Луковое горе жнеца Уилла

Поначалу этот рассказ выглядит таинственно и даже благородно — ни дать ни взять, мистический триллер с ожившими мертвецами и тёмным колдовством. Но на самом деле речь в нём парадоксальным образом пойдёт... о луке. Или капусте. И немножко о репе, вульгарной пареной репе. Заинтриговало, да?.. А ещё — об одиночестве, забытых надеждах и чувстве вины, глупости, притяжении и недоверии, невозможности чтения мыслей, о выпасе своих и чужих тараканов, о страхе смерти... И о любви. История началась с того, что Алый жнец случайно обнаружил в Лондоне одну из "отсидок" Гробовщика — в заброшенном доме ближе к Стратфорду, в тех кварталах, где приличные дома сменялись трущобами. Временное пристанище наверняка было не единственным; Отступника искали, а он играючи уходил от слежки, мелькая изредка по всей Европе и за её пределами. Грелль подозревал, что только по городу и предместьям разбросано не меньше десятка домов, лачуг и особняков, где можно было при желании найти Легендарного. Другое дело, что разыскивали его как-то странно. Вроде бы рьяно, отряжая в поисковые отряды по четверо-пятеро жнецов. Но если копнуть, то жнецы это были не самые проворные либо не очень способные к полевой работе. Взять хотя бы увальня Квинси с его мотыгой-монстром. Пара быстрых, ловких и поистине смертоносных диспетчеров справилась бы с делом куда легче, но... ...Происходящее стало немного яснее, когда Грелля попросили задержаться в Департаменте после работы, пригласили в кабинет этажом выше и туманно, но доходчиво дали понять, что особо старательно гоняться за Гробовщиком пока не стоит. Он, конечно, отступник и преступник, действия его в мире смертных достойны всякого порицания и кара небесная обязательно настигнет дерзкого. И да разверзнутся небеса, да поглотит геенна огненная, и так далее, согласно уставу. Но специально нарываться, мистер Сатклифф, не пытайтесь под страхом строгого взыскания, даже если имели с Легендарным жнецом боевой контакт и желаете реванша. Преступник вооружён и довольно-таки опасен, берегите себя, и всего наилучшего. Поэтому когда Грелль заметил с крыши знакомую фигуру, скользнувшую в неприметную дверь, то поспешил вовсе не в Департамент. Подавив первый порыв — кинуться следом с заведенной пилой, — он тихонько обследовал все карнизы и подоконники здания, балансируя на осыпающихся кирпичах и измазавшись в штукатурке. Искомое обнаружилось в угловой комнате второго этажа; окна там так ловко задернули изнутри пёстро-серыми тяжёлыми шторами, что с улицы они ничем не отличались от прочих — пыльных и пустых. Зимние рамы были задраены наглухо, но тут Греллю повезло: никто не заметил полувыпавший кирпич над оконным проёмом. Здесь можно было попытаться подслушать, хоть и приходилось сидеть буквально на жёрдочке, как почтовому голубю. Из-за щели в стене внутри наверняка гуляли сквозняки, но дом и так не отапливался. Жнецы, даже бывшие, при необходимости обходятся без тепла, а на гостей из числа людей Гробовщику, очевидно, было наплевать. Да, именно на гостей. Наведываясь на "явку" время от времени, Грелль обнаружил, что к беглецу украдкой ходят разные тёмные личности, прибывавшие в наёмных экипажах, одни и с охраной. Они нервничали, оглядывались, старались держаться поближе к стене, все поголовно были в плащах с капюшонами, а один даже с фальшивой бородой. Мелькнула мысль проследить, что за смертные ведут дела с Легендарным, но руки так и не дошли — а точнее, деятельной натуре красноволосого показалось скучновато и противно шпионить за людишками. Внутри комнаты они быстро начинали трястись и стучать зубами от холода, а говорили обычно сдавленным полушепотом, поэтому их Грелль слышал плохо, так, неразборчивое бормотание. Гробовщик звучал отчётливее, хотя и тут не все фразы достигали ушей Алого жнеца. Октябрь выдался промозглым и ветреным, и завывания сквозняка то и дело глушили разговор. Тем вечером ветер был особенно злым; ухватившись за выступ карниза, полусидя-полузависнув в шатком равновесии у своего слухового оконца, Сатклифф потерпел пару минут и хотел было уже плюнуть на это дело, когда расхаживающий по комнате Гробовщик подошел ближе и до Грелля долетело довольно чёткое: "...