чувствовала, каким мокрым стало его тело. Альфа рычал в мое ухо, ускоряя темп, а я продолжала хныкать, смутно осознавая, что сквозь боль чувствую удовольствие. Биология… Природа брала свое, и омега во мне радовалась, гордилась тем, что альфа использует ее по назначению. Я чувствовала, что мои бедра начинают сами двигаться ему навстречу, и начинала плакать сильнее, громче, стыдясь собственной слабости. Альфа продолжал шептать нежности мне на ухо, но мои слезы ничуть не смущали его. Он наказывал меня, наказывал за что-то, и в наказании я должна была раскаяться. Я кусала подушку, пока Роб не заменил ее своей рукой, своей мокрой ладонью, позволяя моим зубкам вонзаться в его соленую кожу. Он зарычал особенно сильно, когда я плотнее сжала челюсти, когда сделал несколько особенно резких рывков. – Я кончу в тебя, – произнес он, но мне было уже все равно, омега-инстинкты победили здравый смысл. – Я кончу в тебя, и ты примешь это как хорошая девочка. Мне хотелось ответить «Да», но ведь для этого придется разжать челюсти. Я только кивнула, двинулась ему навстречу, принимая неизбежное. Роб прижал меня к себе, заставляя вновь прогнуться в пояснице, и волна удовольствия прокатилась по моему телу, заставляя скулить. Это не было похоже на оргазмы, что дарили мне собственные пальцы, это не было похоже ни на одно из моих прошлых чувств. Я ощутила, как что-то сжимается внутри меня, как альфа замирает, как теперь уже с его губ срывается довольный стон. Бусинки пота выступили на моем лбу. – Ох, черт, ох, – произнес он порывисто, скомкано. – Одновременно, ну надо же, – добавил альфа, и я услышала улыбку в его голосе. Я снова шмыгнула носом, осознав, что не могу уйти от этого. Что бы я ни делала, чего бы ни хотела – тело не позволит мне отказаться от привычного уклада, не позволит стать кем-то другим. Едва альфа-самец явится передо мной, омега внутри завиляет хвостиком, желая услужить ему, быть полезной, хорошей. И так, пока не… Пока один из них не выберет меня, поставив брачную метку. Это и сделал Роб, удовлетворенный «тест-драйвом». Он провел языком по моей шее, вновь заставляя вздрогнуть, закусить губу. Его зубы впились в брачную железу, и я закричала, закричала от боли, от возмущения. Слезы снова потекли из моих глаз, и я поняла, что бессильна противостоять этому. Он получил все права на меня, едва эти острые зубы вонзились в мою плоть. – Тихо, – произнес он, слизывая кровь, так и не выходя из моего тела. – Тихо, тихо, золотце, все хорошо. Если ты будешь послушной, я обещаю быть нежнее впредь. – Я хочу к маме, – прохныкала я тихо. – Я хочу домой. – Но твой дом теперь здесь, золотце. Твоя мама продала тебя мне, а ты не пришла на смотрины, – улыбнулся он, переворачивая меня на спину. – Ты так расстроила своего папочку, – говорил он о себе. Роб развернул меня, укладывая на спину. Мокрая, испуганная, вымотанная, я снова взглянула в его лицо, увидела эти тонкие губы, растянутые в самодовольной улыбке победителя. Альфа наклонился, чтобы поцеловать мою щеку, а после – снова и снова, усыпая мое лицо поцелуями. Это – он? От него я пыталась сбежать этим вечером? – Мы будем так счастливы, – прошептал он, прижимая меня крепче. – Скажи, что ты любишь меня, – добавил он жестче, и омега поджала хвостик, заставляя меня сделать это. – Я люблю тебя, – ответила я, и слезы снова брызнули из глаз. – Молодец, – произнес он, сжав мою талию одной рукой. Он прав. Мы Должны быть счастливы, потому что теперь у меня был только он, и от этого никуда не деться.