Кто ты?

Соревновательный сезон - это отсутствие возможности выдохнуть. Но после Ванкувера вдруг становится легче. Хотя до Чемпионата России всего ничего. Этери оттаивает, постепенно возвращаясь к привычному ритму жизни. Из всего мучительного с нами остаются только её кошмары. Они даже усиливаются. Я замечаю, что они приходят только в темноте. И злюсь, что сейчас зима и светлеет на улице поздно. Поэтому когда Этери снятся очередные ужасы - включаю торшер и глажу её по волосам. Так мы протягиваем до утра, и она даже спит спокойнее. А я? Я так устал за прошлый месяц, что даже при том, что все уравновесилось, все равно чувствую себя выжатым и убитым. Только Этери теперь как будто чувствует это. Она все время смотрит на меня с невыносимой нежностью и бесконечно целует - шею, запястья, щеки, лоб и, конечно, губы. Однажды я засыпаю у неё в кабинете на диване, пока она разбирает бумажки, и просыпаюсь от поцелуя. -Эй, ты что, пытаешься разбудить меня от вечного сна поцелуем любви? - шучу и нехотя открываю глаза. -Да, - Этери улыбается, но в её глазах я вижу, что ей не смешно. В них море из беспокойства, нежности, сомнений и любви. - Ты очень устал, - констатирует она и проводит кончиками пальцев по моей щетине. -Не придумывай, - я сажусь и перехватываю её руку. - Не больше, чем обычно. -Спасибо тебе, - вдруг говорит она и прячется у меня на шее. - Я бы не пережила это всё без тебя. Мы с Дишей не справились бы. -Эй, - я целую Этери в висок. Не знаю, почему она сказала то, что сказала. Но теперь в ответ я хочу произнести то, что уже давно считаю правильным и важным. - Тебе не за что меня благодарить. Мы же семья. Этери выныривает из моих объятий и вглядывается мне в глаза. А я просто смотрю на неё со всей искренностью, на которую способен. -Мы - твоя семья? - переспрашивает она. Хочу пошутить, но сдерживаюсь. Молодец. -Конечно, - выдыхаю и улыбаюсь. Потому что это правда. - Самая ненормальная семья из всех, которые я видел, но, видимо, я чем-то провинился перед вселенной, - всё-таки вставляю в конце шутку. -Дурак, - Этери смеётся, кусает моё ухо, потом целует его и шепчет, - Это ты с нами сделал. Но я счастлива. А мне больше ничего и не надо. До конца перерыва остаётся 20 минут, поэтому Этери валит меня обратно на диван, ложится сверху и урчит мне что-то на ухо. Я чувствую тепло и думаю, что ни с кем мне не было так хорошо, как с ней. А вечером выясняется, что заболела мама. Я злюсь, потому что Людмила Борисовна тот ещё персонаж - у неё примерно такое же наплевательское отношение к собственному здоровью, как и у Этери. И звонит она поэтому даже не мне, а Тутберидзе. И просто просит выходной на завтра. Этери закрывает мне рот своей ладонью, потому что я начинаю возмущаться, и мешать разговору. А сама упорно выспрашивает у Людмилы Борисовны, что случилось. И через десять минут с торжествующим, но немного взволнованным видом кладёт трубку. -Ну и что? - мычу Этери в ладонь, и она смеётся, открывая мне рот. - Ну и что? -Людмила Борисовна заболела. Говорит, простудилась где-то. У неё высокая температура, - Этери лезет в аптечку и выгребает оттуда всё, что может пригодиться человеку при простуде. - Ты сегодня поедешь домой. Я понимаю, что возражать не имеет смысла. Да и не знаю, хочу ли возражать. Мама всегда болеет редко, но метко. Как сейчас, за полторы недели до Чемпионата России. Но Этери всё ещё плохо спит по ночам, и это тоже меня волнует. -Держи, - она вкладывает мне в руки охапку баночек и таблеток. - Марш в машину и домой. -Но Этери, - все-таки пытаюсь возразить. - Ты без машины. Давай я отвезу тебя, а потом поеду. -Если ты