эксперименты на некоторых действующих жнецах, оказавшиеся довольно успешными". Ответа очередного "человека в плаще" жнец не разобрал, но в голосе звучало удивление. "Да, — произнес Легендарный, — все они драуги, призванные мной и никем иным. Послушные, милые куклы, хоть и на ином принципе, чем позднейшие опыты с трупами". Грелль на всякий случай зажал себе рот свободной рукой и теснее приник к слуховой щели. Гость что-то переспросил, Гробовщик хмыкнул: "Причины были разные. Например, исследовательский интерес, чем не повод. Сейчас я продемонстрирую вам записи наблюдений и составленные мной лично..." — тут его голос отдалился, перекрываясь воем ветра. Некоторое время доносилось лишь бормотание и отдельное бессвязное: "...скорость угасания... разница... ненаучный подход..." Потом Гробовщик захихикал и вновь заговорил отчётливо: — Как видите, мистер Имярек, я применял разные методы воздействия, разное, так сказать, колдовство. И со временем освободил бОльшую часть подопытных... Пусть работают, смотрят бесконечно эти свои плёнки. Но некоторых отпустить не так просто, требуется выполнить граничное условие. Увы, им оно неизвестно, так что, скорее всего — прах к праху... На этом месте у Грелля почему-то нехорошо ёкнуло внутри. По затылку прокрался холодок предчувствия. Он повернулся к щели другим ухом — показалось, что так услышать получится больше, — и успел поймать часть реплики гостя: — ...будет, господин, если его не выполнить? — Вы из пустого любопытства интересуетесь или из врождённого садизма? — Гробовщик тихо хихикнул. — Но я отвечу. В манускрипте Дерби сказано: "Ночью духов призваны, ночью духов вернутся в тлен". Как я понял из текста, имеется в виду процесс мгновенного старения, гниения и распада тканей. Должно выглядеть весьма впечатляюще, и с научной точки зрения тоже. Жаль, по ряду причин я никак не смогу при этом присутствовать. Хотя прискорбно, прискорбно... Гробовщик издал странный звук, словно хотел опять захихикать, но осёкся, вздохнул. Помолчал. — Да... — наконец протянул он, — печальный финал для некоторых объектов. Право, даже жалко. Тот же Сатклифф — хороший, по слухам, диспетчер и такой изящный юноша, если здесь уместно это слово. Едва ли он догадается вовремя найти человека, который разделит с ним, цитирую, "тепло тела полную ночь до рокового часа". Право, я сам, если бы не статус беглеца и преступника... Дальше Грелль не слышал. Паникующая эго-Леди на время вытеснила из головы остальные личности, и, чтобы не заорать от ужаса, он вынужден был оттолкнуться от стены и умчаться в темноту, натыкаясь на трубы и распугивая гревшихся рядышком бродячих котов. Несколько последующих дней превратились для него в ад. Сначала Алый жнец решил наплевать на выданные инструкции и разыскать-таки Отступника, чтобы вытрясти информацию. Но зловредный Гробовщик как в воду канул, не появляясь ни в Стратфорде, ни где-либо ещё в городе. Довольно быстро Греллю удалось взять себя в руки и сообразить, что гоняться за этим бесом совершенно непродуктивно. Он плюнул и занялся сбором информации. Вопреки "пустоголовому", специально продуманному и всем в Департаменте известному образу, диспетчер Сатклифф был устроен куда сложнее, чем казался сослуживцам... Да кому бы то ни было, иногда даже себе. Он был похож на многослойный овощ — капусту или, например, лук. Ему самому больше нравилось думать о себе как о луке: "Кто его раздевает, тот слёзы проливает". Прекрасный и полезный продукт, главное не есть перед свиданием. Как и у лука, у Грелля было много слоёв, тщательно взращённых в течение долгих лет. Более того, слоёв, способных сливаться и создавать комбинации. Самые наружные, так сказать шелуха, звались эго-Леди, эго-Паяц и эго-Кокетка. Частенько они образовывали одну над-личность, ту самую, которая так удобно маскировала красноволосого на виду у всех. Он актёрствовал, устраивал клоунады и строил глазки, наблюдая и оценивая. Его же считали дураком, шутом и проституткой, но мнение окружающих Сатклиффа обычно волновало мало. Помимо личности-"луковицы", Грелль обладал хорошей памятью и живым умом, что хорошо компенсировало избыточные эмоции. К тому же была у его личности и холодно-рассудочная часть, эго-Жнец, способная удивить любого напарника на полевой работе. Впрочем, Сатклифф старался работать без напарников. Уговорив знакомого диспетчера подменить его на пару часов на полевой, Грелль смотался в аббатство Дерби, где довольно быстро разыскал список "Манускрипта о запретной и злокозненной магии" авторства некоего магистра Келли. Чертыхаясь и путаясь в хитросплетениях слога, он наконец-то нашёл нужный кусок. В этой части списка речь шла о драугах — разновидности колдовской нежити из суровых северных мифов. Автор утверждал, что "во времена странствий по Исландии слыхал о чародеях, что призывали для нужд своих драугар, мёртвых телом, дабы неотличимы они стали от живых, ходили и ели среди живых, нося одежды кровавые". Тут Грелль прервал чтение для пары кругов по потолку и стенам, продышался, взял себя в руки и снова подсел к манускрипту. "Мёртвые сии слуги, — писал маэстро Келли, — в канун Ночи духов призванные, в ту же ночь возвернутся к тлену своему, по истечении указанного чародеем срока. Но обитавшая с краю селения старая nornin поведала мне: драуг способен укрепиться в облике своём и бытии, отыщи он друга среди людей, коий не оттолкнёт и позволит согреться теплом тела рядом с собой полную ночь до рокового часа, от полуночи до первых петухов. Удалось ли единому мёртвому остаться в мире подлунном, того ведьма не знала, но рекла, что если и остался кто, то не признал бы этого, и, быть может, много их ходит промеж нас..." Дальше шли уже знакомые Сатклиффу жуткие картины возвращения "праха к праху", в них он вчитываться не стал, внутренне содрогаясь. Свой пассаж про драугов автор завершал словами: "...но правда то, выдумки, я не вызнал, а тайну творения не-мёртвых слуг унесли с собою в могилу последние исландские Старцы..." Грелль позволил эго-Нытику обняться с эго-Леди и ещё немного попаниковать. Справившись с эмоциями, он вытер лицо, вернул в тубус слегка расплывшийся пергамент и задумался. Всё предельно ясно. За оставшиеся десять дней Сатклиффу нужно найти "друга среди людей" — жнецы ведь подойдут? — и провести рядом ночь. Это же элементарно. Завалиться в бар с тем же Ноксом и пить до утра вино... Или подкатить к любому жнецу любого пола из тех, кто издали пускали слюни на Леди или Кокетку, и дать понять, что их наконец-то осенило греллевой благосклонностью. Жнецы все друг другу в каком-то смысле друзья. Приятели. Единомышленники. Это же всё синонимы! Да проще пареной репы, или как там называется этот примитивный овощ. За окнами темнело. Стрелки на больших часах показывали без четверти семь. В холле Департамента стайка сосредоточенно-весёлых стажёров развешивала украшения к вечеринке в честь Хэллоуина. Грелль споткнулся о здоровенную, еще не взрезанную тыкву, чуть не перевернул ведёрко с клеем и понял, что эго-Паяц тут ни при чём — просто внутри нарастает нешуточная паника, мешая сосредоточиться. "Я никого не нашёл. Я никого не нашёл. Я так никого и не..." На их этаже было темно, большая часть