Твоё зеркало души

      Шото аккуратно проводит ладонью по смоляным волосам, думая, какие же они всё-таки растрепанные. Легко касаясь губами лба мужчины, он обнимает его за шею. Айзава нехотя отрывается от заполнения бланков и немного раздражённо бросает: «Не сейчас». Тодороки лишь улыбается и продолжает гладить чёрные пряди, спутавшиеся друг с другом. Сейчас он жалеет, что рядом не оказывается расчёски. А ведь парень помнит, как Айзава однажды давал интервью, и каким красивым он предстал перед телезрителями. Легко скользя ладонью по щекам, Шото ощущает редкую щетину. С недавних пор он начал бриться чаще, чем раз в год.       Мужчина всё ещё продолжал что-то бурчать про сроки сдачи отчётов, но всё равно обнял Тодороки и уткнулся ему в шею. Тот же, поудобнее устроившись на коленях возлюбленного, продолжал манипулировать с его волосами. Для Айзавы Шота был чем-то исключительным. Чем-то уникальным. Он мог быть как совершенно холодным, так пылким и страстным. Иногда брюнет всё же ворчал на способы самовыражения юноши. Ещё бы, Тодороки перекрасил волосы! И ладно бы просто перекрасил, допустим, в один естественный цвет. Левая его сторона была красной, а вторая белой! Белой, Карл! Это переходило все рамки разума мужчины, и он не мог не ворчать на подобную вольность.       Айзава посмотрел на лицо парня и убрал рукой длинноватую чёлку с левого глаза. Эта часть лица была в пятне ожога, который появился вследствие не особо приятного инцидента. Даже лазурный глаз после того, как в него плеснули кипятком, потускнел и стал видеть намного хуже. Сжимаясь внутри от чувства сожаления, будто он и был в этом виноват, брюнет потянулся и слегка коснулся губами щеки, желая таким образом облегчить и так давно ушедшую боль. От этого Шото немного растерялся и смутился, крепче обнимая мужчину.       Невольно глянув на своё запястье, он увидел аккуратные буквы с размашистыми концами, следовавшие друг за другом в один ровный ряд.       Айзава Шота.       Их сходство в имени и фамилии было немного смехотворным. Как и сам почерк Айзавы, ведь, стоило взглянуть на него, создавалось впечатление, что это уставший от жизни человек, которого не раз бросало из огня да в полымя. Да, собственно, так оно и было. Но, только Шото смог добраться до его сердца, только его Айзава подпустил на небезопасно близкое расстояние, чтобы он смог разглядеть за этой многослойностью нежную, но также стойкую натуру. Это поражало, каким он мог быть спокойным, внимательным и заботливым. И как красиво он мог писать…       Почерк — это зеркало души, верно?       Не только глаза. Не только они.       У самого мужчины же, если задрать тёмный рукав кофты, можно было кое-как прочитать имя, написанное то маленькими, то большими, скакавшими буквами.       Шото Тодороки.       Юноша отстранился от брюнета и посмотрел на него каре-лазурными глазами. Они понимали друг друга без слов. Они могли часами смотреть друг на друга, читая во взгляде все мысли и чувства, что переполняли обоих. Все те чувства, которые даже словами не выразить. Только взглядом. Только им. А после, они снова прижимались друг к другу, будто боялись потерять. Будто они воздух друг друга. Будто это в последний раз.       Айзава прислонился искусанными, сухими губами к губам Тодороки, прижимая его к себе сильнее. Тот не сопротивлялся и только снова запустил пятёрню в чёрные, словно уголь волосы.       Бланки так и стались на столе незаполненными.       А Шото про себя отметил, что завтра же заставит своего соулмейта побриться.