Падают ли ангелы ввысь?

Роджу шесть. Он милый белобрысый ангелочек. По крайней мере, так считают все вокруг. Ну, ему это не очень важно (возможно, он немного соврал: ему очень важно, что думает дядя Брай, но тот – как раз человек, что больше всех познал адскую сущность парниши, так что он не считается). Он сейчас спит, и ему снится, что он летит. На огромной высоте, над крышами и так высоченных домов Лондона. Машинки отсюда кажутся словно игрушечными, как в садике на ковре. Он пытается схватить одну, но ручка смыкается на бессодержательном воздухе, и тут он осознает одну странность – он летит, но у него нет крыльев. У Брайана дрожит дыхание. Одной рукой он зарылся в кудри на затылке. Другой он автоматически, с застывшим в голове единственным алгоритмом отбивает ритм подушечками на стекле. Он по определению гитарист, это Роджер из них двоих делал попытки в барабаны. Нужно признать, весьма удачные. Мальчик барахтается, рассекая воздух руками, он пытается понять, как же это так – и руки не крылья, и своих нет. Но он летит. И поделать ничего не может. В глупом небе не на что опереться. Хотя так бы хотелось сейчас взмахнуть еще выше – к этому столпотворению облаков, закрывающему все за собой. Он делает очередной рывок, прямо как ракеты, о каких рассказывает Брай: зажмурив глаза, Родж всем своим тельцем отталкивается от неоткуда, чтобы прилететь никуда. Бесполезно. У Брая стеклянный безумный взгляд и тысячи лопнувших капилляров-трещинок. Он не смещал его ни на градус с момента, как за стеклом началось действо. Случайный прохожий, которому бы не посчастливилось с ним столкнуться, сразу бы заверил вас – это взгляд убийцы, который убивает во имя защиты. Даже если вы не нападали, а просто споткнулись о колдоебину в асфальте в его сторону – вам крупно не повезло, можете передать близкому человеку пин-код от карты с вашими сбережениями на могильную плиту. Роджу почти становится нестерпимо грустно от этого бесцельного полета по прямой, и он супит бровки, и ропотливо дует щеки, и ещё чуть-чуть и, возможно, заплачет от обиды, чтобы завершить композицию… но неожиданно до его слуха долетает пение. Это откуда-то сверху – он поднимает голову, и все те же белые обычные небеса преображаются. Они почему-то становятся более розовыми и оранжевыми, как на рассвете. Что-то пошло не так. Люди за стеклом копошатся. Рука на затылке стискивает волосы до побелевших костяшек, до резкого жжения в нервных окончаниях. Глаза вконец округляются, ошалело напрочь перестав моргать; подушечки прирастают к прозрачной поверхности с такой силой, словно пытаясь пройти сквозь. Ещё немного и он сорвется. О, какие сладкие звуки! Похоже на колыбель. Конечно, Брай не умеет так высоко и по-женски петь... да, наверное, не похоже на колыбель... но почему же так заклонило в сон под эти песнопения? О, точно, он вспомнил! Такой же хор он слышал в церкви на Рождество, куда они ходили вместе с дядей и ставили свечечки! Ах, как там было красиво и волшебно, и все благодаря его любимому кудрявому дяде! Ого, но что же это? Почему облака нежданно расступились, как земля, испещренная трещинами после взрыва вулкана? Родж ощутил толчок: он наконец начал взлетать хоть куда-то!! Как же он обрадовался. Брай на мгновение позволяет себе замереть, остановить мир вокруг себя. Он видит, как разверзаются врата ада. Полоска на мониторе сплошная. Ещё секунда – он отмирает и добровольно ступает на кровавую брусчатку. Там, на облаках, он видит тех самых женщин, красиво наряженных во всё белое. У одной в руках арфа, но все как один они поют, и у некоторых золотые бублики над головами. Он окончательно подымается в это прекрасное место на обратной стороне туч и ступнями ощущает холодную вату, которая, на удивление, достаточно твердая, чтобы стоять. Изумляясь, он замечает в центре картины знакомую фигуру. Дверь в операционную бесцеремонно выбита, в голову опасно обернувшегося врача летит бутылка спирта со столика, в чью-то грудную клетку задвинут кулак, в руке оказывается скальпель, который распугивает оставшихся медсестер от тела на кушетке, над которым он тотчас склоняется. Здесь Брай, разодетый в черные клешированные джинсы и черную кофту с очень широким горлом, открывающим ключицы, и раскроенными рукавами. За спиной его раскрываются большие чёрные крылья. Родж ощущает трепыхание, поворачивает голову, и, оказывается, кроме того, что он в больничной ночнушке, у него тоже теперь есть крылья. Такие же перистые, только маленькие и белые. Брай осторожно переворачивает на оскверненную этими зверьми спинку Роджа, что был свернут на боку в позе эмбриона, в которой проводят пересадку костного мозга. Его обескровленное болезнью осунувшееся личико всё так же фундаментально красивое, самое идеальное. Нейробластома, четвертая стадия, слишком поздно. Прекрасные глаза закрыты, а ротик по-ангельски открыт. Он с абсолютной пустотой в мыслях припадает к этим изнеженным безукоризненным губкам и вдыхает в тельце в своих руках свою жизнь. Родж протягивает ладошки Браю, он пытается подбежать к нему, но почему-то так невыносимо трудно стало ходить. Он читает лишь на одних устах стоящего напротив: «лети». И Родж летит. Сам. Отрываясь от земли с помощью собственных крыльев. Не сработало. У Брая больше не было жизни, чтобы кому-то ее дарить. Они умерли в этом помещении вместе. Одновременно. В ушах звенит лишь монотонный беспристрастный писк. Исхудавшая, почти костлявая рученька соприкасается с изящной и длинной, что ласково охватывает маленькую и просящую. - Роджер, ангел мой, смотри, - он сладко улыбнулся, вознося взгляд к небу, - рассвет. Мы свободны. Родж лишь крепче перехватил родные пальцы.