Revenge

Усачев проснулся в девять утра. Ну, как проснулся... Вскочил от ненавистной мелодии будильника - когда-то любимой песни. Ставил он его специально подальше от места, где спал. Чтобы наверняка не заснуть, вырубив его спросонья. Он чуть не вывалился из кровати, когда тянулся к тумбочке. Этим и прогнал остатки сна окончательно. И, загрузив файлы в голове - кем он является, чем живет, лениво потянулся. За окном прям-таки нарисовали полнометражку Уолта Диснея: пели птицы, светило солнце. Весна располагала к "позитиву". Как бы заезжено это ни звучало. Вероятность смены погоды уже ко второй половине дня вообще не портила настроение. Апрель словно шептал на ушко: "Осталось совсем немного". Совсем немного до лета. Он прошаркал в тапочках до кухни, поставил чайник. Добрел до ванной. И увидев себя в зеркале, тут же нахмурился. Определенно, нельзя всматриваться в свое отражение к середине недели. Обязательно найдешь какой-нибудь изъян в виде прыща или мешков под глазами. А до целительного сна-до-обеда-на-выходных еще дожить надо. Решив не портить этот день подобными находками, он приступил к «полировке клычков». Мэд приезжал неделю назад, и в стакане стояла еще одна зубная щетка, прижимающая к краю стакана его зубную щетку. "Даже его вещи пытаются доминировать." - закатил глаза Усачев и открыл кран . Почистив зубы, он достал вторую . И начал разыгрывать диалог между пластмассовыми собратьями. - Сбрей бороду, Усачев, - пробасил он на манер Мэда. - Почему ты можешь носить ее, а я нет? - уже его голосом "ответила" другая щетка. - Потому что она идет мне больше. И ты все равно не становишься мужественнее. - Иди в зад, Илья, что за шовинизм. - О, да, конечно. В твой с удовольствием. - Кто тебя подпускать собирается-то? Усачев замолчал. Обычно в такие моменты Илья улыбается, как довольный котяра. Потом уже по-львиному, не иначе, валит его на пол. И начинает его тискать, щекотать… Он пришел в себя и оглянулся, будто вокруг были свидетели паузы. Затем, улыбнувшись, вернул щетки на родное место. Причем так, как они и стояли до этого. Усачев включил машинку для бритья. Пользовался он ей редко. Для того, чтобы придать форму. Все еще вспоминая веселую возню с Ильей, он прошелся по щетине. И слишком поздно обнаружил, что сейчас механизм стоит в другом режиме. Гладкий участок кожи бросался в глаза и словно извинялся перед своим хозяином. У хозяина же лицо было серьезное и недовольное. А еще чутка «офигевшее». Он оглядел себя с двух сторон. И, смирившись с тем, что не остается ничего другого как побриться полностью, наморщил нос. Получилось так, будто он капризничал, почти по-детски. Через несколько минут он выглядел совершенно по-другому. Гладко выбритый и, по его мнению, "как ребенок". Он вымыл лицо, вытер полотенцем. "Ах ты зараза. Ну ладно, я тебе устрою неформат"- подумал он, рассматривая себя в зеркале. И выключив свет, вышел из ванной. *** - С вами Илья Мэддисон, Юрий Хованский...-голос Мэда и время от времени мелькающий свет от монитора создают ламповое настроение. Хотя, может быть, Руслану лишь кажется. Темнота дополняет этот уют, и он может запросто уснуть на диване, наблюдая за работой Ильи. Но сегодня у него другие планы. -... Я тебя не...А. Вот ты где, подожди. Стой где стоишь, - эфир кипит. Идет запись. В тот момент, когда, судя по голосу Мэда, они почти доходят до цели, Руслан наклоняется к самому уху Ильи. И, немного отодвинув наушник, выдыхает: - Зря ты так с моей машинкой. Зря-зря-зря. - Илья! ИЛЬЯ! Ты там? - голос грозит разорвать перепонки. Руслану всегда было интересно, нормально ли Хованский переносит свои же децибелы во время редактирования видео. - Да, я тут. Лагает что-то, - Мэд не двигается с места. Если включить веб-камеру, можно лицезреть совсем безумное действо: Мэддисон с немного сползшими наушниками, плюс «охуевающий взгляд» прямо перед собой. И Руслан, который ведет себя совсем по-другому. Хорошо, что не включена веб-камера… Потому что он, просунув руки под футболку, медленно гладит торс Мэда. Они никогда не делали это вне спальни. Хоть Илья и уговаривал его. "Он не зайдет далеко. Просто сорвет эфир и отомстит… А потом еще и в спальне запрется. ",- мелькает в его голове. Ему интересно, в какой момент Руслан занервничает и начнет сдавать позиции. Ведь он уверен - мститель из него никакой. Однако в это время Усачев постепенно спускается к резинке треников, которые Мэд носит дома. - Подожди. У меня глючит, - бросает он рвано, так как в горле уже пересохло. А пальцы медленно поглаживают его через ткань боксеров. Мэд тянет время. Ему нужно рассчитать - выключить все к хренам собачьим или продолжать эфир. Ну, или хотя бы делать вид, что собирается его продолжать. Ощущения такие, будто он хищник, который собирается напасть. Но самое главное – правильно определить время. Между выжиданием и нападением. Однако, когда он чувствует горячее, почти обжигающее дыхание Руслана и то, что Вихлянцев вытворяет языком у основания его шеи, он уже сомневается в том, что провоцирует Руслана. Скорее провоцируют его. -Илья, вот где-то между вторым и третьим… - голос Хованского из-за отсутствия возможности сконцентрироваться превращается в шум. А потом и вовсе сходит на помехи, - ...