Victime de ma victoire

«Когда умрёшь, не почувствуешь вес могильного камня, который ляжет тебе на грудь, а пока жив — что-то постоянно будет сдавливать тебе легкие, не давая возможности вдохнуть жизнь глубоко» А должен ли я чувствовать что-то? Люди говорят, такое случается, когда теряешь близкого друга. Чем старше становишься, тем больше знакомых имён дополняют интерьеры кладбищ. Находишь утешение в том, что можешь облачиться в чёрное и промокнуть глаза на не-своей панихиде. Впрочем, были ли мы когда-либо близкими друзьями? Нет. А кем тогда? Коллегами, знакомыми, конкурентами. Конечно, такими нас запомнит история. Кем угодно, кроме любовников. Ты говорил, что любовь слишком сильное чувство. Присущее только очень молодым и наивным, либо старикам, чьи клетки уже поддались влиянию ностальгии, либо писателям. Ведь только писатели, ты сказал, так неумело совмещают в себе смелость юношеского незнания и силу старческих сомнений. «А между нами…» — я не закончил вопрос, осознав всю его неуместность, правда, слишком поздно. «Между нами работа и интерес». Интерес. Ты назвал это так. Мог ли я желать другого слова, после того, как обходился с тобой все эти годы? Я должен быть благодарен за твою добрую волю — приходить в твою квартиру вечерами четверга и наблюдать за лицом, которое не щадил ни возраст, ни карьера политика. И всё же, интерес и работа. Твоё заключение летом 1918 было неприятной частью нашей работы, а то, как ты, с отросшими волосами и яростью в глазах, почти что впечатал меня в стену, затыкая меня грубыми поцелуями так, что моё «Прости, я ничего не мог сделать» оставалось на твоих губах, — это было твоим интересом. Ведь так? Мой отъезд побег, отречение от всего, связанного с тобой, с революцией, с державой, — это тоже работа, но каждое последующее письмо, отправленное или нет, на каждом конверте значится твоё имя, — уже мой интерес. Умолять тебя приехать, на день, насовсем, срисовывать милые сердцу картины на бумаге, представлялось таким романтичным. Будто чернила, потраченные на извинения, заставят тебя отступиться. Я вновь слышу, как люди шепчут за спиной, что время тебя отпустить. Сменить чёрные одеяния. Но ведь тебя никогда не волновало, о чем шепчут люди. Теперь и меня не волнует. Смотрю на ещё свежий могильный камень, знание, что нас отделяют лишь несколько метров земли под моими ногами, заставляет вздрогнуть. Ничто больше не сдавливает твои лёгкие, ведь пули прошли навылет. Как долго мне осталось здесь, над тобой? Мне уготована участь: прожить длинную жизнь в размышлениях о несказанном. Я смеюсь, потому что жизнь несправедлива. Потому что оставляет в живых трусов, которые занимают место, по праву уготованное сильным. Никогда больше не услышать, как чужие руки грациозно творят музыку на черно-белых клавишах. Никогда больше не целовать костяшки пальцев в порочном порыве нежных чувств.