жнецов уже разошлась по домам. Пошатавшись по кабинетам и отхлебнув остывшего чая из Роновой кружки, Грелль хотел уже было сигануть из окошка на крышу: то ли охладить голову, то ли повыть с тоски на осеннюю луну — как увидел светлую полосу под дверью начальника. — У... Уилли? — бледное лицо самого проблемного сотрудника на фоне темноты коридора походило на призрака, даже алые волосы не спасали. Уильям выпрямился, потёр лоб и отложил ручку, втайне радуясь возможности разогнуть спину. — Сатклифф, вас не учили стучать? Что вы здесь забыли так поздно? Грелль просочился в кабинет, непривычно мягко прикрыв за собой дверь, процокал к столу, оценил взглядом кипу отчётов: — Опять накопилось?.. На такой вопрос оставалось только раздражённо кивнуть. Сатклифф сочувственно вздохнул, поскрёб ногтем спинку кресла. — Уилли, а можно я тут с тобой посижу? Спирс, который массировал виски, вскинул голову и попытался изобразить гневный изгиб брови, но впечатление смазал неудержимый зевок. Впрочем, Грелль уловил намёк, послушно испугался и зачастил, постукивая пальцем о палец: — Понимаешь, я мимо шел, думаю: неужели Уилли свет забыл выключить, а ты тут та-акой занятой, усталый, прямо совесть замучила, как же я домой пойду, если начальник трудится, дай хоть морально поддержу или карандаш поточить могу, кофе принести, ну пожалуйста-пожалуйста! — Стоп! — Уиллу, как всегда, пришлось повысить голос, чтобы перекрыть этот словесный понос. — Сатклифф, не мельтешите. Грелль послушно захлопнулся, продолжая балансировать на каблуках и просительно трепыхать ресницами. — Во-первых, не "Уилли", а "мистер Спирс" или "Уильям", в крайнем случае "Уилл", раз уж время нерабочее. И на "вы" пожалуйста, сколько раз повторять, спасибо. Во-вторых, компания мне не нужна, вы будете отвлекать. Кофе... кофе — это хорошо, но позже. Пока продержусь. В глазах защипало от перенапряжения, и Спирс, договаривая, снял очки и достал платок — протереть. Видно, на мыслях о кофе его голос дрогнул и смягчился, потому что надоедливое красное пятно не только не убралось, но развило в кабинете какую-то деятельность. Когда очки вернулись на место, выяснилось, что Грелль успел подтащить поближе стул для посетителей и бочком уселся — ножки в сторону, ручки на коленях, спина прямая, глаза скромно опущены. — Кхм! — начальник набрал воздуха для более строгой отповеди, и тут Алый жнец посмотрел ему прямо в глаза. — Уилли... Уилл, пожалуйста. Я действительно буду сидеть тихо. Мне... мне очень нужно. Это было что-то неожиданное и даже болезненное, такое, что Уильям Т. Спирс предпочитал считать давно забытым, надёжно погребённым под наслоением одинаковых дней. Шумный подчинённый — актриса, маньяк и шут в одном флаконе — словно превратился в мутное стекло, середину которого протёрли рукой. А там... Уилл рад был бы думать, что не видел раньше такого взгляда, но это было бы враньём. Видел. Очень много лет назад — наяву; а после — изредка во снах, которые приказывал себе забыть. Снах, даже мысли о которых он старательно гонял от себя, потому что "это было давно, не относится к работе и поэтому не считается". Так когда-то смотрел на него нахальный выпускник и отличник, задира и умница, гордец и артистическая натура — стажёр Сатклифф. "Очки очень ценны, не так ли?" — лукавый голос и лукавые искорки в глазах, а за ними острый взгляд хищника, признавшего в случайном напарнике — равного по силе. Самому себе врать бесполезно... Уильям ничего не забыл и вряд ли уже забудет. Но обнаружить Грелля, того самого Грелля, здесь и сейчас оказалось шоком. Спирс онемел и смог только кивнуть. Поправил очки, размял пальцы и подтянул к себе очередную бумажную стопку. Посмотреть ещё раз на красноволосого жнеца он не решился. Грелль не ожидал, что это будет так легко. Замер на стуле, недоверчиво