Эрин в самом деле была с головой погружена в происходящее вокруг, стараясь не думать о злом роке. Судьба слепа, нет никакого смысла искать причину тех или иных вещей, что случаются с тобой, особенно плохих вещей. Болезни выдаются ею всем без разбора, все врачи поголовно советуют не зацикливаться на поиске причины своих недугов.
Но пока никакого диагноза нет. Нет даже никаких симптомов, а значит, нет поводов печалиться. Не в её характере придаваться унынию, жалеть себя и опускать руки. Жизнь продолжается. Точнее, она бьёт ключом, стоит внимательнее присмотреться вокруг. Забавные совпадения, что несколько раз свели её с этим интересным мужчиной тому прекрасное доказательство.
Ещё тогда, в первый раз, он показался ей достойным чуть большего внимания, чем просто сосед по барной стойке. А уж когда он хладнокровно заступился за неё перед расфуфыренным пьяницей, то Эрин почувствовала необычайное спокойствие. Она запомнила тот ледяной взгляд голубых глаз, который был вообще-то адресован тому мальцу, но задержавшийся чуть дольше нужного. Точно не банкир.
А в больнице что? Какое-то очень важное дело. Он выглядел таким строгим и в целом деловым. Ей даже не хотелось его беспокоить, но он сам был явно не против. До того не против, что даже улыбнулся, хотя Эрин показалось, что вряд ли она способна вызвать у такого человека улыбку. Сколько напряжения тогда зависло в воздухе, когда Мюллер была вынуждена оставить его.
Совсем непредсказуемое его появление в зоопарке окончательно убедило Эрин, что всё это не просто так. Жизнь упорно продолжала предлагать знакомиться и общаться с интересными людьми, поэтому она без раздумий согласилась на свидание. Глупо игнорировать эти предложения, а потом корить себя за упущенные возможности.
Интересно было, кто же этот Альберт Вескер. Очень деловой человек, весь в работе — это видно по тому, как отчаянно он хочет от неё отвлечься. Эрин легко смогла это распознать, и ей было бы очень приятно вытащить таинственного молодого мужчину из пучины ежедневных обязанностей.
На набережной было прохладно от тени густых деревьев и дувшего с реки ветерка. Мюллер предусмотрительно взяла с собой лёгкую кожаную куртку, чтобы не позволить себе замёрзнуть.
Эрин не видела, с какой стороны он подошёл, но да это и не важно.
— Привет, — раздался низкий голос рядом. — Я не опоздал? — он торопливо взглянул на часы.
— Привет! Нет, я просто решила заранее немного прогуляться.
— Не любишь сидеть на одном месте?
— Ну, это зависит от настроения. Иногда можно и на диване поваляться в приступе лени.
Сумерки совсем скоро сменятся вечерней темнотой, которую будут пытаться рассеять уличные фонари. А ветер резче вздымать с асфальта пыль и песок.
— Да, иногда можно и полениться. Но только иногда, — пока всё соответствовало уже знакомому образу, но Эрин хотелось знать больше.
— Чем ты занимаешься, Альберт? Кто назначает тебе встречи в зоопарке? — в её голосе было много доброй иронии, что не могло не радовать Вескера. Однако, к её сожалению, много болтать ему нельзя.
— Да так, банальная посредническая работа. Заключать разные контракты со всеми, с кем только можно их заключить, — когда он шёл на набережную, то знал, что придётся много не договаривать или переиначивать фразы. С одной стороны, эта повседневная ложь во всём её многообразии уже порядком поднадоела, с другой — говорить прямолинейную правду опасно настолько, насколько даже сам Вескер боялся представить. — А ты? Учишься или работаешь?
С первых секунд Альберт приметил, что Эрин гораздо моложе него, но значения это никакого не имело. В конце концов, тот же Биркин уже стал отцом, а до сих пор бывало вёл себя, как ребёнок. Это было забавно ровно до того момента, когда необходимо было возвращать его в работоспособное состояние для блага всей Амбреллы.
— Стоит начать с того, что я в принципе не отсюда. Я прилетела из Эдонии, это в Европе, — Вескер не на шутку удивился, насколько качественным было её произношение, не считая едва уловимого акцента, в той или иной степени присущего многим жителям Штатов. — А у себя дома я учусь. На архитектора.
