Я оставлю свою визитку прямо здесь, сладкий

Как понять, что можно верить человеку? Не так чтобы прям до гроба, до обещанных друг другу жизней или типа того, не так, что можешь быть уверен в его чувствах, эмоциях, отданном сердце, переплетённых душах. Можно ли верить обычному прохожему, обычному очередному покупателю кофе с собой, обычному незнакомцу, коих встречаешь если не один, то два и не более раз за всю жизнь? Ну, или когда судьба изворачивается таким образом, что этот самый незнакомец начинает преследовать тебя чуть ли не ежечасно, не оставляя времени не то что на себя — на банальное принятие душа. Можно ли доверять? Конечно, чёрт возьми, нет. Не тому, чей пристальный взгляд Изуку ощущает на себе с самого дальнего столика в небольшой забегаловке в нереально огромном торговом центре, не тому, кто приподнимает уголки губ в попытке сделать выражение лица менее высокомерным и холодным, когда душка-официант приносит ему на подносе чашку дорогого чая; и всяко не тому, кто подсылает к этому самому официантишке одинаковой комплекции бугаев якобы для защиты. Конечно, об их присутствии Изуку знать не должен был, но, вообще-то, он не зря числился на хорошем счету у всех местных участковых полицейских — в конце концов, навыки наблюдения и анализа не раз помогали знакомому его семьи в расследовании некоторых дел. Можно ли верить чертовски богатому и известному человеку, которому для того, чтобы просто перекусить и погонять чаи под болтовню неугомонного бариста, нужно было скрывать своё лицо за фирменной кепкой и больничной маской, которую он обычно натягивал до глаз? Изуку, хоть и был доверчивым одуванчиком, готовый оправдать всех и вся, но он не глупый малый. И бросаться в объятия первого богатенького (и чертовски горячего, кстати говоря, но не об этом речь) красавца, который ненавязчиво позвенит ключами от порше перед его глазами, не собирался от слова «идите к чёрту, господа, не на того напали». Да и, если честно, он немного… Пугал. Своей настойчивостью, наверное, или тем, что обратил внимание на такого, как Мидория. Изуку учёбу совмещает с подработкой, спит по два часа в сутки и улыбается всё так же ярко и солнечно даже тогда, когда чересчур навязчивые клиенты пытаются всучить ему свой номер телефона с обыденными фразочками по типу «Ну же, милый, не ломайся, хочешь, выпьем кофейку как-нибудь? За мой счёт, конечно же». У Изуку синяки под глазами больше похожи на гладь океана, а в мешках, наверняка, спряталась не одна закрытая лабораторная работа наряду с рефератами. Изуку вообще на человека не похож — ну, не виноват он, что решил взяться за учёбу с самого первого курса, а не погрузиться с головой в студенческую жизнь и беспорядочные половые связи с кем ни попадя, как тот же бездельник Каминари, например. У Изуку, такого неидеального, совсем не было времени на идеального Тодороки Шото, прожигающего его взглядом с дальнего столика. — Пожалуйста, Изу-кун, обслужи ты его уже, — вздыхает над его ухом Урарака, девушка, стоящая на кассе и принимающая заказы тех, кто не слишком любит общение со всякими официантами. Да и вообще ждать не любит. — Он не разговаривает ни с кем, кроме тебя. А у нас и так места не хватает. Мидория пытается что-то проворчать, но на него смотрит бариста Киришима и весело хлопает по спине, обещая, что тут же вмешается, если что-то пойдёт не так. Изуку думает, что уже всё пошло не так, раз ему всё-таки придётся обслуживать этого типа. — Чёрт возьми, если он не закажет хотя бы воду, я уволюсь отсюда, — бормочет Мидория и, бурча себе под нос, хватает с барной стойки карандаш с маленьким блокнотом. — Хотя нет, если он закажет ТОЛЬКО воду, я вылью её ему на его дорогущий пиджак. И я не шучу. Урарака с Киришимой только переглянулись и хмыкнули — ну, не может быть такого, чтобы Мидория Изуку, восемнадцатилетнее солнышко, улыбающееся даже тогда, когда не он, а ему выливают воду на голову, хоть каким-то образом обидел клиента. В конце концов, от его общения с вышеупомянутыми зависела и без того маленькая зарплата, которую злобный менеджер грозится уменьшить до предела каждый раз, когда Изуку опаздывает на каких-то пару минут. И никакие котята, которые забрались на дерево слишком высоко и теперь не могут оттуда слезть самостоятельно, издавая жалобные писки и призывая прохожих мальчиков помочь, не изменят его мнения. Можно ли доверять? Изуку прокручивает этот вопрос у себя в голове все семнадцать секунд, что идёт к столику номер девятнадцать, лавируя между компаний школьников и студентов. Вообще-то, ему даже не нужно поднимать голову, чтобы узнать, смотрит ли на него очередной обычный (нет) посетитель, потому что его взгляд ощущается у Изуку везде. То есть, ну, вообще везде. Везде — это не только на лице и волосах. И даже не на униформе официанта, состоящей из белоснежного фартука в пол поверх светло-бежевых штанов. Везде — это везде, и Мидория ёжится от такого пристального и совершенно бесстыдного взгляда. Семнадцать секунд, одиннадцать метров, которые Изуку старается сокращать с минимальной позволительной скоростью, но они заканчиваются настолько