поглядывая на Уилла, но тот, сжав губы в линию и сосредоточенно хмурясь, чиркал что-то на полях отчётов. Сатклифф слегка расслабился и бесшумно, плавно, по миллиметру перетёк в заранее продуманную позу. Он специально поставил стул наискось, чтобы можно было сначала сесть на уголок, на максимальную дистанцию, и передвинуться на другой угол, не сдвигая мебель. Манёвр удался. С этого расстояния едва-едва, но всё же чувствовалось тепло плеча Спирса. Грелль надеялся, что для соблюдения условия его будет достаточно. Так же плавно откинувшись на спинку, он задумался. Начальник старательно делал вид, что находится в кабинете один, не поднимая головы от бумаг. Его поведение, странная стеснённость и слишком быстрая ретирада вполне могли означать, что Уилл прекрасно помнит прошлое. Хотя это было маловероятно, но... В других обстоятельствах Грелль вцепился бы в Спирса, как клещ, и вытянул все подробности, но сейчас рисковать было нельзя. Сконфуженного человека легко разозлить. Чуть пережми — и незадачливый диспетчер покатится колобком из кабинета, хорошо, если секатором ускорение не придадут. ...А поутру расползётся гниющей лужицей прямо перед воротами Департамента под изумлёнными взглядами ранних дворников. Грелль беззвучно содрогнулся, едва не всхлипнув. "Тлен к тлену". Наверняка это будет ещё и больно. И единственный шанс на избавление от кошмара — вот этот бесчувственный кусок администратора в кресле рядом и тепло его тела, ощутимое, но недосягаемое, как и всегда. Алый жнец стиснул зубы, унял Леди и Нытика, выбросил из головы все посторонние мысли и попытался вспомнить, как люди медитируют. Как обычно, работа помогла успокоиться и обрести должный, предельно низкий градус эмоций. Уилл опомнился, когда отчёты кончились и осталась какая-то мелочь — пара служебных записок, несколько подписей и резолюция. Судя по рези под веками, непроглядной тьме за окном и бледному виду Сатклиффа, время шло к полуночи. К удивлению Спирса, красноволосый всё это время вел себя ровно так, как и обещал — идеально тихо, кажется, даже не шелохнулся. Чудеса. Поймав на себе взгляд, Грелль прищурился, вытянул ноги и с наслаждением, по-кошачьи потянулся. — Уилли? А сейчас — хочешь кофе?.. Спирс не стал его поправлять. Воистину, горбатого могила исправит, а Сатклиффа даже она не переварила. Вместо очередной отповеди Уильям просто согласился: — Да, вот теперь можно кофе. Вас не затруднит? ...И вот тут Грелль повёл себя странно. Расцвёл, вскочил, в обычной своей суетливой манере чуть не опрокинув стул и вдруг замер. — Уилли, слушай, а может, вместе пойдём? Там такая темень, о-ой, — он кокетливо поморгал и просительно прижал к груди стиснутые руки, но взгляд при этом был ненаигранно тревожный, даже испуганный. Уилл только вздохнул. Кто его разберёт, этого Сатклиффа. То прыгает ночь напролёт по крышам под луной, завывая как тысяча чертей, гоняет демонов в тёмных подворотнях — только пила вжикает. А то вдруг боится ночного коридора наизусть знакомого здания. Правильно говорят, что всех тараканов у жнеца в голове не перетравишь, обязательно выведутся новые. Работа такая. Удивляясь своей покладистости, Спирс отодвинул кресло: — Вместе так вместе. Идёмте. Буду от вас мертвецов отгонять. — А? — уже сделавший шаг вперёд Грелль вздрогнул всем телом и резко затормозил, оборачиваясь. Уильям впечатался в него, едва не сбив с ног. Красный жнец пошатнулся и охнул, пришлось ухватить его за плечи, чтобы обоим удержать равновесие. Захотелось как следует выругаться, но вместо этого Спирс просто отпустил застывшего столбом подчинённого, зачем-то отряхнул его жилет и неловко пояснил: — Шутка, Сатклифф. Извините. Пойдём, что ли, за кофе, иначе я на каждом шагу спотыкаться буду. После пары стаканчиков живительного напитка дело пошло бодрее. Вернувшись