отвезёшь меня, то тебя потом метлой не выгонишь, - она улыбается и обнимает себя руками. - А мне важно, чтобы с Людмилой Борисовной все было в порядке. Поживёшь у себя, пока ей не станет лучше. Видимо, у меня на лице отражается какая-то нечеловеческая тоска, потому что Этери звонко смеётся. -Дань, всё хорошо, - она идёт к вешалке и накидывает на плечи пальто. - Я сейчас вызову такси и поеду к Дише. Мы приготовим ужин, поедим и я лягу спать. А утром сяду в свою машину и поеду на работу. -Ты плохо спишь, - сокрушаюсь, распихивая лекарства по карманам. -Я справлюсь, правда, - Этери заглядывает мне в глаза, берет за руку и тащит через длинный коридор на улицу. А я ей верю. Она справится, но всё относительно. Справиться можно разными способами - начать глотать снотворные или совсем не спать, ведь так? Но Этери тоже права - маме нужна помощь, учитывая её "любовь" к болезням. И Этери об этом знает. Я сажусь и завожу машину, давая ей возможность прогреться. А ещё опускаю окно, потому что за ним стоит Этери и вызывает себе такси. И вдруг происходит то, чего я хотел бы меньше всего на свете. -Труженики, вы ещё здесь? - гремит на парковке голос Аксёнова, и Эдуард подходит к своей машине. -Уже нет, - Этери пожимает плечами и продолжает копаться в телефоне. - Сейчас дождусь такси и мы испаримся. -А что, Даниил Маркович больше не работает твоим личным водителем? - Эд спрашивает с доброй улыбкой, но я ему почему-то не верю. Сижу и сжимаю руль так, что белеют костяшки пальцев. -Эд, - Этери резко оборачивается и буквально сверлит в нем дыру взглядом. -Да я просто пошутил, - Аксенов пожимает плечами и делает шаг назад в знак извинения. Этери смотрит на экран своего телефона и разочарованно выдыхает. Аксенов соображает быстрее меня и тут же добавляет, - Слушай, если нет такси, давай я тебя довезу. Мне по пути. Охуеть. По пути ему. Я чувствую, как стучит в висках, когда Этери с сомнением поворачивается сначала к Эду, потом ко мне, а потом ещё раз смотрит на экран. И тут она произносит то, что выбивает воздух у меня из легких: -Ладно. Я не дышу и не смотрю на неё, сосредотачиваясь на том, чтобы не размолотить все вокруг. Сам не знаю, почему, но Эдуард внушает мне какое-то недоверие. И так было всегда. И будет. И есть сейчас. -Дань, - Этери наклоняется и проводит пальцами мне по шее. Она прекрасно знает, что этот её жест действует на меня гипнотически и я всегда успокаиваюсь. Но сейчас не срабатывает. И я только хочу закрыть окно и надавить на газ. Наверное, это усталость. -Дань, посмотри на меня, - шепчет Этери. Я поворачиваюсь к ней и понимаю, что перетопил. В её глазах спокойствие и нежность, но всё равно. Кому нужна эта недобитая сцена ревности? Выдыхай, Даня. - Он просто подвезёт меня. Потому что такси действительно нет. Ты мне веришь? -Что за вопрос? - удивляюсь, хотя понимаю, что моя ревность прежде всего должна была её оскорбить. - Просто Аксенов не внушает мне доверия, - сдаюсь и прижимаю руку Этери к своей щеке. -Я знаю, - она улыбается, а потом наклоняется и целует меня. - Я тебя люблю. -А я тебя, - успеваю выдохнуть до того, как Аксёнов кричит, что можно ехать. И выезжаю с парковки первым, чтобы не видеть, как Эд увозит Этери. Приезжаю домой и ругаюсь с мамой, которая не хочет пить лекарства. И на конфетку, как Этери, не ведётся. Приходится обещать ей все подряд, что приходит в голову. Главное потом с этим расплатиться. Когда мама засыпает, звоню Этери. Её голос в телефоне кажется мне каким-то странным. Она говорит, что просто очень устала. Но это не усталость. В каждом её слове я отчетливо слышу что-то, чему пока не могу дать