стремительно, что кричать и биться головой о стену от досады хочется. Хотя, о стену лучше не биться — менеджер решит, что у Мидории всё либо слишком хорошо, либо чересчур плохо, а значит, можно либо испортить его настроение, либо испоганить окончательно. Изуку раздражённо выдыхает, останавливается у закрытого перегородкой столика и деловито достаёт карандаш из-за уха, оголяя край загорелой шеи и окидывая гостя злым взглядом. — Что будете заказывать, Тодороки-сан? — сквозь зубы цедит Мидория, натягивая на себя улыбку. — Или желаете просидеть здесь до конца рабочего дня? Учтите, что мы не имеем права удерживать за Вами столик. «Либо заказывай что-нибудь, либо проваливай и не отвлекай меня от работы!» кричит его сознание и скрипит зубами внутренний зверь. На самом деле, Изуку было немного боязно находиться с этим человеком в уединённом месте. Было в данной ситуации что-то запретное и интимное, принадлежащее им двоим. Оу, ну, например, блокнот, который Мидория держал в дрожащих от гнева руках, потому что эти самые руки накрыл своими Тодороки Шото. Тот самый идеальный Тодороки Шото, имеющий на банковском счету шесть нулей и более. Тот самый идеальный Тодороки Шото, который еженедельно приставляет к нему новых охранников и терпит его скандалы насчёт них же. Тот самый идеальный Тодороки Шото, который сейчас снял со своего лица медицинскую маску и смотрит на него с таким обожанием, что ноги подкашиваются от страха. — До конца рабочего дня не просижу, — просто отвечает Тодороки, сжимая ледяные пальцы Изуку в своих руках, — но до конца твоей рабочей смены— с удовольствием. Не против посидеть немного в моей компании? Сердце Мидории делает масштабный такой кульбит и заходится в неистовом темпе, отбивая какой-то там известный скоростной марш. Не важно, что думает об этом наглеце еженедельник «Вместе со звёздами», каждый месяц размещая его фотографию на развороте с подписью «Топ самых красивых бизнесменов». Или куча поклонниц, мечтающих об одной-единственной ночи в его постели. Изуку же думает, что этот самый идеальный Тодороки Шото — тот ещё нахал и моральный урод, с которым ему вообще не хочется иметь никаких дел. — Извините, Тодороки-сан, у меня достаточно работы, и я лучше займусь ей, чем окажусь за одним столиком вместе с Вами, — прощебетал Изуку, мило улыбнувшись и мягко вырывая блокнот и собственные ладони из железной хватки собеседника. — Так что будете заказывать? Тодороки тяжело и разочарованно вздохнул, облокотился на деревянный лакированный столик и лениво перевёл взгляд на часы-ходики, висящие в противоположном углу. Мидории они всегда казались неподходящими к интерьеру, но менеджер был от них просто в восторге и утверждал, что они придают их маленькой кофейне особенный стиль, присущий только им и никому более. «Маркетинговый ход, Мидория, — хмыкал менеджер и поправлял волосы, покрытые гелем, расчёской. — Люди будут думать, что подобное можно найти только у нас, и это их привлечёт с большей интенсивностью». Изуку же думал, что часы-ходики были просто старомодны, а клиентов привлекала исключительно безукоризненная работа их любимого бариста и кассирши, которая всегда сможет разговорить и поднять настроение даже самому угрюмому посетителю. Сейчас же Мидории было чертовски стыдно за то, что он так и не отговорил менеджера снять этот тихий ярко-жёлтый ужас и не заменить его хотя бы на менее вырвиглазный цвет. — Что же мне сделать, чтобы ты был со мной, Изуку? — бормочет Тодороки спустя пару долгих мгновений. Мидория же ойкает и едва удерживает равновесие. Быть с ним… Это ведь то, о чём Изуку думает? Да быть такого не может. Мидория же… Простой. Он не богач, не фотомодель, не известный видеоблоггер и даже не имеет собственной машины! Изуку студент, который работает официантом в известной определённому кругу лиц кофейне и зарабатывает сущие гроши, которых еле хватает на оплату коммунальных услуг, конечно, Тодороки Шото просто пошутил. Мидория не верил, что такой человек, как он, мог обратить на него своё внимание. Может, это какой-то глупый розыгрыш? Изуку пугливо оглядывается и расслабленно выдыхает: за цветочными горшками величиной в пару средних чашек мог спрятаться разве что почтовый голубь. Почему-то он представляет, как репортёры из тех же «Вместе со звёздами» пытаются спрятаться за навесными горшками, и несдержанно прыскает себе в кулак. — Не несите ерунды, Тодороки-сан, — Изуку вытирает слезу, выступившую от смеха, запястьем и поудобнее перехватывает ручку. — Вы, может, и считаетесь главным красавчиком местности, но чувство юмора у Вас так себе. — Но я ведь не шутил, глупый ребёнок, — обиженно ворчит Тодороки и раздражённо хватает со спинки стула свой пиджак. Раздаётся подозрительный звук рваной ткани, и Изуку внутренне прочитал молитву за упокой атласного пиджака, на котором теперь красовались пара-другая зацепок. — Я вернусь позже, малыш. Не думай, что я так просто сдамся. — Будем ждать Вашего посещения, — широко улыбается Мидория и шутливо машет ему ладошкой в перчатке. Когда он устраивался сюда как на временную подработку, менеджер, — вредный