в кабинет, Спирс быстро закончил работу и потянулся за плащом. — Ну что же, сверхурочные на сегодня завершены. Вернее, уже наступило завтра, — тут начальник помрачнел, вспомнив, что "завтра" — нелюбимый им праздник с вечеринкой и всеми вытекающими. Притихший Грелль тоже накинул пальто, попытался взять Уилла под руку, получил гневный взгляд, сник и мышкой засеменил следом. На улице шёл дождь. Сильный, противный и очень холодный. Начальник и подчинённый синхронно поёжились, пожалев об отсутствии зонта. — Ну что же, — начал Уильям, повернувшись к Греллю, — спокойной но... Грелль шатнулся к нему, вцепился в воротник плаща дрожащими руками. Глаза у него мигом стали на пол-лица, брови изогнулись совсем карикатурно-жалобно: — Уилли... П-пожалуйста, Уилл, можно я с тобой? Можно сегодня к тебе? Я... у меня беда, правда-правда, всего на одну ночь, я послушный, ты же видел... я на коврике посижу или постою до утра, до петухов, ну пожалуйста! — Каких петухов? — оторопел Спирс. Такого Грелль себе раньше не позволял. Оба давно знали, что весь жеманный флирт Сатклиффа с начальством — не более чем игра на публику. В гости он никогда не напрашивался, в личную зону лез только при посторонних, за деликатные места не лапал, но и ответные "побои" получал только для вида. Если, конечно, не было серьёзных проступков. Сегодняшнее поведение Грелля не ложилось ни в какие рамки; при этом он был искренне напуган. Уилл достаточно давно знал своего коллегу и подчинённого, чтобы точно чувствовать уровень фальши в его голосе и жестах. Чертовщина какая-то. — Прошу тебя, Уилл... — Сатклифф стоял под дождём, мокрые волосы облепили лицо, губы посинели от холода, и, похоже, он начинал дрожать, — мне только эту ночь, я пальцем к тебе не притронусь, просто не хочу завтра рассыпаться. В прах... — Вот ведь. Спирсу очень хотелось развернуться и исчезнуть, но что-то удерживало. Он осторожно отцепил дрожащие пальцы от своей одежды... и потянул Грелля за собой: — Хорошо, идём ко мне, по крайней мере я живу ближе. Выпьем чаю, и вы мне все объясните, хорошо? — Д-да, — мокрая холодная рука сжимала его кисть так, что Уильям прямо чувствовал, как остаются следы от ногтей, — конечно, Уилли, мистер Спирс, я всё расскажу, всё-всё... Когда чайник зашумел, закипая, Грелль успел отогреться и осмотреться. Кухня у начальника оказалась ожидаемо небольшой и аскетичной, но при этом неожиданно уютной. Конечно, тут царили чистота и порядок, никакой пыли. Но — у плиты висела прихватка-рукавичка, плафон лучился жёлтым теплом, по бежевым обоям вилась тонкая роспись, а вощёное дерево навесных шкафов и широкий, немного вытертый подоконник создавали ощущение чего-то солнечного, деревенского, совсем из напрочь забытого детства. А может, Алому жнецу просто так казалось после тьмы и ледяного дождя. Он сидел и наслаждался теплом, водил пальцем по клетчатой скатерти, не спеша оглядывал кухню и лениво перебирал слои луковицы, выбирая эго для разговора. Уильям терпеть не может Леди, брезгует Кокеткой и презирает Нытика, про Паяца и говорить не стоит. Эго-Ярость тоже не подойдёт, оно для боевого контакта или крупной ссоры. Самый спокойный, конечно, Жнец, но он не сумеет разжалобить или что-то выпросить. Кроме того, Грелль знал за собой слабость перед своими же эмоциями: восторг, испуг или жажда крови сбивали и путали слои. Значит, придётся полагаться на импровизацию, оставаясь предельно естественным, и следить при этом, чтобы не перегнуть палку с "шелухой". Плеск воды в ванной стих. Уилл решительно вошёл в кухню, положил на стол махровое полотенце и достал из шкафчика чашки и банку с чаем. Похоже, он не только вымыл руки, но и вытер-высушил голову: волосы растрепались, несколько прядей упали на лоб и виски. Вот он повернулся, сосредоточенно отмеряя заварку, и