названия. Но это не усталость. Только вот я настолько вымотался, что не могу с этим разбираться сейчас. Поэтому я прошу Этери звонить мне, если появятся кошмары, и мы прощаемся. Я заползаю в свою кровать, в которой не спал уже черт знает сколько, и вырубаюсь. Утром первым делом тянусь к телефону на тумбочке - ни одного пропущенного звонка. Значит ли это, что Этери спала спокойно? Или она просто решила мне не звонить? Потягиваюсь, встаю с кровати и иду к маме в комнату, по дороге набирая сообщение: "Доброе утро, солнце" Ответ приходит только через полчаса, к началу тренировок в Хрустальном: "Где мои медведи?" Я улыбаюсь, представляя себе Этери, которая не может найти свои конфеты. И пишу ей, что годовой запас мармелада в верхнем ящике её рабочего стола. И мы живём как-то так. Я лечу маму и не езжу на тренировки, а Этери работает в два раза больше и всё время спрашивает, как здоровье у Людмилы Борисовны. Мы с Этери переписываемся, но не много. И созваниваемся тоже относительно не часто. И это не напрягает меня, потому что мы семья. Я наконец могу немного выдохнуть, а Этери получила возможность работать так, как она всегда любила - нон-стопом. Потому что 24-часовой рабочий день полетел ко всем чертям с моим появлением в её жизни. В принципе, меня ничего не напрягает. Пока я не звоню ей как-то вечером, когда маме уже значительно лучше, и не слышу в трубке вместе с голосом Этери ещё и голос Эдуарда. -Все в порядке? - спрашиваю я и смотрю на часы. Десять вечера. Они ещё в Хрустальном. -Да, мы работаем, - твёрдо выдыхает Этери. И мне очень хочется верить, что это просто работа. - Я потом перезвоню, - уже чуть мягче добавляет она. И кладёт трубку. И не перезванивает. Ни вечером, ни утром. А я сижу дома и злюсь. Завтра последние тренировки перед отъездом на Чемпионат России. Завтра мне наконец можно будет выйти на работу, потому что маме лучше. И завтра я постараюсь расставить все точки. Но точки не расставляются. Этери утром целует меня в щеку, а потом мы работаем без перерывов, как сумасшедшие. К вечеру выматываемся настолько, что говорить нет уже ни сил, ни желания. Поэтому мы прощаемся у машин и разъезжаемся. О'кей. А утром я замечаю, как хищно и вожделенно Эд смотрит на Этери, копошащуюся в сумке в поисках паспорта. И чувствую, как к горлу подкатывает злость. Но всё же сдерживаюсь, потому что для выяснения отношений не время и не место. Всю дорогу до Саранска Этери спит. И судя по её спокойному лицу - спит без кошмаров. Поэтому я немного успокаиваюсь. А в Саранске я уже оказываюсь в своём личном аду. Среди непонимания и недосказанности. Когда каждый вечер Этери закрывает дверь своего номера передо мной, списывая все на усталость или необходимость поработать. Когда к ней в номер мимо меня проходит Эд, я вижу, как неловко и нервно Этери опускает взгляд, чтобы не встречаться со мной глазами. Я чувствую, как меня разбирают изнутри. Как хренов конструктор Лего - по одной детальке каждым несказанным словом и неправдивым жестом. На камерах я улыбаюсь и искренне радуюсь, что наши юниорки лучше всех. Только из этой радости тоже что-то вытащили. Потому что каждый вечер я прихожу к себе в номер, падаю на кровать и умираю. Или надеюсь, что умру. К тому моменту, как нам нужно ехать домой, я чувствую себя уже одним большим "ничто". Как будто вместо меня огромная дырка. В сторону которой Этери даже не смотрит. Но упорно продолжает повторять, что у неё работа. И ходит вечно рядом с Эдом, ага. Поэтому в поезд, который должен отвезти нас в Москву, я беру с собой бутылку вина. Когда все рассаживаются и мы отъезжаем от платформы, я откупориваю