парень старше самого Изуку года на четыре — едва ли не с истерикой заставил его носить перчатки, оправдывая это якобы тем, что посетителей могут испугать и смутить шрамы на грубых ладонях. Мидории, если честно, было всё равно, но перчатки ему нравились хотя бы тем, что он и правда мог как минимум шесть часов в сутки не видеть собственных рук. — Надеюсь, Вы всё же передумаете и больше сюда не вернётесь, — добавляет Изуку и слышит раздражённый смешок. — И не мечтай, милый. Ты всё равно будешь моим. Мидория задыхается в возмущении, когда Тодороки ловит его освободившуюся кисть в свою ладонь и оставляет лёгкий поцелуй на тонкой гладкой ткани. Настолько тонкой, что Изуку и правда почувствовал жар. — Я Вам не вещь, Тодороки-сан, — спустя пару мгновений, что ушли на восстановление после первичного, вторичного и третичного шока, Мидория вырывает руку и спешно осматривает её на предмет оставленных отпечатков губ. Правда, тут же ругает себя, потому что Тодороки, вообще-то, парень, и губной помадой (Изуку надеется) пользовался разве что в далёком-далёком детстве. Тыльная сторона ладони пылала. — И я никак не могу быть «Вашим». — Поживём — увидим. Тодороки прошёл к выходу, обернулся и ласково окинул взглядом замершую фигуру душки-официанта, что сейчас больше походил на изваяние, чем на привычного живого и жизнерадостного Мидорию Изуку. Тодороки Шото ушёл, и где-то поблизости, наверняка, шли его бугаи-телохранители. Мидория был уверен, что один такой остался и с ним. Идеальный Тодороки Шото ушёл, оставив после себя только лёгкий аромат мяты наряду с табачным дымом и горящую кожу, никак не желающую терять тактильные воспоминания о непрямом поцелуе. Можно ли доверять такому человеку, как Тодороки Шото? Изуку не знал ответа на этот вопрос, и это его жутко раздражало. Но больше, конечно же, бесило и в какой-то степени гневило его ранимую душеньку то, что Мидорию, по сути, не считали индивидуальной личностью. Тодороки Шото сказал:«Ты будешь моим». Изуку быть чьим-то не хочет от слова «совсем», потому что он не вещь, которой можно воспользоваться. А Тодороки Шото пользоваться людьми любит и умеет настолько, что эти самые люди сами хотят быть использованными «Самым красивым бизнесменом». Мидория не понимал их, да и не стремился понять. В конце концов, это его жизнь, и даже если он вдруг и захочет быть использованным (что весьма маловероятно, даже можно сказать, что невозможно), то он сам решит, кто это будет. А Тодороки Шото определённо стоит не на первом месте в этом несуществующем списке. И даже не на втором. И не на третьем. Изуку возвращается к барной стойке в приподнятом настроении и с совершенно пустой страницей блокнота. Урарака смотрит на него непонимающе, но вопросов не задаёт, за что Мидория ей крайне благодарен. Киришиме же просто было некогда отвлекаться на проблемы в виде достающих парней, потому что сейчас два часа дня, а это значит только одно — полный аврал, то время, когда требуются абсолютно все сотрудники, иначе же можно потерять не только и без того уничтоженную гордость (серьёзно, менеджер из него скоро остатки жизнелюбия высосет, словно дементор), но и репутацию. Первое, конечно же, потерять было не так страшно. Раздаётся колокольчик, оповещающий о первом посетителе, и Изуку внутренне стонет, когда в кофейню заваливается не один, а целая компания из подростков одного возраста со школьными сумками. Мидория почувствовал, как Урарака рядом с ним напряглась и быстро посчитала их взглядом, думая о том, сколько примерно времени стоит тратить на каждого гостя, чтобы не выбиться из графика. О Киришиме же и говорить нечего — этот парень завален работой не только в обед и завтрак. Мидория вздыхает, натягивает на себя улыбку, поправляет и без того идеально сидящий фартук и вновь берёт блокнот, намереваясь в этот раз заполнить не один лист заказами. Он уверенно двигается к только что присевшей на уютные диванчики в ближнем к выходу углу компании и весело спрашивает: — Что будете заказывать, господа? *** — Иногда я думаю, что ты и правда следишь за мной. Изуку едва не роняет книгу и делает попытку сохранить невозмутимый вид. Внимание, спойлер: не получается. Потому что сейчас, в восемь чёртовых утра, он находится в городской библиотеке в поисках материала для очередного реферата по истории Японии и никак, ну, вообще никак не ожидал наткнуться на Самого Главного Нахала В Мире, который сейчас стоял в полуметре от него, поставив предплечье на книжные полки и наклоняясь ближе, пытаясь рассмотреть помятую обложку буклета. Мидория чертыхается и переводит на него взгляд, складывая руки на груди. Тёмно-зелёная водолазка собралась где-то у горловины и открыла плоский живот. — Иногда мне кажется, что люди, как правило, совсем не глупые, — фырчит Изуку и отталкивает Тодороки от себя, делая шаг в сторону и дёргая водолазку вниз. — Но потом я вспоминаю тебя и думаю, что у каждого правила есть исключения. Ты не принимаешь отказов? — Никогда и ни за что, — ухмыляется Шото, наблюдая за тем, как Мидория медленно двинулся вдоль бесконечно длинных стеллажей. — Что ты ищешь? — То, о