***
Крамм отто-Розен, Великий Император, пришедший на трон путем переворота. Свергнув своего брата, он стал править всей империей, которая подходила к закату. Империя, над которой никогда не заходит солнце… Такая Империя пала тогда, когда Крамм пришел к власти. Его правление было нацелено лишь на уничтожение нежити, жителей юго-востока, прибывших с дальнего материка. Стаббины-кэты и вовсе признали его своим королем, что было недопустимо, учитывая их неприязнь к другим расам.***
И сейчас в памяти двух детей всплывали воспоминания об играх в этом парке в летнее время, о том, как мать рассказывала им легенды о доблестных рыцарях, о том, как Генри запустил воздушного змея в этом парке вместе с братом и матерью. Но, увы, теперь ничего этого не будет… Мир меняется… Меняются и они. Грядут огромные перемены, а мир таков, какой мы знали… Уничтожен навсегда. И все-таки молчать долго нельзя. Дневная прогулка — это единственное время, когда два брата видятся вместе без каких-либо свидетелей: священников, настоятеля, охраны и прочих. Это единственное время, когда два брата могли говорить обо всем, что думают, обо всем, чего хотят, обо всем, что их волнует. Они могут делать все что угодно… Каждый день. Один час после обеда и перед началом занятий. Понимая, что времени для прогулки осталось немного (примерно пять минут, а может и меньше), Генри, поправив пальто, обернулся к Энри, сидящему, опустив голову, на скамейке, и серьезно спросил его: —Ты ведь знаешь, какие любимые мамины цветы? —Да… Знаю. Розы же… Но… Но к чему ты спрашиваешь? —мальчик робко, не понимая к чему клонит его брат, ответил и поднял голову, начав смотреть на Генри с любопытством ребенка. —Если она скоро умрет, то пусть хотя бы… счастливой? В общем, я хочу порадовать ее: собрать букет роз и подарить ей. —Но… Стой. Сейчас же зима. Нигде нет роз, даже в южном отделе рынка.—так и не понимая Генри, сказал ребенок. —А вот в Церковном саду…—парень как-то странно усмехнулся, — они есть. —Погоди. Туда же ведь нельзя нам, да и тем более брать оттуда цветы… —Да, ты прав, нельзя, но если настоятель и священники об этом не узнают, то… —Что? —Да брось, ты же понял меня. Я просто аккуратно сорву их из разных мест, чтобы не выглядело подозрительно. —Но это будет все равно странно и подозрительно. Священники поймут, откуда ты их взял. —Нет, Энри. Настоятель и священники не заходят в спальню матери. Им ведь запрещено, а вот лекарь такой человек, который просто выполняет свою работу и не интересуется ничем, кроме своей работы. Замкнутый он, необщителен с незнакомцами. —скрестив руки, парень взглянул на Энри взглядом, будто «смотри, какой я молодец». —Но разве это правильно? Разве… Разве можно просто воровать из сада? —так же робко и нерешительно произнес Энри, боясь за жизнь своего брата. — Это не воровство в чистом виде… Это просто… использование ресурсов для благой цели. —Но разве… —Черт, Энри! Хватит быть таким трусом! Ты разве не понимаешь, насколько тяжело сейчас маме? Ты разве ей не хочешь хоть как-то помочь? —Злобно крикнув на ребенка, парень достал из кармана пальто небольшие серебряные часы, посмотрев на время, а затем вновь взглянул на своего брата. —Всё, Энри. Прогулка закончилась. Пошли. —Да, Генри… пошли… Опустив опечаленно голову, парень слез со скамейки и отправился вслед за своим старшим братом внутрь замка Крайдес. Весь вечер этого дня, уже плавно переходящий в темную зимнюю ночь, Генри думал лишь о том, как можно было бы незаметно, скрытно и тихо проникнуть в Церковный сад, где тепло круглый год, где цветут множество цветов, собранных со всех уголков великой и огромной Империи, где лето круглый год. Принцу нужно попасть туда ровно в тот момент, когда священники все еще на дневной или вечерней службе, а настоятель не может идти в сад собирать травы. Он каждый сидит в своем кабинете и занимается бумагами. Но… Есть одна проблема. Когда наступает этот момент, Генри точно не знал. А вот знать могла мать, знать мог и отец, и мог знать учитель алхимии — молодой священник Виктор. Только во всех случаях есть большое «но»: мать могла забыть из-за своей болезни (в последнее время память ее подводит), отец уехал и приедет только через несколько дней, а священник мог не знать, потому что не в его полномочиях знать про расписание в саду. С каждым часом думать становилось тяжелее, мысли путались, и продумать план оказалось невозможным. Принц заснул около четырех часов ночи. Пробуждение состоялось ровно в восемь часов под звук Большого Колокола. Каждый