бутылку и делаю несколько глотков. Потом прячу её под стол, и, стараясь не задеть Дудакова, выхожу из купе. Мне вдруг кажется, что я себе все придумал и вёл себя как идиот. Этери ведь действительно могла устать и должна была работать. А я тут ударился в драму, дурак. Так что я иду к ней в купе, чтобы извиниться и сказать, что на самом деле я её просто очень люблю. И мне было хреново без неё. -Этери, можно? - спрашиваю, открывая дверь. Она молча кивает и кусает губу. -Я хотел извиниться, - продолжаю, - за то, что вёл себя как идиот. -Всё нормально, Дань, - твёрдо произносит она. -Этери, что происходит? - не унимаюсь, стоя в дверях, потому что не вижу на её лице ни одной эмоции. -Ничего, - она пожимает плечами и спокойно прислоняется спиной к стенке. -Настолько ничего, - выпаливаю и понимаю, что зря, - что мне кажется, что мы больше не вместе. И тут Этери наконец поднимает на меня непроницаемый взгляд. -Тебе не кажется, - кивает она. И я охереваю. Меня оглушают её слова, становится трудно дышать и держать равновесие. -Ты шутишь, да? - выдыхаю и тяжело сглатываю. -Прости, Дань, - Этери опускает взгляд и пожимает плечами. И мне очень хочется отнести это "прости" к шутке, или к её поведению в последнюю неделю, но только не к расставанию. Только вот она предельно сосредоточена и уверена. -Ты серьёзно? - хватаюсь за стенки купе, чтобы не упасть. И Этери опять кивает. - Это из-за Аксёнова? Это из-за него? У меня внутри уже истерика. Не знаю, может снаружи тоже. Но когда Этери произносит своё уничтожающее "да", я глубоко вдыхаю, захлопываю дверь в её купе и несусь по коридору, как сумасшедший. Мне нужен воздух. -Дань, ты что? - Дудаков пытается схватить меня за руку. Он видел, как я хлопнул дверью. -Отвали, - я отталкиваю его. -Дань, ну подожди, - кричит Серёжа, а я злюсь, что он никак не успокоится. -Иди на хер! - выкрикиваю, и выбегаю в тамбур. Шагаю в пространство между двумя вагонами. Я в футболке. На улице декабрь. Свистит ветер. Но мне не холодно. Я опускаюсь на железный пол и прижимаю колени к груди. Во мне эхом звучит каждое "Я люблю тебя", сказанное Этери. Её смех. Её вопросы про мармелад. И всё, чего я хочу - выкинуть это из головы. Поэтому закрываю глаза и вспоминаю, как в Корее слушал её ночные крики, когда она была в руках Эда. И представляю, что всё то же самое было сейчас, на Чемпионате России. Просто я был слишком увлечен своей пустотой, чтобы это заметить. А теперь во мне нет ничего. Чувствую, как моё тело сковывает холод и пробирает дрожь. Но я никуда не пойду. Я не хочу никуда идти. Буду сидеть здесь до утра, или пока не сдохну. Кто-то открывает дверь, желая пройти в соседний вагон, но, видимо, передумывает. Потому что дверь тут же захлопывается. Хорошо. Потому что я бы все равно не захотел вставать. А через пару минут дверь опять открывается. Я это слышу и чувствую, но не вижу. Потому что у меня закрыты глаза. -Даниил Маркович, накройтесь хотя бы, - слышу откуда-то голос Медведевой и чувствую, как меня накрывает что-то мягкое и тёплое. Открываю глаза. -Какого черта ты здесь делаешь? - спрашиваю грубо, но не резко. На резко сил не хватает. -Да ладно, - Женя присаживается и плотнее укутывает меня в плед. - Мне плевать, почему Вы здесь в таком виде. Но я знала только одного человека, который способен довести окружающих до крайней точки исступления и безысходности. И, поверьте, этот человек не стоит того, чтобы из-за него подыхать. А потом Женя поднимается и уходит. Я понимаю, что она говорила об Этери. Но ни одна мысль больше не способна задержаться в моей голове. Поэтому я закрываю глаза. И отключаюсь. Всё.