чём тебе знать не нужно, — раздражённо и даже как-то лениво отвечает Изуку, водя пальцем по корешкам книг. — О, чёрт возьми, вот она!.. Мидория переводит взгляд на книгу, стоящую минимум на две полки выше, чем он мог себе позволить даже если привстанет на самые цыпочки, и чертыхается про себя. Ну, не вышел он ростом, что поделать, но подобные ситуации просто выводят его из себя. Под кого вообще конструировали эти стеллажи? Что делать маленьким карликам, особенно тогда, когда все подставки для ног были заняты, а поблизости нет ни одного высокого- Оу. Нет, есть один. Как Изуку вспомнил о Тодороки Шото? Ответ весьма прост и ироничен, думает Мидория и втягивает в себя воздух, когда чуть не утыкается в его грудь носом — настолько близко он стоял, с лёгкостью дотягиваясь до той самой полки. — Тебе нужна эта книга? — заинтересованно спрашивает Тодороки и, дождавшись спешного стыдливого кивка, усмехается, берёт её в руку и переставляет ровно на полку выше. — Ну, тогда, удачи тебе достать её, милый. Изуку разъярённо захлопал глазами и с расплавленной плещущейся яростью в глазах посмотрел на Шото снизу вверх. Нахал и подлец. — Ну, или есть альтернатива, — сладко тянет Тодороки, совершенно не обращая внимания на озлобленного Мидорию, стоящего меньше чем в двадцати сантиметрах от него. — Я достану тебе эту книгу, а ты… Изуку торопливо дёргает его за завязки толстовки и взглядом указывает на книгу, будучи не в силах сказать что-то этому человеку. Слишком стыдно, только вот за что — непонятно даже ему самому. –…а ты пойдёшь со мной на свидание, — ошарашено, но довольно договаривает Тодороки, снимая книгу с полки и пряча её за спину. — Вау. Это действительно сработало. То есть, хочешь сказать, что всё, что от меня требовалось для того, чтобы ты согласился пойти со мной на свидание — это зайти в эту затхлую библиотеку и помочь достать твою чертовски неинтересную книгу? Думаю, возьму на заметку. Изуку устал настолько, что даже не отреагировал на окончание фразы. Он хотел спать и совсем немного есть, но спать в разы больше, потому что сон его был мал и редок. Сессия добьёт и превратит в ходячего зомби абсолютно любого, даже такого энерджайзера-батарейку, как Мидория Изуку. Мидория устал и хочет спать, может, немного поесть или отдохнуть за просмотром ничего не значащей комедии, но он точно не хотел играть в игры Тодороки Шото. — Иди к чёрту, — выдыхает Изуку и идёт к столу, скидывает с себя лёгкую куртку и почти падает на стул с мягкой спинкой; ноги его гудели, зато всё тело буквально застонало от удовольствия. Серьёзно, он был на ногах со вчерашнего утра и ни разу за это время не присел. Изуку просто хочет немного поспать. Без придирок, упрёков или, что ещё хуже — без зудящего прямо на ухо Тодороки. — Пожалуйста, Мидория, — шепчет Шото и присаживается рядом, обхватывая его за плечи; Изуку, вообще-то, устал настолько, что окутывающий его запах мяты наряду с табачным дымом нисколько не напрягал, а лишь успокаивал. Рука Тодороки Шото большая, но нежная, и Мидории хотелось, кается, просто сидеть вот так пару вечностей, ощущая его прикосновения к собственной спине. Может, это было желание спёкшегося мозга? Вполне возможно. — Пожалуйста. Всего одно свидание, и я отстану от тебя. И Изуку соглашается, потому Тодороки сейчас выглядел потерянно и безысходно. Мидория не любил, когда кто бы то ни было выглядел подобным образом. К тому же, существует довольно занятная перспектива того, что Тодороки Шото и правда отстанет от него, и тогда Изуку снова заживёт своей жизнью безо всяких там бизнесменов, поджидающих его после работы и провожающих до дома. *** Можно ли доверять Тодороки Шото? Изуку задавал себе этот вопрос не единожды, но ответа так до сих пор и не нашёл. Зато сейчас, стоя у себя в квартире перед зеркалом во весь рост, не понимал, почему он пытается выглядеть хотя бы на долю лучше, чем обычно. Ну, не может быть, чтобы он захотел этого для того, чтобы провести на Тодороки хорошее впечатление. Это же просто… Просто Тодороки, который не оставляет попыток завоевать бедное и падкое на любовь сердечко Изуку — замученного в край студента, у которого время есть разве что на учёбу и работу; и Мидория отказался бы от прогулки, — называть это свиданием Изуку не мог даже в мыслях, потому что стыдностыдностыдно — если бы Урарака на пару с Киришимой не заставили его взять выходной. Мидории стыдно даже за то, что он не помнит, отказывался ли он от этого предложения. — Как я тебе, Каччан? — спрашивает Изуку уже в который раз и придирчиво оглядывает своё отражение. Сосед по квартире и по совместительству его лучший друг, Бакуго Катсуки, учащийся на курс старше и на направление в сторону выше (расписание у них такое, что поделать), только раздражённо цокнул и перевернулся на кровати животом к верху, от нечего делать листая новостную ленту в Твиттере. Бакуго Катсуки выглядел, без преувеличений или же преуменьшений, как очередной раздолбай, который уже давно забил на учёбу и примкнул к местной шайке хулиганов. Ну, не только выглядел, но и вёл себя подобающим образом. Конечно, может, когда-то