— У тебя отличный английский, — не мог не заметить Альберт. — Но что привело тебя сюда?
Все карты, особенно чёрные, не хотелось раскрывать сразу же. Всё-таки они не на допросе.
— Нужно кое-что узнать. Пока не могу сказать об этом.
Вескер, тем не менее, был совершенно не против, чтобы каждый сохранил немного тайн. Но долг офицера службы безопасности велел удостовериться, что речь не идёт об Амбрелле. Только узнать нужно аккуратно, не испортив всё и вся излишним нажимом.
— Что-то по учёбе? А то я мог бы помочь.
— Нет-нет, это личное. Скоро точно смогу сказать, если захочешь.
Нет, не об Амбрелле. О таких вещах сообщают только нужным людям, а не тем, с кем ходишь гулять по набережной.
Набережная была длинной, что не могло не радовать. Эрин много рассказывала о жизни в Эдонии, что времена бывали и лучше, но граждане стараются не унывать и держатся на плаву. Тот факт, что у её семьи нашлись средства на полёт в Америку, говорит о пока ещё терпимой ситуации.
Вескер внимательно слушал, сопоставляя все преодолеваемые этой неутомимой девушкой тяготы и её бодрый настрой. Трудности закалили её. Как и много препятствий пришлось пройти ему самому, прежде, чем сформировать характер, с которым можно успешно творить самые циничные дела. Но от бездушности можно устать, как последние месяцы стал подмечать Альберт. Когда кругом, за редким исключением, одни мерзавцы, эгоисты и лицемеры, вера в человечество теряется, а искренность кажется фальшивкой. Быть может, это и есть тот ответ на вопрос, почему Эрин самым натуральным образом контрастирует с действительностью.
Этой человеческой простоты, незапятнанной деньгами, роскошью и нарциссизмом, порой так не хватало. Когда можно не скрываться под маской, когда не нужно притворяться, что тебе интересно и приятно разговаривать. Кроме того, из её рассказов стало ясно, как во многом они, оказывается, похожи. В том, что людям не хватает смелости, что природа красивее зимой, что все беды из-за жадности, что кофе из автоматов не кофе. Но коварное время неумолимо шло вперёд, забирая секунду за секундной. У него было только одно это правило, а как распоряжаться отведёнными мгновениями — дело сугубо человеческое.
Когда совсем стемнело, Вескер проводил Эрин до дома, в котором она снимала комнату. Они не забыли назначить ещё одну встречу в ближайшее время.
Предвкушение нового шанса увидеться приятным теплом разливалось по телу. Для каждого это теперь имело свой смысл. Для Эрин — наслаждаться продолжающейся жизнью и впитывать каждый её радостный момент. Для Вескера — убеждаться, что не все кругом обезумевшие от своих пороков существа, и что он сам не очерствел настолько, чтобы перестать верить в человека, как вид и даже нечто большее.
Узнавать друг о друг всё больше и больше нового, но при этом видя своё отражение, было очень необычным опытом. Нет, не во всём они сходились во взглядах, что совершенно нормально. Разве что некоторые заявления Эрин казались Вескеру по-детски наивными и требовали корректировки, пока им не пришлось столкнуться с жестокой реальностью. Это было так странно, что выросший не в самой благоприятной среде человек сохраняет малооправданные надежды на исправление жизни в своей родине чуть ли не силой мысли. Мол, стоит появиться правильной идее, и все тут же осознают всю неправильность своего образа жизни.
Но это не мешало просто проводить время рядом, задерживая взгляд и не встречая никакого возмущения. В тайне желая, чтобы случайные соприкосновения пальцев при передаче банки с газировкой происходили чаще. Чтобы в один день дождь поскорее закончился и можно было выйти на прогулку по улице, а в другой — чтобы он подольше лил и можно было задержаться в кафе.
Вескер не заметил, когда она захватила его разум
полностью. Но, едва поймав себя на этой мысли, сообразил, что это опасно, по-настоящему опасно. Всего хорошего в меру, одержимость — тяжёлое состояние, а трезвость ума на его работе жизненно необходима. Он старался не вспоминать об Эрин на работе, тем более, что это иногда было по-своему противно. Противно смешивать в голове светлый образ и жестокую угрозу местному журналисту убийством его шестилетнего сына.
