Ларри… Ларри… Ларри… Ларри… ЛАРРИ ДЖОНСОН!
— Услышьте же нашу жажду безумия, Идущую глубоко изнутри… Голос почти не слышен. Одни голосовые связки подтверждают, что он что-то произнёс. Динамики магнитофона едва ли не хрипели уже. Кажется, музыка начала отдавать чечёткой в висках. Да и похуй. — …Наши молитвы, такие яростные и ледяные, на металлических гробах, Освободите их в лунном свете. «С кем ты разговариваешь, сынок?» Вторая рука медленно разжимает горлышко бутылки. По помещению должен разнестись мерзкий звук разбивающегося стекла, но его благополучно перебивает магнитофон.Ты непотребность… Джонсон…
Взгляд бездумно направлен в одну точку. Он мог прожечь дыру в стене его домика, если бы мог. «Ты не в себе, Джонсон». Открой он окно, стало ли ему дышать легче? Кажется, сами стены пропитались удушающим запахом дыма. «Бро, выглядишь отвратно». Сколько бы он не выкручивал громкость на стереосистеме, гомон из голосов продолжал ебать ему мозг. Чёрт его знает, как он не поехал крышей за те две недели. Но всё неприятное когда-нибудь становится ещё хуже.Ларри… отдай нам… Джонсон… Бро…
Трясущиеся пальцы подносят к губам почти истлевшую сигарету. В воздухе витает смесь душманского пива и сигарет. Магнитофон вкручен на максимум, SF, наверное, можно услышать и из апартаментов. Другой бы человек не выдержал подобного уже через час. Но Ларри Джонсон не «другой» человек.Сынок… разочаровал меня… Уродец…
Взгляд скользит к окну, из-за чего тут же тьма искажается аляпистыми кругами и прочей хуйней кислотных фигур, которые должны были быть мебелью. Кажется, Алиса, наконец, попала в страну чудес. Обед или вечер? Тело едва ли слушается его. Он вытаскивает из кармана джинс телефон. Дрожь усиливается с каждой секундой. Пальцы не попадают по клавиатуре телефона, но исправлять ошибки нет смысла. Через минуту телефон начинает лихорадочно разрываться от звонков, но его тут же откидывают в угол. SF перебивает любую попытку дозвониться до него.Помоги нам… сынок… сынок…
Голова кружится. Самое время проблеваться. В попытке встать, он только сползает с кресла, пальцы инстинктивно пытаются схватиться за подлокотник, но что-то из того, чем он накурился, даёт о себе знать. Хватка сразу же разжимается, он падает на пол. Звук собственного упавшего тела доходит до него не сразу.Ларри Джонсон — неполноценный… брошенный…
Джонсон с досадой трёт затылок, раскинувшись в позе звезды. Где-то рядом должны валяться осколки бутылки. Мозг отказывается хоть что-то перечислить, чем он укололся. Экстази, дохера пива и сигарет, и вишенка на торте — двести миллиграмм героина. Рука каким-то образом нашаривает валяющийся бутылёк. Осталось найти шприц. Мысли смешиваются. Но он заученно втыкает шприц в вену, вливая в себя всё, что ещё осталось.Ларри… Ларри… ЛАРРИ ДЖОНСОН!
Страх постепенно отступает. Записка уже написана и даже пригвождена там снизу на ствол. Слёзы подкатывают комом в горле. Кажется, его стошнит сейчас. Голоса, наконец, затыкаются. Почему-то теперь ему хочется кричать. Перед глазами на доли секунды мелькает лицо мамы. — Струханул, Джонсон? — раздаётся рядом знакомый до боли голос. Настолько рядом, как если бы ему это прокричали в ухо. Но он не настоящий. Настоящий голос он бы не услышал. Стереосистема всё ещё завывает на фоне. Чужие холодные пальцы касаются шеи. Озноб пробегается вдоль позвоночника. С усилием воли он принимает более сидячее положение, облокачиваясь на кресло. Голова устало откидывается назад. Ядерные тона выглядели завораживающе даже на обветшалом подобии потолка. — Понедельник начинается в субботу… — Джонсон едва довольно посмеялся, но больше напомнило хрип подыхающей собаки у ближайшего забора. Отчасти это было так. А может и не отчасти. — Я убью тебя, когда мы встретимся, Джонсон,— сквозь дрожь Джонсон пытается нащупать желанные пальцы, накрашенные чёрным лаком. Взгляд настолько расфокусированный, что едва ли он отличает галлюцинацию от вырвиглазных тонов. Он ощутил тяжесть на коленях. Рядом слышится гулкий скрежет упавшего пластика протеза. Ларри не чувствует как собственной рукой притягивает к себе изуродованное лицо Фишера. Но зато чувствует прикосновение его губ. Нет. Не его. Галлюцинации с лицом Салли Фишера. Уши закладывает, как под водой. Взгляд скользит к окну. Он не слышит где-то там, вне стен его убежища пронзительный крик. Руки соскальзывают с такой почти настоящей спины. Последний вздох тает на его губах, искривлённых, наконец, искренней улыбкой. — Буду ждать, Салли-кромсали.