давно его мечтой и правда было становление боссом районной мафии, — лет в шесть-семь, после просмотра очередного фильма-криминалистики — но сейчас единственной мечтой Бакуго было лишь открытие собственного дела где-то ближе к двадцати четырём годам. Учась на художественном и отдавая себя всего этому делу, он снимал на камеру всё, что видел, набирал себе фанатов и зарабатывал репутацию собственными потом с кровью. Изуку действительно восхищался этим человеком, идущим к своей мечте настолько стремительно, что Мидория, вообще-то, нисколько не сомневался: Бакуго осуществит её. Правда, может, с небольшим опозданием, но он будет великолепным фотографом, имеющим целую кучу заказов на фотосеты по всему миру. — Всё такой же урод, как и обычно, — фыркает Бакуго, за что ему в голову прилетает диванная подушка. — Эй, я ведь сказал правду. На кого ты вообще пытаешься произвести впечатление? Этот долбанный сталкер видел тебя в любом виде, и я даже не удивлюсь, если в скором времени выяснится, что по всей квартире понаставлены маленькие такие видеокамеры. — Он не «долбанный сталкер», — возмущается Изуку и снова смотрит в зеркало. Нет, определённо, ему стоит переодеться и попробовать подобрать что-то более подходящее до того, как за окном раздастся гудок автомобиля. — Он просто Тодороки Шото. Просто… Просто Тодо- О мой боже, меня пригласил на свидание сам Тодороки Шото! Каччан, ТОТ САМЫЙ Тодороки Шото, который в еженедельнике на развороте, КАЧЧАН ТЫ ПОНИМАЕШЬ ЭТО- — А ты просто идиот, не видящий ничего дальше своего носа, — пробурчал Бакуго и выключил телефон, вставая с кровати и потягиваясь. — Я спать. Потом расскажешь, чем всё закончилось. Изуку спешно и даже как-то небрежно кивнул, уделяя всё своё внимание немногочисленному гардеробу. Мидория был зол: и правда, почему он пытается выглядеть лучше, чем есть на самом деле? Это же просто обычное… Изуку сглатывает и ёжится, хватает первую попавшуюся футболку и с силой захлопывает дверцу шкафа. …свидание. Свидание с «Самым красивым бизнесменом» по версии еженедельника «Вместе со звёздами». Господь Всемогущий, у него и правда будет свидание с этим нахалом. Как Изуку вообще допустил подобное?! Как, чёрт возьми, вышло так, что первое свидание у него не с милой девчонкой лет в четырнадцать, а с крепким парнем, ну никак не походящим на девчонку?.. Мидория уткнулся лицом в тёмную футболку и беззвучно закричал, пряча горящие в смущении щёки. О, классно, теперь он ещё и краснеет. Прекрасно, отлично, замечательно. Ну, скорее всего, это просто шутка, правда? Захотелось богатенькому мальчику поиздеваться над простым официантишкой; странная, конечно, прихоть, но чем бы дитя не тешилось, как говорится. Изуку вытерпит вечер, полный позора, если более Тодороки Шото, как и обещал, не будет его тревожить и вообще исчезнет из жизни самого Мидории. Изуку бросил нетерпеливый взгляд на часы, — не ходики, как в кофейне, а электронные, которые Бакуго подарили за успешный представленный фотосет, и которые сам Катсуки сбагрил за ненадобностью в комнату соседа — и схватил расческу, пытаясь справиться с беспорядком на своей голове. Правда, закончить начатое он так и не успел: едва он прикоснулся к непослушным вихрам, на улице раздался продолжительный гудок. Мидория почувствовал, как его ладони начинают потеть. Изуку с силой ударил себя по щекам, силясь вернуть себе самообладание, но, конечно же, это нисколько не помогло. Он боялся, чертовски боялся, но, опять же, сам не понимал, чего именно. То ли того, что Тодороки Шото не сдержит своего обещания (в чём Мидория очень и очень сомневался — в тот момент он выглядел загнанным в угол и подавленным настолько, что, казалось, совсем уже потерял надежду на положительный ответ), то ли того, что, наоборот, сдержит. Признаться себе в этом страхе Мидория Изуку не может, если не хочет растерять остатки своей гордости. Терять Изуку не хотел. Мидория выскочил из комнаты, забывая взять куртку, но сейчас, вообще-то, ему до этого не было дела. Он уже мечтал о том, как вернётся в свою комнату и будет рыдать оставшуюся половину ночи в ту самую диванную подушку, что получасом ранее бросил в Бакуго. Изуку наклонился для того, чтобы зашнуровать кеды как раз в тот момент, когда Бакуго приоткрыл дверь в прихожую и выглянул в щёлочку. — Закрой меня на ключ, — прохрипел он сонным ото сна голосом, и Мидория испуганно-загнанно ойкнул, соглашаясь. — И, Деку? Изуку зажмурился и слишком резко повернулся в сторону Бакуго. По мере того, как быстро приближалась встреча («не свидание!» нервно вопило подсознание, а глупое сердце душило его в зародыше. Свидание. Самое настоящее свидание.), Мидория нервничал всё больше и больше. В какой-то момент он даже подумал о том, чтобы остаться дома и притвориться больным. Конечно же, он знал, что даже так Тодороки не оставит попыток провести с ним время. — Да, Каччан? — дрожащим голосом произнёс Изуку и вытер потные ладони о джинсы, натягивая на себя улыбку. — Всё ведь пройдёт хорошо, правда? Бакуго оставляет его вопрос без ответа, но задаёт свой: — Ты ведь помнишь, чему я учил тебя во втором