Тогда он стал полностью выкладываться на работе, безжалостно нарушая законы, писанные и неписанные. Но стоило вернуться в обычный мир, как все мысли вновь заполняла она.
Однажды он всё-таки не выдержал и поцеловал её. Ни капли не жалея и не стесняясь, потому что знал, что её реакция будет соответствующей.
— Ну-ка, вернись обратно, — проворчала она, притягивая к себе за воротник рубашки. Мягкие, сладкие губы. Всё про неё.
Эрин не думала его отпускать, пока не прочувствует момент полностью. Он так давно манил к себе, чуть ли не открытым текстом, написанным прямо в глазах, заявляя о желании наконец-то поцеловать её. И он был таким искренним, каким не говорил о себе, улыбаясь. Эрин чувствовала, что по-настоящему нужна ему.
***
Вестей от доктора не было уже очень давно. Горькие домыслы комом вставали в горле, с ними было всё сложнее и сложнее справляться, несмотря ни на что. Что они так долго проверяют? Подтверждают диагноз? Или привлекают других специалистов? Ну, не забыли же они о Мюллер, в самом деле.
Сегодня Эрин выглядела непохожей на себя. Слишком много усталости в глазах. Слишком тихий голос.
— Мой черёд поднимать тебе настроение? — не мог не подметить этого Альберт.
— Было бы очень здорово, — с грустной улыбкой отозвалась она.
— Как раз самое время, — Вескер посмотрел на часы, показывавшие семь часов вечера. — Поедем на машине.
Зажигающиеся огни города мелькали за окнами, силуэты людей проносились перед глазами. Массивы зданий стремительно сменяли друг друга, пока не закончились вовсе. Оказавшись в паре сотен метров от указателя города, они остановились на неприметном повороте, сокрытом от дороги высокими кустами.
— Где мы? — решила всё же поинтересоваться Эрин.
— В одном очень красивом месте. Пойдём, пока солнце совсем не село, — Вескер подал ей руку и повел за собой на высокий холм по старой тропинке.
Взобраться на него оказалось тяжелее, чем на первый взгляд, но с помощью Альберта Эрин достигла вершины. На ней, небольшом плоском пространстве, среди травы лежали старые, но чистые доски. Похоже на них можно было устроиться.
Оглянувшись назад, Эрин увидела Раккун-Сити почти во всём его масштабе. Отсюда город казался гораздо больше, чем он есть на самом деле. Можно было различить несколько знакомых высоких зданий и даже центральную больницу, о которой сейчас так не хотелось вспоминать.
На другой стороне света оранжевой полосой растянулся закат. Солнце на глазах всё ниже и ниже опускалась за линию горизонта, одаривая землю своими последними на сегодня лучами.
Эрин расположилась на досках, которые оказались довольно мягкими. Альберт присел сзади, обнимая её за талию и устраивая подбородок на плече.
Её волосы так и светились в этих прощальных лучах солнца. Проводя по ним ладонью, он чувствовал, как тепло звезды остаётся на коже.
— Как настроение? — прошептал на ухо.
— Уже гораздо лучше, — Эрин водила пальцами по его предплечью на своей талии и ощущала себя именно в том месте, где всегда должна быть. Но время продолжало идти и идти вперёд.
***
Вестей из больницы всё также не было. Вдобавок Альберт был сегодня совершенно отстранённым. Мало говорил, почти ни на что не реагировал. Это был плохой знак. Что-то однозначно серьёзное произошло.
И ведь так оно и было. Вчера вечером пришла наводка на одно из своих. На учёного, работавшего в Арклейской лаборатории с незапамятных времён. То ли вдруг совесть у него проснулась, то ли его подловили, но он решил встретиться сегодня с одним языкастым журналистом и поделиться самыми сочными данными.
Слежка это подтвердила. Пришлось убрать обоих. Точнее, старого коллегу пристрелить, а молодого журналиста усыпить и связаться с ребятами, что довезут его до лаборатории. Сами виноваты, ведь все, кто надо, давно знают, что переходить дорогу Амбрелле явно не стоит.