Грелль словно увидел призрак, тень, наложение образов: сейчас строгий начальник не был похож на себя настоящего, но как никогда напоминал себя прошлого. — Уильям... — вырвалось у него. Хозяин кухни вздрогнул, обернулся. Поджал губы, поправил очки, едва не промахнувшись мимо дужки. Кивнул на полотенце: — У вас мокрая голова, Сатклифф. Рекомендую воспользоваться. Грелль не ожидал проявления заботы, растерялся, и Леди, разумеется, тут же вылезла наружу: — Ой, Уилли, как мило с твоей стороны, спасибо, дорого-ой! Спирс поморщился и отвернулся, продолжая колдовать над чаем. Грелль, тщательно растирая-вороша свою гриву, подумал, что сейчас оно даже лучшему. Такой стиль поведения пусть и нервирует Уилла, но куда меньше, чем незнакомые ему реакции. Хозяин выставил на стол сахарницу, блюдце с какими-то галетами, вручил Греллю дымящуюся чашку. — Вы — мой гость, Сатклифф, пусть абсолютно непрошенный и в неурочное время, — сам он сел напротив, облокотился о стол, отпил пару глотков, — так что мой долг обеспечить вам минимальный комфорт. И выслушать, раз я обещал. Грелль потянулся к сахарнице; горячие напитки он пил только сладкими, желательно с молоком или сливками. И сейчас не отказался бы от молока в чай, но вовремя сообразил, что просить Уилла бесполезно: тот не признавал излишеств. Утащил себе сразу четыре куска колотого сахара, нацелился было на печеньку, но передумал — они выглядели плоскими и несъедобными. Наверное, гостевые, а кто знает, сколько лет назад здесь были предыдущие гости... Грелль поболтал ложечкой в кипятке, чуть потянув время. Спирс прихлёбывал чай, стараясь держать голову прямо, и выжидательно смотрел на него. Сейчас стало отчётливо видно, как он устал. Грелль усовестился и собрался с духом. — Ты же знаешь, нас с Нокси побил тогда на корабле Легендарный, — начал он издалека, — и я решил присматривать на всякий случай, а то вдруг ещё кого побьет. На лице Спирса тут же отпечаталась досада, аж губы покривились, и Грелль замахал руками, едва не опрокинув чашку: — Молчи-молчи, знаю, нам запрещено вступать с ним в контакт, но я ведь и не вступал, только следил... — Следил, значит, — Уилл вздохнул. — Да... — Грелль стянул ещё кусочек сахара, булькнул в без того сладкий чай, — он нашёл себе лёжку в старых кварталах, а я, когда бежал мимо по делам, иногда слушал, что они там говорят. — Мимо бежал. Шпион... — еще один вздох. — Ну, да-а. Просто вдруг он там опять замышляет. И я бы сразу тебе рассказал, если бы было что-то важное, Уилли, правда-правда... Леди в своей самой мирной ипостаси, с лёгкой примесью Кокетки, вроде справлялась неплохо. Единственное, Греллю приходилось прятать глаза. Смотрел он в основном в свою чашку, надеясь, что Уилл примет это за застенчивость или напускную скромность. Говорить было тяжело; в светлой и тёплой кухне всё услышанное начало казаться бредом. Однако одну ногу Сатклифф держал стабильно вытянутой под столом, поближе к ноге Уилла. Для себя он решил, что перерывы в ощущении "тепла тела" до двух минут нарушением условий не считаются: не в сортир же с начальником проситься! Авось, пронесёт... Но всё равно было страшно. — Так, — Уиллу надоело ждать продолжения, — и? — И услышал, как он сказал, что я — драуг... — Кто?.. — О-оживший мертвец. В Исландии их колдуны призывали. Я не знаю, для чего, может, слуг себе делали, а меня вот Гробовщик призвал, просто для опытов, представляешь... Уилл покачал головой: — Это он так сказал? Вслух? — Естественно! — Грелль снова чуть не расплескал чай. — Я же сам слышал! Он сказал, мол, жаль Сатклиффа, такой способный жнец, молодой и красивый, постареет и сгниёт за пять минуточек... — Прямо так и сказал? — левая, "саркастичная" бровь начальника неумолимо ползла вверх. — Ну примерно, Уилл, не цепляйся к словам! — огрызнулся