классе старшей школы? — Это те самые приёмы, которые ты тренировал на мне? — улыбнулся Изуку, шмыгнув носом и хватая ключи с тумбочки. — Именно, задрот, — хмыкнул Бакуго, прочищая горло и прячась за дверь. — Не давай себя в обиду. Если что-то случится — сразу звони, мой номер у тебя есть. И вали уже к своей принцессе. — Каччан… — ошарашенно выговаривает Мидория и замирает. — Но ведь у тебя завтра важные пары, я не хочу тебя будить, но… Спасибо?.. Бакуго ничего не ответил, и на минуту в маленькой прихожей повисла доверительная тишина. Бакуго всегда был таким. Таким — в смысле заботливый. Правда, заботу эту он показывал весьма странными способами, но факт оставался фактом: Бакуго Катсуки и правда переживал за друга детства всё то время, что они были знакомы. И Изуку и правда был рад. Тишина разрушилась очередным долгим гудком. Мидория снова шмыгнул, посмотрел на Бакуго, чьи горящие поутихшей по сравнению со старшей и средней школами жаждой крови глаза с трудом можно было разглядеть в кромешной тьме комнаты, улыбнулся. — Всё будет хорошо. Обещаю. Изуку слышит доверчивое хмыкание и кладёт ладонь (в этот раз без перчаток) на ручку двери, замирая. Если до этого у него ещё был шанс передумать и отказаться, то сейчас, когда он едва ли не с корнем вырывает эту самую ручку и быстрым, даже не пытаясь сбавить темпа, шагом спускается к выходу из подъезда, то сейчас пути назад нет. Изуку ослепляет свет горящих фар, а затем он видит одинокую фигуру Тодороки Шото, облокотившегося на дверь автомобиля и не мигающим взглядом смотрящего на железную дверь, из которой ураганом вынесся Мидория. Изуку снова застывает на месте и ёжится от прохладного ветерка, прикрывая на секунду глаза, но чувствует пронзительный взгляд своего мучителя и с ужасом понимает, что улыбается ему. Он, чёрт возьми, улыбается Тодороки Шото, который ещё даже ничего не сделал. А потом Изуку посылает все свои мысли и предрассудки к чертям и улыбается ещё шире, потому что Тодороки отлипает от лакированной дверцы автомобиля, делает шаг навстречу самому Мидории и протягивает ему ладонь со словами: — Ну здравствуй, моё счастье. Я скучал. *** — Стоит ли спрашивать, куда ты меня везёшь? Изуку смотрел в окно, старательно избегая Тодороки. Но в этом, вообще-то, не было необходимости, потому что Шото оказался чрезвычайно ответственным водителем и не отрывался от дороги ни на секунду. Только на светофорах и редких коротких пробках он позволял себе бросить короткий, но полный обожания взгляд на сидящего в напряжении, словно струна, Мидорию. В машине приятно пахло, но больше, конечно же, пахло самим Тодороки. (И Изуку нравилось это) — Ты узнаешь, когда мы приедем. Не торопись закончить этот вечер, сладкий. — Как вульгарно, — фыркнул Изуку и снова поёжился; даже несмотря на то, что Шото включил печку, когда увидел, что Мидория вышел без куртки, ему было холодно. — Не называй меня так больше. Тодороки проигнорировал его и переключил скорость. Мидория напрягся. — Эй, что ты делаешь? Тодороки? Шото ухмыльнулся на пугливые нотки в голосе Изуку, а сам Мидория вцепился в мягкое сидение и с ужасом уставился на абсолютно пустую трассу. Он даже не заметил, как они выехали за город. — Не переживай, — осадил Изуку Тодороки, кинув на него мимолетный взгляд и сжимая руль крепче. — Я просто хочу побыстрее сжать тебя в объятиях. — Это, чёрт возьми, не так работает! — истерично зашептал Мидория и зажмурился, не желая видеть, как они пролетают мимо стройных рядов деревьев, словно пушечный заряд. Хорошо, Тодороки Шото и правда вознамеривался убить его. — Пожалуйста, мы можем ехать помедленнее? Тодороки только коротко хмыкнул и вжал педаль газа в пол. Мидория, кажется, в этот момент стал верующим, и не только потому что было страшно до колик в животе и расплывчатых мушек перед глазами, но ещё и из-за того, что он впервые за всё время их знакомства с Шото услышал, как тот смеётся. По-настоящему. Искренне. И совершенно точно, абсолютно, без сомнений прекрасно. Он открыл глаза только тогда, когда автомобиль мягко остановился, а Тодороки замер, отстегивая ремень безопасности и падая головой на сложенные руки, всё ещё находящиеся на руле. Изуку вздохнул, замирая точно так же, а затем резко открыл дверь и буквально вывалился на мокрую из-за росы траву, дрожа всем телом. — Ты… — Изуку не находил слов, чтобы описать свой гнев. — Ты угробить нас обоих решил?! Поэтому преследовал меня, хотел двойное самоубийство? Так боюсь тебя обидеть, нет, не боюсь, потому что ты! Меня! Раздражаешь! Чёртов! Тодороки! Шото! У меня всё прекрасно в жизни, и так быстро заканчивать я её не намерен, слышишь меня?! — Мидория. — Ты вообще головой своей думаешь или нет?! — продолжал кричать Изуку, вскакивая на ноги и тут же садясь обратно; голова его кружилась, и возникало прямое ощущение того, что его просто-напросто вырвет прямо на траву, или, желательно, на обувь этого самодовольного засранца, желающего, судя по всему, довести его до инфаркта. — Я говорю тебе ещё раз, Тодороки Шото, если подобное повторится, я сброшу тебя с обрыва! И мне плевать, сколько лет в