и уже остальную часть заберем. Ты меня слышишь? - Да, слышу, - выдавливает Илья. Для Руслана главное – это сорвать эфир. Разумеется, он не мог бы такое проделывать, если бы Мэд на него смотрел. И то, что он стоит за спиной, является сейчас огромным плюсом. Он улыбается, довольный своей шалостью. Своеобразная власть над Ильей опьяняет. Но, услышав его ответ, Усачев решает зайти немного дальше. Илья отказывается верить своим глазам и ушам. Усачев, перекидывая одну ногу, садится на него верхом. Наушники сползают ему на шею, и из них словно из умирающего животного доносится: "Илья! Илья-я-я!" Мэд перестает что-либо соображать. Выдергивает из розетки все, что относится к компьютеру. Вместо зеленого сигнала старта в голове лишь мимолетно проносится «у кресла нет подлокотников». Он уже не различает, где иллюзия, а где реальность. Усачев целует его, проникая языком в рот, кусает его губы, словно они сделаны из карамели. Мэд держит его за талию и прижимает его к себе сильнее. Одежда срывается и летит в разные стороны. В темноте вместе со сбившимся дыханием раздается звук выдвижного ящика. Мэд готовит себя, не прерывая поцелуев. Он немного жалеет, что в комнате нет света. Потому что не видит лица Руслана. И представляет, что губы у него сейчас красные, еще более пухлые. И придают ему чертовски развратный вид. Руслан медленно опускается. Все, что он хочет, – это сидеть, чувствуя его внутри. Он начинает двигаться , сначала чуть -чуть, затем по возрастающей, но в прежнем замедленном темпе. Долгий вздох срывается с губ Ильи. «О, господи, как же это охуенно» - думает он. Мэд боится, что если скажет вслух хоть одно слово, то Усачев опомнится от наваждения, и уже все пойдет не так. Руки Мэда блуждают по телу Руслана, находят особые точки, заставляют стонать. Эти стоны проникают в мозг и взрываются где-то в районе затылка. Они вместе ощущают это так полно, каждым оголенным нервом, который разносит электрические разряды по всему телу. Руслан почти не чувствует себя. Он держится за плечи Мэда, который обхватывает одной рукой его талию, а другой гладит его по спине. И целует возле ключиц, оставляя засосы. Все это вдруг переходит пределы. Слишком развратный Руслан. В голове которого слишком неправильные и от этого возбуждающие действия. Слишком острое удовольствие, которое, словно замкнутый круг, перебегает по всем нервам. Сверхмощная сенсорная перегрузка. Усачев словно увлекает его все дальше и дальше в наслаждение. Каждая пора кожи Ильи жадно впитывает его запах, каждый нерв готов трепетать при его прикосновении, каждый мускул горит жаждой обхватить его целиком и застыть в таком положении навечно. Усачев чувствует приближающийся финал и стремится прижаться к Илье как можно теснее. Огонь пробегает по его телу и пожирает его изнутри, исторгнув еще один стон. Задыхаясь, цепляясь за Илью всеми своими клеточками, он старается продлить этот момент. Их тела словно молят об освобождении и наконец, изогнувшись дугой, сотрясаясь в конвульсиях, взрываются волной оргазма. *** Из колонок вот уже минут пять доносились шепелявые претензии. - Илья, скажи мне, пожалуйста, одну вещь. Почему ты все еще утверждаешь, что готов снимать летс-плеи, если все, на что тебя хватает, это половина прямого! Я повторяю - прямого эфира! - Нет, ты пойми, там явно…- Илья прервался, когда к нему подошел улыбающийся Руслан. Он улыбнулся ему в ответ и, взяв у него чай, тихо произнес «спасибо» . Затем вернулся к разговору –…сервак там явно полетел. - Это там Усачев, что ли? - С чего ты взял? - А у тебя голос меняется, будто ты там радугой срешь. И знаешь что, Илья? Свою бабу нужно уметь держать в кулаке. Даже если твоя баба - Руслан Усачев. - Завались, Хованский. - Вот ты думаешь, что не под каблуком, а она срывает тебе эфир, пусть и из мести. - Не срывает ОН - ОН, повторяю! - эфир… Погоди, откуда ты знаешь про...? - Не переживай. Я уловил лишь его «зря ты так с машинкой». Дальнейшие его действия мне, слава богу, не довелось слышать. И вот еще что, Мэд… - Ах. Ну что еще? - Не забудь про его день рождения. А то еще запилит тебе чего похуже. Бабы - они ведь такие...