день в восемь, а на праздники так и вовсе в семь часов. Так рано приходилось вставать из-за церковной утренней обязательной службы. Утренняя служба обязательна для всех. Дневная и вечерняя служба лишь для тех, у кого свободное время. Генри повезло тем, что в это время у него занятие алхимией на улице и в кабинете. Так не хотелось идти куда-то сейчас. Молодой принц сейчас хотел лишь поспать лишние пару часов, но никак идти в церковное помещение с противным запахом воска и различных ароматов эфирных масел, пронизывающим до мурашек песнопением церковного хора. Но если Генри туда не придет, то его могут обвинить в язычестве и повесить. Слишком суровы правила в замке Крайдес и в Империи. Поднявшись с трудом на ноги, парень подошел к окну, из которого можно было наблюдать больше заснеженное поле для тренировок рыцарей, солдат и инквизиторов. Этим беднягам жить еще хуже, чем алхимикам. Им ведь нужно просыпать часов так в пять и усердно, почти на износ, тренироваться до заката солнца. В этот момент наблюдения Генри понимал, что его статус не так уж и плох… Все бы ничего, лишь бы не занятия рыцарством. Наблюдение за тренировкой солдат было прервано неуверенным стуком в дверь. Так неуверенно стучал всегда один человек. Точно, это была недавно нанятая служанка, которая до сих пор боится как-то называть принца, смотреть на него, одевать того. Это могло быть из-за страха перед статусом принца Империи или просто из-за некой симпатии. Только бы знать причину этого. Эта робкая служанка Марта была девушкой прекрасной и бесподобной. С царской осанкой, всегда в чистой и в мягкой на ощупь одежде. Если бы не костюм служанки, то ее можно было принять за дочкой графа или же самой принцессой. Но светло-голубое платье и белый фартучек «портили» впечатление царской особы.***
Стройная, миниатюрная девочка, примерно одногодка с Генри, которому осенью только исполнилось семнадцать лет. У Марты светлые, почти пепельные, длинные, примерно до пояса, шелковистые распущенные волосы. Они так и манили принца провести рукой по ним и расчесать янтарным маминым гребнем. Но, увы, мать бы не одобрила это. Глаза же у нее были нежно-голубого, небесного цвета, которые ярко выделялись на фоне ее бледного лица. От них веяло какой-то добротой и любовью, что в последнее время не хватало парню. Любоваться этими глазами можно бесконечно, но девушка всегда прятала робко и смущенно взгляд, как-то неловко хихикнув. Легкий румянец всегда придавал ее бледному лицу некую особенность, некую изюминку, что Генри не замечал за другими девушками, но эта изюминка сильно нравилась парню. В ней было что-то родное. Она всегда держит руки, одетые в белоснежные перчатки, вместе, будто не знает, куда их можно деть или просто своеобразные правила поведения требуют этого. Но это было присуще многим, кто любил чем-то заниматься. А вот носить перчатки никто не требовал, а иногда некоторым служанкам из княжества Северного Распада Гавани заставали отрывать руки до локтей. А в Крайдесе редко служанки носили перчатки, почти никто. Но… Может, она надевала их только тогда, когда приходила к принцу? Или всегда их носила, боясь смотреть на свои руки, изуродованные тяжелой работой.***
Стук вновь повторился, но уже короче и неувереннее. Генри же выдохнул и повернулся к двери и спокойно, но громко произнес: «Входи, Марта». Дверь тихонько открылась, и внутрь скромно и несмело зашла девушка, завозив внутрь небольшой передвижной сервировочный столик. —Доброе утро… —шепотом вымолвила она. —Вы… Вы уже встали? Я… Я прошу прощения, что опоздала. Простите… —Если бы это утро было добрым… —недовольно пробурчал Генри, садясь на кровать, — брось, Марта. Ты же не виновата в этом… И… И перестань называть меня на вы, хотя бы тогда, когда мы наедине. Все-таки мы с тобой одного возраста. Девушка же, смущенно опустив голову, промямлила: «Да, хорошо…». А затем подкатила тележку к принцу, сняв баранчик с белой тарелки. —Ваш…то есть… Твой… завтрак — это черный чай, а также свежеприготовленные вареники с карамелизированными ломтиками яблока и с клубничным джемом… Приятного аппетита… —слегка поклонившись, сообщила девушка. —Спасибо, Марта. Генри по-доброму улыбнулся и приступил к завтраку. —Слушай… А как ты ночь провела? —Генри поднял взгляд, отпивая чай. —Может, что-то приснилось? —Разве вам… Тебе интересно? —нерешительно переспросила Марта, крепче сжимая свои руки. —Да, поверь. Мне действительно интересно… Я считаю тебя обычным человеком с такими же интересами, с такой жизнью, как у меня… Я не