тюремной камере мне дадут за убийство очередного подлого нахала! Мидорию трясло, и Тодороки, нисколько не смутившись его громких слов по поводу собственного убийства, быстрым шагом подошёл ближе, опустился на землю рядом с ним на колени и схватил за плечи, слегка потрясывая. — Изуку, — настойчиво произнёс Шото, смотря ему прямо в глаза и не позволяя отстраниться. — Всё хорошо. Я рядом. Я не хотел убивать ни тебя, ни себя. Я езжу подобным образом не впервые и хорошо держу управление. По моей вине не случалось ни одной аварии, у меня нет судимости за превышение скорости. Это пустошь, по этой трассе уже давным-давно никто не ездил. Если бы существовала хоть малая вероятность того, что ты будешь в опасности, я бы никогда и ни за что не привёз тебя сюда. Я рядом, хорошо? Я здесь. Ты живой. Я живой. Мы оба живы. Ты мне веришь? Мидорию прорывает, потому что Тодороки задаёт тот самый вопрос, на который сам Изуку не может ответить уже больше полугода. Верит ли он Тодороки Шото, человеку, едва не угробившего его буквально пару минут назад? Нет. Верит ли он тому Тодороки Шото, который протягивал ему руку и сейчас сидел прямо на мокрой траве, прижимая его дрожащее тело к себе и успокаивающе водил ладонями по спине, давая ему выплакаться в собственный джемпер? Определённо, да. Верит ли он Тодороки Шото полностью? Мидория мычит и всхлипывает, заходится новым, продолжительным рёвом и утыкается носом в податливую грудь, сжимает чёрный вязаный джемпер в дрожащих короткой дробью пальцах и кричит. Потому да, ему было страшно, потому что нет, он не знает ответа на его вопрос, потому что он боится того, что может открыть в себе сегодняшним вечером, и потому что он просто хочет плакать и сидеть с этим человеком в обнимку. Когда Мидория может дышать без срыва на всхлип, он отрывается от груди Тодороки и вытирает глаза голым предплечьем. Становилось всё холоднее, и Изуку был уверен, что, скорее всего, он заболеет ещё до того, как вернётся домой. — Ну, не так я представлял наше первое свидание, — мягко улыбнулся Тодороки и протянул руку, убирая прядь всколоченных волос Изуку ему за ухо; у Мидории же не было сил даже на то, чтобы увернуться. — Но, с другой стороны, я всё-таки обнял тебя. — Придурок, — пробурчал Изуку и попытался скрыть пробежавшие по всему его телу мурашки. А затем он повернул голову и… Вау. Да, это то, ради чего стоило пережить подобный Ад. Мидория восхищённо осматривался, в то время как Тодороки бесшумно поднялся и отошёл к машине. Изуку слышал журчание родника, стрекот сверчков и уханье сов, видел огни ночных фонариков, что были здесь повсюду, целый ковёр из разных полевых цветов. Он обернулся и заметил арку из деревьев — именно арку, и росли они таким образом не потому, что их так посадили. По стволу дерева пробежала белка, и Изуку коротко прыснул — тихо-тихо, так, чтобы не спугнуть сказочную атмосферу. Глаза его нестерпимо жгли, но он не моргал; он думал, что если сделает что-то подобное, то вновь очнётся над конспектами с ужасом, потому что Изуку уснул и опрокинул чашку с кофе прямо на них. Было уже подобное, и после этого Мидория пил кофе исключительно за пару метров от своего рабочего стола. Но суть, конечно же, была не в кофе и испорченных конспектах, а в том, что, когда Изуку не выдержал и откинулся спиной на полотно цветов, промокая в их вечерней росе, он увидел бескрайний океан звёзд и созвездий. И это и правда было лучшее, что когда-либо с ним происходило. — Ты заболеешь, если будешь лежать так, — слышится голос, полный обожания, и Мидория, поддаваясь романтическому настроению, смотрит на его обладателя со всей нежностью, на которую был способен. — Давай сюда. Изуку перевернулся на бок, а затем снова на спину, оказываясь не на мокрой траве, а на мягком огромном пледе, что Тодороки заботливо постелил для них обоих. Мидория приподнялся на одной руке и вопрошающе уставился на него, указывая взглядом на место рядом с собой, но Шото отрицательно покачал головой и вытащил из-за своей спины собственную толстовку. — Взял на случай, если ты забудешь куртку, — просто пожал он плечами, а Изуку ощутил явственное желание обнять и зацеловать его до немеющих губ. И… Стоп. Обнять? Зацеловать? Это явно не входило в его планы. Тодороки, заметив явное замешательство в глазах Мидории, которое тот пытался скрыть всеми усилиями, однако оно, как и горящие скулы, никуда не делось, сделал к нему торопливый шаг. Конечно, ему нужно было поскользнуться. Конечно, по закону всея жанра, он должен был упасть прямо на Изуку. И нет, Тодороки был далеко не пушинкой. Мидория чуть не задохнулся под ним, пока тот не соизволил приподняться на локтях. — Ты в порядке? — Шото с тревогой во взгляде осмотрел Изуку и мягко потряс его за плечо. — Изуку?.. Прости, я не хотел, я не думал, что здесь будет настолько скользко, я не сделал тебе больно? Может, отвезти тебя к врачу? И у Мидории в глазах стояли звезды, а на их фоне — Тодороки; Изуку готов взять свои слова назад без особого сожаления. Самое прекрасное, что он когда-либо видел — это встревоженное выражение лица Тодороки Шото, чья бледная