Но убийство людей всё ещё не оставляло Вескера равнодушным. Возможно, пройдёт с опытом, но сейчас он чувствовал себя паршиво. Дело даже не в самом факте лишения жизни другого человека. Дело в том, что этого можно было избежать, не сглупи старик и не вляпайся молодой газетчик, куда не надо. Наверняка больше пользы бы принесли, если бы все оставались на своих местах. Почему люди так не ценят свою жизнь?
— Ты можешь остаться сегодня со мной? — спустя долгие минуты молчания произнёс Вескер.
— Конечно.
Они добрались до его квартиры и с видом вернувшихся с войны солдат побрели на кухню. Перекусили без особого аппетита и перебрались в комнату, не найдя, чем заняться.
В первый раз они оба такие грустные и задумчивые. Но не могут сказать, в чём дело. Это было неправильно. Каждый по отдельности осознавал, что хранить эти тяжёлые тайны означало не доверять до конца. Но что, если они действительно слишком тяжёлые? Ни к чему грузить ими ещё кого-то.
Эрин совсем не находила себе места, будучи без какой-либо информации о своём диагнозе. Или нет никакого диагноза. Ничего нет: ни подтверждения, ни опровержения, ни хотя бы весточки о том, что они работают.
Вескер смотрел в одну точку и размышлял, ради чего всё затеял Спенсер. Столько денег, столько смертей, столько лжи вокруг Амбреллы — и ради чего? Точно не ради нерентабельных продаж биооружия.
Мысли перебились, стоило снова взглянуть на Мюллер. Серьёзная, даже хмурая. Ни следа от привычного задора и оптимизма. Что-то реально шло не так.
— Эй, прекращай грустить, — Альберт коснулся её щеки и провёл большим пальцем по линии губ, которые по идее должны улыбаться.
— Прекращу, если ты прекратишь, — она остановила взгляд уже на его губах, которые так и тянули к себе всё время. Наверное, пора бы наконец отбросить все осточертевшие мысли и снова с головой окунуться в реальность.
Поцелуй был мягким и неторопливым. Но этого было мало. Перехватывая инициативу, Вескер начинает сминать её губы сильнее, отчаяннее. Ладони забираются под её футболку и касаются тонкой кожи, оставляя за собой мурашки и сбивая дыхание. Эрин прижимает его сильнее, перебирая между пальцами светлые пряди волос.
Необходимо это тепло. Необходимо было сейчас уничтожить все прочие смыслы, оставив лишь желанное тепло чужого тела. Вескер стягивает с неё футболку и покрывает лёгкими поцелуями шею и ключицы. Подхватывает за бёдра на руки и несёт в спальню. Останавливается у стены, вжимая Эрин в неё спиной, и жарко выдыхает. В его взгляде отчётливо видна немая просьба о помощи. Необходимо вновь почувствовать себя достойным чего-то большего, чем приказов Амбреллы.
Эрин освобождает его от рубашки, с удовольствием подмечая слегка очерченный рельеф мышц, и жадно касается крепкого тела. Альберт наконец-то доводит их до кровати, устраиваясь сверху и не прекращая ласкать каждый изящный изгиб её тела. Её кожа такая же бледная, как его. Также разгорается жаром, как его. Тело охотно подставляется под прикосновения и поцелуи, выгибается навстречу. Из её груди всё же вырывается стон, когда его губы касаются кожи около пупка, а ладонь сжимает мягкое небольшое полушарие.
Эрин требовательно ищет руками его ремень, и они избавляются от последней одежды. Видя, как она уже сгорает от нетерпения, Альберт медленно входит, а её очередной стон приглушается в поцелуе.
Ни на что не похоже, ни с чем не сравнимо. Сжимать в объятиях самого драгоценного человека и делить с ним одно удовольствие на двоих. Эрин улыбалась сквозь прерывистое дыхание, чем заразила Вескера. Что может быть важнее, чем момент абсолютного счастья, в котором существуют только они вдвоём?
Он шептал на ухо что-то неразборчивое, а она крепче прижимала его к себе. И, когда оба уже пытались отдышаться, Эрин неожиданно рассмеялась.
— Что? Что такое? — в недоумении спросил Вескер, но тоже сквозь улыбку.
— Ничего. Просто очень хорошо.