красноволосый, потянулся к сахарнице и нервно захрумкал очередным куском. — Я дословно не запомнил, а потом нашёл ту книгу, о которой Гробовщик говорил, и всё проверил. Так и написано: если условие не выполню — возьму и рассыплюсь прахом. Вот выгонишь меня, утром и рассыплюсь, так и знай! Грелль вздрогнул всем телом; сейчас он почти не играл, эмоции временно взяли верх. Носок туфли задел уиллову штанину, тот недоумённо заглянул под стол, покачал головой. — Сатклифф, это бред. Я понимаю, вы очень впечатлительны. Но поверьте, мне, как руководителю, доступно на порядок больше информации о сути и происхождении жнецов. Это вы способны понять? Грелль искоса глянул на него, кивнул. Он держал чашку обеими руками, стараясь унять дрожь в пальцах. — Отлично, — Уильям тоже зачем-то взял кусок сахара, повертел в щипцах, положил обратно. — Я не вправе разглашать её подчинённым, однако уверяю вас: мертвецы, оживлённые колдунами, не имеют к Департаменту ни малейшего отношения. Грелль, по происхождению вы самый обычный жнец, отобранный для нашей работы так же, как и остальные. Не знаю, какие корни имеет ваша эксцентричность, но Легендарный тут ни при чём. Допивайте чай, идите спокойно домой и ложитесь спать. Если хотите, я вас даже провожу, вы явно не в себе. И дайте сюда пальто, оно мокрое. Повешу его сушиться, а вам одолжу что-нибудь из своего гардероба и зонт. Грелль ссутулился на стуле. Обнял себя за плечи, длинно выдохнул. Поднял несчастные глаза. — Какой ты добрый, Уилли... Спирс тут же почувствовал себя редкой сволочью. Пусть всё рассказанное Греллем смахивало на очередную шуточку Гробовщика, сам Алый жнец явно в неё поверил. Он сидел растрёпанный, какой-то беззащитный, растерявший своё злобное ехидство. Уилл только сейчас осознал, что самая стойкая тушь должна была "поплыть" от такого дождя — а значит, Грелль не накрасился и даже не нацепил накладные ресницы. Впервые за вечер Уильям как следует вгляделся в подчинённого: на шее нет привычной ленты, на рукаве пальто брызги лондонской грязи, пара ногтей с облупившимся лаком... И это всегда блистательный, сверхтребовательный к своему внешнему виду Сатклифф?! Дрожащие руки. Дрожащие губы. Обречённая поза. — Не нужно зонта. Я так... я дойду сам. Он тяжело, как-то неуклюже поднялся, повесил полотенце на спинку стула. Прошёл несколько шагов, глядя прямо перед собой. Поравнялся с Уиллом, остановился. — У... Уилли?.. Спирс не выдержал, отвёл взгляд. Прозвучало еще несколько медленных "цок-цок" по паркету. — Уилли, я слышал, что когда жнец умирает, значит он искупил свой грех. И этому надо радоваться. Но я не уверен... Я не хочу пока... туда. Я... я люблю... люблю нашу... работу. По голосу было слышно — он находится на грани срыва. У Спирса внутри что-то натянулось до предела, тренькнуло... и сломалось. — Так. Он встал, догнал Грелля, взял за плечи и направляя, как слепого, повёл перед собой. Тот покорно шёл, пока не понял, что они идут вовсе не к выходу из квартиры. И встал как вкопанный, впервые осматривая спальню начальства. — А?.. Уилл всё-таки снял с него пальто, аккуратно расправил на спинке кресла. Сбросил пиджак, повесил в шкаф на плечики. Подумал, придвинул второе кресло вплотную к кровати. Положил на подлокотник плед. Чуть расслабил галстук. Грелль наблюдал за ним, не шевелясь. — Так, — повторил Уилл, гася верхний свет и снимая туфли, — садись сюда, укройся. Я лягу поближе и разрешаю взять меня за руку, если это необходимо. Думаю, до утра как-нибудь дотерпим. Что ты там говорил про петухов?.. Считаем, что до рассвета. Грелль моргнул и осторожно подошёл к креслу. Потрогал плед. — Извиняюсь, что не могу предложить большего, — буркнул Уилл, забираясь в кровать, — у меня, к сожалению, нет второго спального места и второго одеяла. И потушил ночник на тумбочке.