мой отец… Успокойся… —ласково произнес принц, воодушевляя девушку, что явно была наслышана о том, как Император недавно убил около пятидесяти слуг. —Я не смогла выспаться… —с неким облегчением выдохнув, призналась она. —И почему же? —с интересом спросил юноша. —Мне… Мне снился один и тот же кошмар всю ночь… Мне снилось, будто мой любимый человек умирает… Снова и снова в карете от взрыва… —дрожащим голосом говорила служанка, вытирая проступившие слезы рукой в перчатке. —Оу… Тише-тише. Это всего лишь сон, Марта… Успокойся… —сказал Генри с некой тоской в голосе, но все же так же ласково, как и до этого. —А у тебя есть возлюбленный? Кто это? —У меня его нет… А кто был во сне… Я не знаю… Я не видела лица… Оно было в тумане, но я чувствовала, что этот человек мне дорог… Что этого человека я люблю… Единственное, что я помню… Его темные волосы с прической, как у в… Тебя… Серое пальто… —сдерживая слезы, говорила тихим голосом она. —Ну… Значит, ты встретишь свою любовь… Возможно, он находится рядом с тобой… Даже в этом дворце…—парень усмехнулся, допивая чай. —Так… спасибо, Марта. —Возможно,. ты. прав… — девушка подняла взгляд и посмотрела на пустую тарелку и пустую чашку. —Спасибо? За что? Я ведь даже не готовила… —За чудесное время, проведенное с тобой… А это было лучше, чем завтрак…. О! Уже пора одеваться и идти в церковь… Как же мне не хочется… —вздохнув, сказал он и разлегся на кровати, раскинув руки в сторону. — Вот скажи… Марта, а тебе вообще нравится ходить в церковь? —Я…Я привыкла уже… И не знаю нравится мне или нет… Честно говоря, это как обязанность…—складывая посуду вместе, ответила девушка. —Ясно… —коротко сказал парень. Закончив с посудой, девушка подошла к шкафу с одеждой, открывая его. Достав оттуда красную рубашку, черные брюки, черную накидку и такие же черные туфли, Марта вновь подошла к принцу. —На улице сегодня холоднее, чем вчера. Классический костюм алхимика вряд ли согреет. Думаю, стоит одеться теплее. Разрешите… одеть… Вас… —Эх… Да-да… Сейчас… —недовольно пробурчал он, поднимаясь на ноги. Марта, положив одежду на край кровати, стала робко, смущенно снимать ночную рубашку с тела Генри, оголяя его торс. С каждой секундой краснея все сильнее и сильнее. И такое повторялось каждое утро, и каждый вечер на протяжении месяца. Надев рубашку на принца и застегнув все пуговицы, девушка перешла к брюкам, что смущало служанку не меньше. Девушке это было непротивно, просто… Ей было странно видеть Генри в таком виде и прикасаться к нему. И все-таки, спустя пару минут, это закончилось. —Вам пора идти в Церковь, чтобы занять свои места… — сказала девушка, отойдя от парня и начиная заправлять кровать. —Опять ты на вы… Но все же спасибо за завтрак… До встречи… —сказал он, поклонившись девушке и направившись к выходу из комнаты. Выйдя из комнаты, парень заметил своего брата, курсирующего рядом с дверью в комнату старшего брата. Явно, Энри ожидал Генри, чтобы с ним пойти. —Стой, Энри! —крикнул парень, подойдя к своему брату и продолжив. — Ты что… пытался сам одеться? —Да… мне… мне ведь нужно становиться самостоятельным… и… не быть трусом, как ты говорил…—отводя взгляд в страхе перед своим братом. —Это конечно хорошо, но вот… Попросить помощи у служанки надо было бы все же. Ты перепутал пуговицы и не везде заправил рубашку…—сев на корточки, парень стал юрко и быстро поправлять одежду своего брата. —ну, для первого раза нормально даже. Хм… ты выглядишь сонным. Что-то случилось? —Я не выспался, Генри… Мне снились кошмары… — со страхом в голосе сказал он, посмотрев на брата. —Хм… Всем сегодня снились кошмары…. Что тебе снилось? — поднявшись, спросил он с интересом младшего брата. —Мама… —ребенок не выдержал, и прижавшись к Генри, стал плакать. —Я не хочу, чтобы она умерла… —Тише-тише… Энри… Все будет… хорошо… —парень слегка ошарашенно приобнял Энри, продолжив. —Поверь… Она выживет… Лекарь ведь был уверен не на все сто… Так что успокойся… Все будет хорошо… —Правда? —сказал он, подняв голову. —Да… Правда… Пойдем уже… Нам пора… —Обещай! —крикнул ребенок. —Что?.. — парень удивленно переспросил его. —Ладно… Я обещаю… Энри молча кивнул и отпустил Генри, но взяв его за руку и постепенно успокаиваясь. Он, полный надеждой на спасение матери, даже улыбнулся. А вот старшему брату стало не по себе. Он-то знал, что лекарь говорил абсолютно уверенно. Он-то знал, что смерть неминуема. Он-то знал, что так или иначе соврал своему маленькому брату. И всю дорогу до церкви парень шел со странным чувством угрызения совести.