кожа почти сияла под освещением звёздного неба. — Прости, я сейчас слезу, хорошо? — Тодороки заёрзал и переместил свой вес на одно колено, отстраняясь от Мидории. Того на мгновение захватила паника. Может, он и правда ударился головой, может, ему и правда пора в больницу, но Изуку схватил Шото за загрудки и притянул к себе, вновь утыкаясь лбом в крепкое плечо и тихо-тихо, так, чтобы услышал только он сам, пробурчал: — Не уходи. И Тодороки не уходит, только перемещается на другую сторону пледа, подсовывает руку под шею Изуку и прижимает его к себе, вынуждая повернуться на бок. Мидория, судя по решению спёкшегося мозга, был не против от слова «совсем». Но, скорее всего, решение это принял не мозг, отвечающий за разумную часть, а глупое безрассудное сердце. Они лежали на тёплом мягком пледе под покровом ночи и тихо переговаривались, смеялись и сжимали друг друга в крепких объятиях, не желая отпускать. Изуку был уверен, что уже завтра всё будет по-прежнему — он снова будет игнорировать присутствие Тодороки Шото в своей жизни, а сам Шото снова будет докучать Мидории. А. Это же последний раз, когда Изуку видит его не только таким открытым, нежным и заботливым, но и последний раз, когда Мидория просто видит его в живую. Почему-то от осознания этого сердце кололо до болезненных спазмов под дых. Изуку сонно заморгал, голос его стал тише и плавнее, что, конечно же, Тодороки не мог оставить без внимания. Он глубоко вздохнул и приподнялся на пледе вместе с полусонным Мидорией. — Хочешь вернуться? Изуку яро отрицательно замотал головой, прижимаясь к Шото ближе и не желая отлипать в ближайшую вечность. Мозг на доработке, сердцу доверили полную власть, но Мидория пока не решил, хорошо это или плохо. — Не-е-ет, — зевнул он, прикрывая рот кулаком; Тодороки даже не попытался спрятать улыбку. — Ты засыпаешь. — Я проснусь, а тебя рядом не будет, — вяло-возмущённо пробормотал Мидория и снова зевнул. Тодороки снова не пытался скрыть улыбки, которая с каждым словом Изуку становилась всё шире и счастливее. — А ты хочешь, чтобы я остался рядом? Учти, у тебя только один шанс на отве- — Хочу. Мидория говорит без запинки, каким-то непонятным образом делая свой голос твёрже и увереннее. Возможно, на него повлияло то, что это и правда одно из самых важных решений за всю его жизнь. Может ли он доверять Тодороки Шото? Изуку не знает, но очень хочет узнать, каково это — верить ему. И первое, что он доверяет и оставляет на хранение без права на возврат — это своё глупое влюблённое сердце. *** — Посмотрите-ка, кто здесь, — весело прощебетала Урарака, махая рукой Изуку и одновременно с этим передавая листочек с заказом Киришиме. — Здорово, чувак. Как твоё ничего? Изуку зевает и натягивает на себя фартук, даря своим друзьям улыбку. Те тоже улыбаются в ответ, потому что не ответить на дружелюбие восемнадцатилетнего солнышка по имени Мидория Изуку было невозможно. — Кстати говоря, там твой гость, — хихикнула Очако и совершенно бесстыдно указала пальцем на привычный дальний столик их забегаловки. — Сидит здесь примерно с десяти утра. Клянусь, Изу-кун, если ты не дашь ему свой номер, я сама сделаю это. Мидория усмехнулся и потрепал Урараку по волосам, забрал свой блокнот с барной стойки и, как обычно, спрятал ручку за ухо. Он двинулся в сторону того самого закрытого уголка с нескрываемой радостью и толикой счастья на лице. Часы-ходики не казались ему чем-то отвратительным, а менеджер, который снова наорал на него за очередное опоздание, нисколько не испортил его настроения. — И зачем тебе нужно работать здесь? — с ходу задал вопрос Тодороки, двигаясь на узком диванчике и предлагая Мидории место рядом с собой. Изуку хитро улыбнулся и остался стоять на месте. — Серьёзно, Изуку, я ведь могу обеспечивать тебя всю жизнь. Тебе не придётся унижаться перед начальством и такими посетителями, которые были у вас вчера. Честно, я едва сдержался от того, чтобы не разбить тот самый стакан о голову того ублюдка. — Вам бы пришлось заплатить, Тодороки-сан, — весело фыркнул Изуку. — Тогда я куплю всю вашу кофейню, — задумчиво выговорил Шото и взял Мидорию за запястье, мягко утягивая на себя, — и стану твоим хозяином. Будешь работать на меня, и платить я буду в разы больше, чем ты получаешь сейчас. Как тебе такая перспектива, сладкий? Я оставлю здесь свою визитку, передашь своему менеджеру? — Не несите ерунды, Тодороки-сан, — протянул Изуку, удобно устраиваясь на его коленях и позволяя Шото уткнуться носом в его открытую шею. — Так что будете заказывать? Тодороки оторвался от Мидории, ласково обхватил одной рукой его талию и, хитро усмехнувшись, поставил локоть на стол, слегка облокачиваясь на него. — Думаю, сегодня мне будет достаточно милашки-официанта по имени Мидория Изуку. Хотя, нет, я передумал. Не только сегодня. Хочу повторять этот заказ вечность. Изуку снова улыбнулся, встал с его колен и на излёте коснулся губами бархатной кожи щеки, фирменным движением достал карандаш из-за уха и, быстро поправив поднявшийся фартук, что-то написал в блокноте, сразу же вырывая листочек и отдавая его Шото. — Принято.