Девочка, которую полюбила

Твои руки бродили по телу, разгоряченному во тьме ночи. Ублажая друг друга сладкими страстными горячими поцелуями, не могли сдержаться более. Ты шептала имя моё, молила Бога растянуть эти блаженные минуты. Пальцы дрожа, касались груди твоей. Еле сдерживая бурное желание, таяла во взгляде твоём. Если бы только знали ОНИ, что твориться в комнате, что за стенкою. Мир другой, и всё там иное. Непохожее на обыденность привычную всем. Нам по пятнадцать было тогда. И ты часто говорила мне: "Девочки могут любить только девочек", - каждый раз нежно касалась губами лба моего или руки гладили ласково. Обнимать любила, подолгу сидеть так - в обнимку. Любовалась мною, глядела в глаза. Рука в руку, по школе, на улице, да везде. А дома (а ты ведь часто ночевала у меня) уроками занимались, болтали обо всем. Помню, вот, что ты, девочка моя, против была, не хотела опошлить чувства, считала подарком Божьим. Мы были такими же девочками, совершенно обычными, просто любили друг друга. Ты мне и сестрой, и матерью, и любовницей страстной была. Ты часто учила меня, давала советы, выручала. Бывало, мне приходилось брать в свои руки ответственность: наставляла, ругала, бранила за что-то, указывала на ошибки, и всё тому подобное. Ох, помню, купались вместе. Вечерком так вместе в ванную. Весёлые, смешные, маленькие. А счастья сколько было; ты очень любила это дело, тебе нравилось, что я касалась твоих рыжих мягких пушистых волос; мокрая, нагая, теплая, смешная. Твоя милая искренняя радостная улыбка, не могла ею налюбоваться. Такой заливистый открытый смех; хах, ты боялась щекотки, а я этим пользовалась подло. Плеск, шум, смех, и мамин стук в дверь ванной комнатки. Весьма интересным, занятным занятием было - принятие ванной вместе. Головы друг дружку мыли, расчесывали, вытирали насухо свежие тела. Даже драка подушками бывала. Пух и перья, снова твой заразительный смех заливистый! Ты так забавно взвизгнула, когда не рассчитав сил, подушка моя обрушилась на тебя мощно. Молчание. Ты - с испуганными, широко раскрытыми глазами блестящими смотрела на меня, поджав губки. Ха, и тут же подхватив свое оружие , принялась дубасить, что есть мочи, по мне, хах, ты смеялась: "Месть сладка, и моя будет ужасна!". Потом все целовала прерывисто губы мои. Но так долго продолжаться не могло. Хотя годков уже три-четыре где-то прошло после твоего уезда. Да, ты уезжала, бросила меня, как собаку, чёрт. И в тебе что-то изменилось. Ты, конечно, несомненно, стала старше, сексуальней. Ох, окольцована! Пальчик украшало обручальное колечко. Больно. - " Кто счастливчик?" - спрашиваю я тебя после неловкого долгого молчания. Ты всё так же мило улыбаешься (такая рассеянная неуверенная улыбка), ох, девочка моя! Робко грузно ты опустила плечи свои, потом выпрямила спину, тяжело вздохнув, руки опустив на стол. - " Мы познакомились уж в самом начале моего отъезда. Прямо в аэропорту. Созванивались поначалу, и всё такое. Ну, через год... мы..." Снова тяжелый тихий выдох, было слышно, как дрожал голос твой. Твой взгляд бродил бесцельно по столу гладкому чистому. Стыл твой чай в красивой кружке. А я потягивала свой любимый черный кофе. Ты стыдливо (почему?), исподлобья подняла свои туманно-серо-зелёные глаза, полные слез. Ты извинялась, не произнося ни слова. - Поцелуй меня - смотрела я прямо в глаза твои. Взгляд твой нервно забегал; я удостоила взором невозмутимым каждого посетителя нашего любимого кафе. Никто не обращал явного внимания. - Ника... - прошептала я. Ты еле сдерживала подступившие слезы. Начала вытирать глаза лишь пальчиком. Проглотив ком горечи, ты прикрыла глаза, пытаясь, восстановить ровное дыхание. Перегнувшись чрез стол, накрыла твою ладонь своей, и... аккуратно боязливо еле коснулась твоих дрожащих мокрых (ты всё-таки заплакала) красивых нежных пухлых губ. Запах знакомый, но давно потерянный кольнул сердце острыми тонкими иглами. Я закрыла глаза. Не хочу видеть тебя, напуганную. Ты отдалась желанию, поплыла по течению, разошлась уже. Неистовые поцелуи, такие пошлые, но единовременно робкие. Мы не видели ИХ. Мира снова, будто не существовало. Только мы. Только ты. Только я. Ты и Я. Приподнявшись, ты уперлась руками в стол, он качнулся. Чёрт, сломанная ножка. Тот самый столик! Ты тоже всё вспомнила, это вернуло тебя в реальность. Я любовалась красотою твоих волос, твоих глаз. Но ты, тут же бросив колкий взгляд в сторону компании ржущих пьяных парней за стойкой, не удостоила меня даже взглядом, не попрощавшись, ты ушла. Просто встала, просто ушла. Не обернувшись. Душа моя горела. Боль сердечная пронзила всё тело. Но в тот истинный момент, я не чувствовала ничего. Ты уходила, а я не нагнала тебя. Пусто. Внутри ничего не было. Совершенно. Словно, в тихое мрачное озеро вековечное кто-то осмелился, разбудить его, потревожить жизнь его, бросил камень, мигом ушедший на самое глубокое и темно-сокровенное место. И большие круги поплыли, разводы мутной воды, словно, сжирали гладкую поверхность. Это конец. А я даже не остановила тебя. Ты ушла. На этот раз навсегда. Мне не больно, но это пока. А я видела, чувствовала, как больно тебе. Ты... безмолвно обливалась слезами, неторопливо, еле шла, ноги не слушались. Зажимая рот руками, чтоб не заорать, не рыдать. Стиснув челюсти крепко; лились слезы, капали и капали большими горячими каплями. А ОНИ снова смотрят. ИХ похотливые мыслишки, ИХ организм пропитан до мозга костей этой грязной гнусной похотью. А ты, а ты...чистая! Мой крохотный ангелочек, моё рыжее бестия! Да чёрт бы тебя побрал, я люблю тебя, сука. Вот дерьмо, какого хуя ты звонишь?! Не подниму, не подойду, не отвечу. "Целься, стреляй в моё солнце, Добивай меня, чтобы не было больше. В цепи, в цепи и кольца целься. Стреляй в моё солнце, Добивай меня, чтобы совсем не стало больше". * (прим. автора: строки из песни русской певицы Линды " Цепи и Кольца") Глупая женская логика... Смс.. От тебя, конечно. "Юлечка, наше место, помнишь? Приходи." Твою ж мать, какого… ты… творишь?!